В капкане у зверя (СИ) - Моран Маша. Страница 87

Гулкий раскат грома прокатился над Крельском. И в тот же момент с неба хлынул тяжелый поток воды. Время остановилось. Сверкающие хрустальные капли замерли над головой, а все, кто находился возле дома, застыли. Из леса выходили шаманки. Давно умершие, забытые. Сейчас они были лишь бледной прозрачной дымкой, туманом. Но в этом тумане Аня различала каждый женский силуэт. Прекрасная длинноволосая девушка в алом одеянии шагнула к Ане и ободряюще взяла ее за руку. Та самая, что помогла зажечь чаши. Снежана оскалилась не хуже волка. Она смотрела на Аню, явно не замечая силуэтов вокруг нее.

— Значит, у этой жалкой стайки появилась шаманка? — Ее голос сочился ядом и ненавистью. — Ведающая тайны мертвых? — Она нарочито громко расхохоталась. — Такая же жалкая, как и они.

Прозрачные пальцы сильнее сжали Анину ладонь, тихий ласковый голосок зашептал на ухо.

— Ты знаешь, как защитить свою стаю и своего мужчину… Мы будем рядом…

Аня повернулась к ней и покачала головой, боясь признаться вслух, что понятия не имеет что и как делать. Но красавица улыбнулась:

— Ты умела и до встречи с нами… До приезда сюда… Ты всегда это умела… Всегда была одной из нас…

Капли нависли ниже, сокращая отмеренное шаманками время. Аня силилась понять, но не могла. А голос Снежаны, бубнящей какие-то заговоры, стал громче.

Мертвая шаманка улыбнулась, перевернула Анину ладонь и коснулась пальцем тыльной стороны. От ее прикосновения по коже во все стороны разлились разноцветные ручейки красок. Густая маслянистая жидкость побежала по запястью, вверх до локтя, по предплечью и на шею. Аня чувствовала горячую пульсацию красок. Словно ласки Давида, которые невозможно забыть. Шаманка наклонилась к Аниному уху и быстро зашептала:

— Ты же художница… И всегда ею была… Вот и рисуй…

Дымка начала развеиваться. Шаманки уходили, оставляя Аню в одиночестве. Но словно в опровержение этих мыслей, она вдруг услышала автоматную очередь, мужские крики и голос Давида, отдававшийся эхом в голове. «Хоть бы ты жила… Выживи для меня…» Аня испуганно обернулась. Но вокруг по-прежнему все стояли неподвижно. Будто живые скульптуры. Только Снежана продолжала шептать. Она криво ухмыльнулась:

— Ждешь кого-то? Никто не придет. И он тоже…

А он и не должен приходить. Она все это делала именно для того, чтобы он остался в живых, как можно дальше отсюда. Вытянув измазанную в краске руку вперед, Аня представила, что берет кисть, что мир вокруг — натянутый на раму холст, а Снежана… Снежана ее модель. Та, кого Аня нарисует, поместив в сказочный и пугающий мир. Аня представила темный лес. Высокие прямые стволы деревьев, упирающиеся кронами в небо, сырую влажную землю, изрытую насекомыми. И одинокую Снежану, бредущую в сумраке. Ни тропы, ни проводника, ничего… Снежана на ее воображаемой картине обязательно заблудится среди деревьев-близнецов. Она будет в страхе плутать, пытаясь найти путь. На ее лицо будет липнуть паутина, а в волосах запутаются пауки. Стрекотание жуков будет оглушать ее в давящей тишине смертоносного леса. Черви будут заползать в обувь. А из темноты за ней будут следить желтые круглые глаза-луны. Снежана на картине будет слышать их хриплое дыхание и видеть блеск длинных зубов. И она будет знать, что за ней наблюдают те самые первые, первобытные волки, которые еще не могла обращаться в людей. Которые были страшны и огромны, и одержимы жаждой крови, жаждой убийства людей, попавших на их территорию. И Снежана с Аниной картины будет прекрасно понимать, что ей не убежать. Что ей просто некуда бежать. Что волки лишь играют с ней, выжидая, забавляясь ее страхом, наслаждаясь тем, как он перерастает в ужас. Она будет понимать, что они раздерут ее на части, входя в исступление, слушая ее предсмертные крики, пьянея от ее агонии. И от этого их клыки будут еще сильнее вгрызаться в ее плоть, рвать, терзать…

Аня в мельчайших подробностях представила свою картину. Каждый штрих, каждый мазок, оттенок краски. Выражение ужаса на лице Снежаны. Капающую из волчьей пасти слюну…

Настоящая Снежана вдруг замолчала. Она застыла, как и все вокруг, глядя куда-то в пустоту, а потом неожиданно начала размахивать руками, словно ослепла. Она терла глаза и неуклюже дергалась. Ноги заплетались друг о друга. Аня отшатнулась, когда Снежана, вытянув руки вперед, двинулась к ней. Шаманка Богдана бешено вертела головой и тихо рычала, совсем, как зверь.

