Этикет & шпионаж (ЛП) - Кэрриджер Гейл. Страница 43
— В наше décolletage, — пропели хором все.
Директриса лучезарно улыбнулась, тряхнула рыжими кудряшками и выпятила собственное обширное décolletage как образец.
— Она — то может спрятать в своем декольте целую мануфактуру, — прошептала Софрония Димити.
Димити зажала рот, чтобы не рассмеяться.
— Ну — ка, покажите, леди! — продолжила директриса.
Девочки послушно полезли за корсаж и достали квадраты тонкого муслина. Поскольку большинству из них исполнилось тринадцать или четырнадцать лет, лишь у нескольких имелось подобие ложбинки, чтобы выудить платок, кроме разве что Моник. Шиак была настоящей жердью. Софрония считала, что с этим у нее дела не так плохи. Приши, как водится, имела совершенную грудь. Димити говорила, что скорей всего Приши, как младшая, просто — напросто подкладывает под корсаж.
— Сама знаешь, подушечки с розмарином.
Себя же Димити называла «жалким недоростком».
Казалось, у Шиак возникли трудности с исполнением приказания мадемуазель Жеральдин.
— Леди Царьветр, где ваш платок?
— Да чертов платок. Я ж его положила. Кажется, он соскользнул вниз и застрял в корсете.
Мадемуазель Жеральдин принялась обмахиваться веером.
— Леди Царьветр, не надо посвящать нас в такие подобности. Воспитанные леди о таких вещах не упоминают.
— Что? А что я такого сказала? — искренне удивилась Шиак.
— Корсет, — прошипела ей Софрония.
— Мисс Тряпочертик! И вы туда же.
— Прошу прощения, госпожа директриса.
И Софрония присела в почти совершенном реверансе. Чем, кажется, смягчила мадемуазель Жеральдин.
— У нее не хватает в груди, госпожа директриса, — вмешалась Моник.
— Потише, мисс Лужайкуз. Мы не обсуждаем внешность леди принародно. Леди Царьветр, дорогая, вы уложили платок до шнурования или после сегодня утром?
— До, иначе я бы потом забыла, — честно и прямо ответила Шиак.
— Надо было уложить после. Тогда он бы не исчез. Мисс Тряпочертик, одолжите мисс Рохлямох запасной платок, пожалуйста. Тогда у нее хоть что — то будет. Итак, леди, на чем я остановилась? Ах, да, кадриль.
Агата заняла место рядом с Шиак и Димити. Софрония выступила, чтобы стать с Агатой в пару и протянула ей платок. Агата засунула его за корсаж, пробормотав «спасибо».
— Леди, начинаем с первой фигуры Le Pantalon. И раз, два, три, четыре. Шаг вперед, приветствуем партнера — нет, мисс Чмок, помните, вы выступаете за джентльмена. Поклон.
Директриса встала четвертой к Моник, Приши и швабре, обряженной в шляпу. Это затруднило ученицам передачу записок незаметно от мисс Жеральдин. Швабра, разумеется, в этом деле была совершенно бесполезной.
— Что случилось, Агата? Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила Софрония, когда появилась возможность в танце поговорить.
— Тебя не касается.
— Дай угадаю. Моник? — По ходу разговора Софрония передала Димити сложенный листочек бумаги. Бумага была пустая: они просто набивали руку.
— Я увидела, — предупредила Шиак.
— Возможно, во время L’été удобнее передавать? — прошептала Димити.
— Она злая, — ответила на вопрос Софронии Агата.
— Что она сказала?
— Ничего важного. — Агата покраснела. — Для тебя, во всяком случае.
Каким тоном она сказала, навело на мысль, что Софронию каким — то образом это касалось.
Они перешли от Le Pantalon к L’été. Как и предположила Димити, записки стало легче передавать, но Агата свои постоянно роняла. Когда это случалось, всем танцорам приходилось останавливаться, пока она заглядывала под подол и выискивала на полу кусочек бумаги. Это решительно нельзя было признать скрытым действием. Всем пришлось притворяться, что она зашнуровывает башмаки.
К концу часа мадемуазель Жеральдин захлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание.
— Это было приемлемо, леди, но лишь приемлемо. Вам предстоит отрабатывать две первые фигуры по десять раз за вечер. На следующем уроке мы перейдем к La Poule, посему я жду, что вы запомнили Le Pantalon.
