Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий. Страница 168

 — Кто же? — удивился я. — Неужто Мария Николаевна?

 — Для… неё тоже найдётся роль. А принцессу Аврору, дочь короля Этолии, будет петь синьорина Стефанида. Она идеальна в качестве будущей примадонны.

При этих словах из груди Стефано вырвался вздох, а глаза заблестели, как дымчатый кварц. Судя по неравномерно поднимающейся и опускающейся широкой грудной клетке сопраниста, он испытывал учащение сердцебиения при упоминании этой девушки. Неужели он ощутил «то самое», о чём страстно мечтал всю жизнь?

 — Ладно, я согласен на Малефисенту, — наконец принял решение я. — Но кого же будешь петь ты, Доменика?

 — Флору, богиню весны и возрождения. Эту партию я написала для своего голоса и с учётом своих наилучших и наихудших нот.

 — Ясно, а в конце оперы злая фея поцелует добрую в губы, и все мгновенно проснутся, — усмехнулся я, за что вновь был одарён возмущённым и уничтожающим взглядом Доменики и сдавленным смешком Стефано.

 — Негодяй! — очаровательно проворчала Доменика. — Так, не будем терять время, господа, за работу! Открываем ноты и поём дуэт!

Два насыщенных учебных дня пролетели незаметно. Мы со Стефано втянулись в процесс и всячески старались помогать Доменике с учениками, особенно с теми, что не очень хорошо владели французским — тот же Лёша Фосфорин и мальчики из церковного хора. С ними мы решили поступить следующим образом: Доменика объясняла материал мне по-итальянски, а я переводил ребятам на русский. Что ж, иногда приходится выбирать между скоростью и кроссплатформенностью!

На второй день многие ребята начали проявлять интерес и показали хорошие результаты, да и в целом занятия проходили гладко, что не могло не радовать меня, поскольку я беспокоился за свою возлюбленную и не желал, чтобы ей досаждали плохим поведением и непослушанием. Правда, не обошлось без неприятностей: к середине хорового занятия в класс ввалились в хлам пьяные Бивис и Баттхэд (как я теперь называл князей Данилу и Гаврилу), на два голоса грянув неизвестную мне песню о том как «плыли брёвна по Неве-реке, приплыли брёвна в Галерную гавань». Я разозлился и полез было в драку, но Даниил Петрович с саркастической улыбкой просто схватил меня за воротник, поднял и отшвырнул на несколько сантиметров. К счастью, в этот момент с противоположного входа в зал ворвался Пётр Иванович — он, оказывается, контролировал ситуацию за дверью — и с матюгами и подзатыльниками выставил сыновей из класса, вновь пригрозив розгами. Видимо, обещание было всё-таки выполнено, поскольку во время последующего чаепития оба не садились за стол и пили чай, прислонившись к резным колоннам.

Возвращаясь из беседки в свою комнату, я решил обойти вокруг дворца — просто, прогуляться. Рассматривая колонны и барельефы на стенах, впрочем, весьма скромные и простые, я не заметил, как вновь на кого-то наткнулся. Повернувшись, я увидел Марию Николаевну, стоявшую на земле на коленях и с… лопатой в руке. Её тонкие пальцы были грязными, под ногтями — земля, а на лице — всё то же испуганное выражение.

 — Кого закапываем? — с лёгкой усмешкой поинтересовался я.

Мария Николаевна поспешно поднялась с земли, сжав в руке лопату и прижав к груди какой-то свёрток.

— Простите, синьора, я вовсе не хотел оскорбить память вашего любимого хомячка, — уже более серьёзным тоном продолжил я, увидев, как покраснели её щёки.

 — Ваша светлость… — с этими словами девушка изобразила глубокий реверанс. — Прошу меня извинить, я… хотела помочь донне Софии в саду.

 — Прямо под окнами? Ладно, не буду вмешиваться в это дело. Но я чувствую себя виноватым перед вами. Я по ошибке решил познакомить вас с моим другом, не сообразив, что вам… могут нравиться женщины, — последнее я вообще не знаю, зачем ляпнул.

Однако моя последняя фраза возымела действие: Мария Николаевна опустила глаза и ещё больше покраснела.

 — Не убивайтесь так, дитя моё, — я решил как-то её приободрить. — Уверен, что среди многочисленных девушек, проживающих во дворце, найдётся та, что разделит ваши чувства.

