Митюха-учитель - Дмитриева Валентина Иововна. Страница 23

— Пожалуйте на построение храма!.. — загнусил сборщик, подходя к ней.

— Нечего подать, нечего, иди, с богом! — отвечала торговка, прерывая пение.

— Да ты, матушка, хошь яичко!..

— Иди, иди, тебе говорят. Господь-батюшка яичка не кушает!

Митрий купил у лотка связку таранок и пучок зеленого луку, потом они зашли в лавку и взяли полкаравая полубелого хлеба и, усевшись в тени какого-то заборчика, принялись закусывать.

— Веришь, миляга, два дня не жрали! — шепотом сообщил молчаливый мужик Митрию, с ожесточением обдирая тарань и запихивая в рот огромный кусок ситного.

Он ел так, что глядеть было страшно. Товарищ его, напротив, все деликатничал и особенно старался о том, чтобы Митрий ел побольше.

Как раз насупротив того забора, где они сидели, был трактир, из открытых окон которого слышалось нескладное пьяное пение, не заглушаемое даже завыванием органа. В окна видны были красные лица мужиков, пивших чай, мелькали половые в грязных белых рубахах, с подносами и чайниками в руках. Вдруг дверь из трактира с шумом распахнулась, и на улицу вылетел оборванный господин, без шапки, с криком: «Разбой!» Сначала он растянулся на тротуаре, но сейчас же поднялся и, отчаянно ругаясь, стал ломиться в дверь. Его снова вытолкали.

— Караул! — кричал господин на всю улицу. — Убили! Благородного дворянина убили!

— Ишь ты, дворянин тоже! — с удивлением сказал Митрий.

— Что ж, милый человек, со всяким несчастье бывает! — вымолвил молчаливый мужик, доедая таранку. — Вчерась часы-то вытащил который, тоже дворянчик, говорят. Молоденький, а ишь до чего дошел! Нужда, брат, доведет...

На крики благородного дворянина собирался народ, послышались полицейские свистки, появились городовые. Дворянина усадили в пролетку и повезли, причем сидевший с ним рядом городовой по дороге усердно накладывал ему в шею, а другой городовой стал разгонять публику. Увидев сидевших под забором мужиков, он кстати набросился и на них.

— А вы чего здесь расселись? Ишь, нашли место! Пошли, пошли отсюдова, а то живо в участок отправлю.

Мужики поспешно собрали свои пожитки и отошли к бассейну.

— Чего это он осерчал? — спросил Митрий.

— Да так, нет ничего! Деньги-то за что ни на есть надо получать, вот он и старается.

Они напились у бассейна, помолились на Смоленский собор, и молчаливый мужик с чувством обратился к Митрию:

— Ну, дай бог тебе здоровья, паренек, за твое угощенье! Накормил ты нас досыта, теперича дня на два хватит опять. А без тебя плохо нам было, хошь Христа ради проси.

— Еще, может, и придется! — со вздохом сказал его товарищ.

— Ну, авось, бог даст, с его легкой руки нам теперича повезет. Пойдем на постоялый, потукаем еще.,, А ты с нами? — отнесся он к Митрию.

— Нет, уж я пойду, еще город посмотрю. Где еще-то памятник, вы сказывали?

— А во-вон, где красная башня. Там сейчас увидишь.

Они дружески распрощались и разошлись. Митрий скоро нашел и Кольцовский сквер и памятник Кольцову. Сердце его шибко забилось, когда он прочел надпись... «Родимый мой, Алексей Васильевич!» — подумал он, обходя кругом памятника и разглядывая бюст. Мраморное лицо поэта грустно смотрело на Митюху с высоты своего облупленного аляповатого пьедестала. В сквере было пустынно, жалкие, затянутые пылью деревья поблекли от жары, изредка по дорожкам поспешно проходили люди, озабоченные своими собственными делами, не обращая никакого внимания на памятник. И бедный мраморный поэт среди этого пыльного сквера, окруженного шумной суетой базара, казалось, чувствовал себя таким же одиноким, каким был и при жизни, и безмолвно тосковал...

— Надоть на могилку-то сходить! — решил Митрий. — По крайности будет чем город помянуть. Эх, жалко, не спросил я мужиков, где кладбище-то, может, они знают. Ну, да небось здесь всякий скажет, где Кольцова могила. Кольцова-то не знать, вона!

Он вышел из сквера и огляделся. Вдали стоял городовой, но Митрий не решился к нему подойти, — пожалуй, опять пугнет ни за что, ни про что. И он всматривался в лица прохожих, раздумывая, кого бы спросить. «Кто подобрее, того и спрошу»...