— Как считаешь, — обратилась Софрония к Димити, когда они покидали классную комнату, — она слышит, что сама говорит «дваждый»?
Димити подняла бровь.
— Софрония, почему ты думаешь, что мадемуазель Жеральдин не настоящая француженка? Возмутительное предположение.
— Более возмутительное, что леди Линетт леди? — спросила Софрония.
— О, хватит, ты не можешь быть уверена, что она не леди. В конце концов, вон Шиак чистокровная леди, а никто бы не догадался.
— Ох, ну спасибо тебе большое, — язвительно откликнулась шествовавшая позади них Шиак.
Димити тряхнула кудрявой головой и оглянулась с нахальной усмешкой через плечо на Шиак.
— О, не притворяйся обиженной. Я тебя вижу насквозь. Небось ты это принимаешь за комплимент. Ты ведь на самом деле не хочешь быть леди. В этом — то твое несчастье.
Шиак пробормотала что — то насчет того, что кто бы захотел стать леди, когда она могла бы быть оборотнем, и все вежливо сделали вид, что не слышат. Сама мысль казалась откровенно нелепой. Всем известно, что девочки не могут быть вервольфами.
Именно Димити выяснила, что же произошло с Агатой. Может, Димити и не преуспела в поисках прототипов или в господстве над миром, или в пирожных для чая, но она всегда держала ухо востро по части слухов.
— Ты слышала, что Моник загнала в угол Агату в коридоре сегодня днем? Моник заявила, что удивляется, как такую плебейку, как Агата, близко подпустили к школе совершенства. И еще, что Агату, наверно, не примут обратно после зимних каникул, даже если она происходит из длинной плеяды шпионов. И сказала, что ты займешь ее место, на худой конец.
— О, боже, неудивительно, что Агата злится на меня. Это же ведь неправда?
В нормальных школах совершенства отношение таково: чем больше учениц, тем лучше, но их школа отличалась.
«Скорее всего, на воздушном судне приходится вводить ограничения».
Димити прикусила нижнюю губу.
— Все возможно. Не то, что ты займешь ее место, а то, что она не сможет дальше учиться. Не имею в виду ничего плохого, но она и в самом деле не очень успевает. Она могла бы прийтись бы ко двору в обычной школе совершенства, но даже тогда… То есть ты ведь ее видела? Дело не столько в ее фигуре, сколько в недостатке самоуверенности. — Димити сочувственно тряхнула кудрями. — Хотя бы осанка у нее улучшилась…
Они услышала, как кто — то тихо ахнул, и увидели в дверях круглое удрученное лицо Агаты прежде, чем та отпрянула.
— Я думала, ты закрыла дверь! — ужаснувшись, упрекнула Софронию Димити.
— Я тоже так думала. Возможно, она не так уж не преуспела в шпионаже, как ты считаешь.
Димити явно огорчилась. У нее имелось много недостатков, но никто не назвал бы ее черствой.
— Как, по — твоему, мне стоит пойти за ней?
— Наверно, нам обеим стоит, — вздохнула Софрония.
Они постучались в соседнюю дверь. Им открыла Шиак, нацепив кислое выражение.
«Ну, более кислое, чем обычно».
— Она не хочет с вами говорить.
— Мы пришли извиниться, — с надеждой посмотрела Димити.
— Поздновато для извинений.
Шиак скрестила руки на костлявой груди и уставилась на них.
— О, не вставай в позу, Шиак Мак — Руль. Мы знаем, что ты не такая вредная, как хочешь казаться.
Софрония отодвинула Шиак и вошла в комнату. За ней последовала Димити, плотно закрыв за собой дверь.
Спальня Агаты и Шиак была устроена так же, как у Софронии с Димити. То есть в комнатке стояли две кровати, два платяных шкафа, туалетный столик с раковиной и все. Но здесь не чувствовалась рука Димити, что в их спальне включало ярко раскрашенные шарфы везде, где только можно, и приколотые к ним блестящие стеклянные броши. Софрония отнюдь не возражала, хотя и думала, что это придавало их спальне вид будуара какой — нибудь оперной дивы.
Димити подошла к кровати, где скрючившись и уткнувшись лицом в подушку лежала Агата.
— Прости, Агата, мне не следовало так говорить.