 — Вы догадались, — всё так же опустив голову, шептала Мария, а затем подняла на меня умоляющий взгляд. — Что вы со мной сделаете? Прошу вас, ваша светлость, — неаполитанка сложила руки в замочек. — Не сдавайте меня, я не хочу вновь оказаться в тюрьме! Я ни в чём не виновен!

А?! Что?! Как гром среди ясного неба! Невиновен? Девушка-трансгендер в восемнадцатом веке? Необычно, но всякое же бывает. Или…

 — С чего вы взяли, что мы вас собираемся куда-то сдавать? — возмутился я. — Но если вы и дальше будете вести себя как запуганная лань, то придётся действовать. Сейчас же мне бы хотелось задать вам пару вопросов, но для этого желательно уединиться где-нибудь. Если вы не против, то можно в вашей комнате. Не беспокойтесь, я пока ещё не мужчина и, к тому же, помолвлен с моей возлюбленной, поэтому вам не следует меня бояться.

Мария молча кивнула и жестом позвала меня следовать за ней в комнату, выделенную ей в левом крыле дворца, где в основном жила прислуга.

 — Итак, я правильно понял, что вы сидели в тюрьме за, так сказать, любовь к прекрасному полу?

 — Нет, вовсе не за это. Такая любовь порицается в Ватикане, но не преследуется законами Неаполитанского королевства.

 — Что же заставило столь юное и хрупкое создание сесть за решётку? — по-прежнему не понимал я.

 — Простите, но я не могу вам этого сказать.

 — Не хотите — не говорите. Я вас не принуждаю, — сдался я наконец. — Просто хотел познакомиться с вами поближе. Сам только недавно приехал из Италии. Из Тосканы, быть точнее. Но в Неаполе тоже был. Только увы, не нашёл там то, что мне нужно.

 — Что же такого ценного могло понадобиться в этом забытом Богом городе? — с лёгкой усмешкой, но всё так же робко спросила неаполитанка.

 — Это личное, но кое-что я вам расскажу. Вы, должно быть, знали таких скандально известных деятелей, как маэстро Прести и Марио Дури? Так вот я давно хотел с ними познакомиться, но старик, к сожалению, помер, а ученик его куда-то сбежал.

 — Зачем вам Марио Дури? — с испугом в голосе спросила Мария, и я увидел, как задрожали её руки.

 — Наверное, то, что я сейчас скажу, покажется вам бредом, но… это правда. Я — человек из будущего, и волею злого рока меня принесло в восемнадцатый век. И, судя по некоторым предположениям, создателем непонятного механизма, который перенёс меня в прошлое, как раз и был Альберто Прести. Мне нужны чертежи этого механизма, а они, насколько я слышал, находятся у Марио.

 — Сколько будет стоить ваше молчание? — по-прежнему с опаской спросила Мария.

 — Мои слова для окружающих настолько же обесценены, как и молчание. Но, даю слово дворянина, что не сдам вас. Поверьте, это правда, мне и Доменике жуть как важно поскорее вернуться домой! Меня родители ждут, а Доменику не просто ждут, а организовали целую поисковую операцию, в которой участвуют люди из разных стран, и я участвовал, пока меня самого не забросило сюда! Прошу, Мария, если вам что-то известно, я не пожалею для вас ничего, только скажите! Не молчите!

После моего с трудом переведённого в голове на итальянский корявого монолога воцарилась зловещая пауза. Мария Николаевна, ничего не сказав, протянула мне свёрток, который всё это время она сжимала в руке и, видимо, собиралась закопать под окнами дворца.

 — Что это? — не понял я, в недоумении разглядывая свёрток.

 — Чертежи, — спокойным тоном отвечала она. — Le porte del tempo.

 — Но… откуда они у вас? — по-прежнему не понимал я, ошарашенно взирая на неаполитанку.

 — Поклянитесь, что не сдадите меня, — жёстко ответила Мария, вытащив из кармана кинжал и судорожно сжав его в руке.

 — Да успокойтесь вы и опустите оружие. Больно мне надо вас сдавать. Откуда у вас эти бумаги? Может, это подделка? — честно говоря, я уже начал нервничать.

 — Это не подделка. Чертежи передал мне лично маэстро Прести. У него было два экземпляра. Один из них теперь у меня.