— Что… Что ты со мной сделала, дрянь?! Где ты?.. Я тебя все равно найду!.. Тебе не спрятаться, трусливая сука…

А потом она упала на землю, как будто кто-то невидимый прыгнул сверху и сшиб ее с ног. Снежана истошно завопила, и в этот момент все пришло в движение. Дождь обрушился на головы, вооруженные захватчики начали озираться по сторонам. Богдан с Денисом непонимающе переглянулись. Снежана каталась по земле, кричала, срывая голос, и пыталась ползти. Ее пальцы взрывали землю, тело дергалось в страшных конвульсиях. Она молила, чтобы ее отпустили. Богдан бросился к своей шаманке, не замечая никого вокруг. Аня же подбежала к Свете, которая сидела на земле и, тяжело дыша, держалась за живот. Она дрожала то ли от холодного дождя, то ли от боли. Аня опустилась на колени рядом с ней:

— Все будет хорошо. Потерпи чуть-чуть, слышишь?

Света всхлипнула. В ее глазах не отражалось ничего.

— Они убили Андрея…

Аня замотала головой.

— Нет, конечно же, нет… Он живой… Просто без сознания.

Ее голос предательски дрожал, срываясь на плач. Ложь была так очевидна, что противно стало от самой себя. Но Света почему-то ей поверила. Ее глаза зажглись надеждой, а на щеках выступил румянец.

— Правда?

— Конечно, правда… Рана не серьезная… Он скоро придет в себя. Моя бабушка ведь была врачом. Я в этом разбираюсь.

Света согласно закивала, но вдруг перевела испуганный взгляд за Анину спину. Аня обернулась. Богдан впился в ее плечо и дернул вверх, ставя на ноги:

— Что ты с ней сделала, сука? А?

— Я нашел их в доме шаманки… — Денис возник рядом, задумчиво осматривая Аню. — Может она…

Аня не дала ему договорить. Она громко рассмеялась. Смех рвался наружу из самой глубины ее тела, и его невозможно было сдержать. Она снова видела кино. Немое черно-белое кино. Кадры двух никчемных жизней, прожитых и растраченных впустую.

— Чего ты ржешь, тварь?! — Денис снова дернул ее за волосы, брызжа слюной в лицо.

Аня рассмеялась еще громче:

— Ты никогда не станешь таким, как он… Никогда… Все твои женщины всегда будут хотеть его… Даже твоя мать ставила его тебе в пример… Ты не такой красивый, как он… Не такой богатый… Не такой успешный… И ты вечно будешь проклинать тот день, когда понял, что слабее его… — Смех перерос в истерику, а голос превратился в крик. — Ты так долго думал, что самый сильный… Верно?

Аня улыбнулась улыбкой умалишенного. Видения сменяли друг друга со скоростью света. Но она все равно успевала улавливать суть.

— А оказалось, что это лишь подачка от него… Он позволял тебе думать, что ты сильный… А на деле… Права была Кристина… Ты — кровавая размазня.

Денис открыл пасть и с леденящим кровь рыком бросился на Аню. Богдан ловко перехватил его.

— Угомонись, идиот!

Рядом уже стояла охрана. Дениса схватили в охапку и оттащили в сторону. Богдан снова повернулся к Ане. В ее руку впились острые когти.

— Значит, шаманка? — Он осмотрел Аню с головы до ног. — И суженая… Я думал, у него есть вкус. А он подобрал оборванку…

Боль и страх притупились. Аня смотрела Богдану в глаза, не отворачиваясь. Черно-белый фильм Дениса сменился. И теперь она смотрела другое кино.

— Не тебе, смешавшему дочь с грязью, так называть меня… — Мускул на лице Богдана едва заметно дернулся. — Давид никогда не станет твоим сыном… И мужем Лены не станет… Тебе не привязать его к себе. Не получить его стаю… И никогда не добиться того, чего смог добиться он…

— Заткнись, потаскуха!.. Я тебе глотку вырву… — Его мерзкий голос пробирал до костей. — Я подарю ему на свадьбу с Леной тебя. В коробке. Порезанную на куски. Думаешь, что он тебя защитит? Спасет от меня?