Показался молодой человек с тросточкой и розаном в петлице. Митрий снял шапку и приблизился к нему.

— Барин, а барин!.. Позвольте вас спросить!..

Молодой человек остановился.

— Вот как бы мне на кладбище пройти... где Кольцов...

— Какой Кольцов? — с удивлением спросил молодой человек.

— Да вон которому памятник...

— А-а... Нет, не знаю. Спроси городового...

И, посвистывая, он удалился. Обескураженный Митрий долго смотрел ему вслед. «Чудно! Барин, а не знает, где Кольцова могила. Приезжий, может. Стой, вон еще идет! Спрошу. Барин, а барин!»

— Бог подаст, бог подаст! — торопливо пробормотал барин и прошел мимо.

Митрий совсем растерялся и не знал, что ему делать. «Ну, город!» — воскликнул он и пошел прямо, куда глаза глядят.

Навстречу ему шла старушка в шляпке, с добрым лицом и книжкой в руках. Книжка внушила Митрию доверие.

— Барыня... можно вас спросить? Мне вот Кольцова могилу разыскать...

— Кольцова? Это какого Кольцова? Павла Степановича? Купца?

— Нет, не того... стихи который писал... вон памятник еще ему...

— Ах, этого?.. Нет, голубчик, не знаю... этого, право, не знаю.

Недоумение Митрия возрастало. Живут люди в Воронеже и не знают, где Кольцов похоронен! «Эдакий человек на всю Россию... да что же это, батюшки мои? Уж это и не знамо что такое... Постой, вон еще идет, спрошу в последний раз. Этот уже наверное знает, в очках, лицо такое серьезное, на Некрасова похож...»

Серьезный господин в очках вытаращил на Митрия глаза и долго оглядывал его с ног до головы.

— Кольцова могилу? Кольцова? — повторил он несколько раз. — Сочинителя Кольцова?.. Хм... На что тебе?

Митрия начала наконец разбирать досада. Ну, Кольцова, ну и что ж такое... Уж коли мужик, так ему и Кольцова не нужно... ишь ты!..

— Поклониться желаем... — сухо отвечал он.

— Хм... Поклониться!.. Странно. Родня, что ли, он тебе?

— Не родня... а эдакий человек... на всю Россию!— уже сердито сказал Митрий, весь красный от волнения. — Всякому желательно...

— Желательно!.. Вот как! Хм... — продолжал серьезный господин. — Любопытно!.. Эт-то любопытно! А откуда ты?

Митрий сказал.

— Хм!.. И нарочно для этого пришел сюда? (Митрий молчал.) Удивительно!.. Нет, серьезно, очень удивительно... Но, любезный, вот что, я сам хорошенько не знаю, где его могила. Кажется, на Чугунном... а может, и на Новостроящемся... Нет, постой, постой, на Чугунном, непременно на Чугунном! Это, видишь ли, как надо идти, сейчас отсюда направо... Нет, впрочем, не на Чугунном, совсем не на Чугунном...

Он долго еще что-то толковал Митрию и, окончательно сбив его с толку, ушел, повторяя: «Удивительно! Нет, ей-богу, удивительно!..»

— Тьфу! — плюнул ему вслед выведенный из терпения Митрий, у которого в ушах все еще гудело: чугунное... новостроящееся... чугунное... нечугунное... «Вот очкастый черт!.. Я думал, он путный, а он тоже... Брёхи вы все, вот что, а еще господа... Ну город!..»

Он пошел наудачу вперед и скоро очутился на какой-то длинной и довольно глухой улице. Прохожих почти совсем не было, только впереди Митрия шел мальчик лет 12 с мешком муки на плечах. Мешок был пуда в два, и мальчику, очевидно, было тяжело его тащить. Он часто останавливался, осторожно прислонял мешок к тумбе и отдыхал. Митрий его нагнал.

— А что, паря, тяжело, чай? — спросил он.

— Да ничего, есть таки!

— А идти-то далече?

— Да еще язык высунешь разов десять.

— Сем-ка, я тебе подмогу, давай сюда мешок-то!

Он протянул за мешком руку, но мальчуган не давал мешка и подозрительно глядел на Митрия.

— Да ну, давай, что ли! А то все кишки растрясешь!

— А ты не убежишь с мешком-то? — спросил мальчик недоверчиво.

— Эх, как у вас в городе-то... о, господи! Все друг дружку боятся... Да куда я убегу-то? Ну город!