Шерхан (СИ) - Кострова Валентина. Страница 56

— Я на полном серьезе, Шерхан. Бывает, что достигаешь обрыва и нужно либо лететь, либо падать вниз. Я предпочитаю лететь.

— С помощью моих рук?

— Именно. Когда есть личный интерес, ты делаешь все идеально.

— Я отказываюсь. Иногда месть не самое лучшее решение проблем.

— Подумай хорошенько.

— Нет, Агат.

— Ты же знаешь, что на каждого человека найдутся рычаги воздействия. И то, что твоя девка сейчас в Москве, ровным счетом ничего не меняет, как и женщины семьи Карениных. Ах да, еще там милый мальчик. Даня вроде? — Агат не спускает с меня темного взгляда, он даже стоит, как истукан, не совершает лишних движений. Скала. Твердая скала.

— Не советую тебе играть со мною в двойные игры, Агат. Иногда думаешь, что все продумал, но за другого человека ты не сможешь подумать, тем более за меня.

— Не пугай, мы не из пугливых.

— Я только предупреждаю.

— Я тоже.

Мы скрещиваемся взглядами. Каждый пытается подавить, зрительно подчинить, но ни у кого не получается. Мы достойны друг друга, два исполнителя, не сгибаемые. И оба понимали, что знакомые нам двоим методоты не подействуют на нас, нужно будет извращаться, чтобы кто-то первый сдался и принял коленопреклонённую позу.

27 глава (Шерхан)

— Я думаю тебе стоит уехать. Пока не вычислим кто имеет на тебя зуб, я не смогу спокойно спать, — на меня в упор смотрят серые глаза. Меня так и подмывало подсказать в какой стороне ему следует искать, но найдя в зале ресторана глазами Агата, сидевшего неподалеку от нас, промолчал.

— Пойми, Ярослав, ты самое ценное, что у меня есть, — мне порадоваться, что вот оно признание отца, его забота, его переживания, но смотрю на него, а вижу совершенно другую картинку: черный джип сбивает девушку, бегущую через дорогу.

— Давай без этого, хорошо? — беру стакан с водой, отвожу глаза в сторону.

— Я не в состоянии изменить прошлое, но у нас есть настоящее и будущее.

— Только без моего участия. Я не поменял свою позицию, для меня ты чужой, и наличие твоего резуса в моей крови ничего не меняет. У тебя есть Агат, который верой и правдой служит много лет, до недавнего времени ты считал его чуть ли не сыном, так не меняй позицию.

— У меня один сын — это ты! — зло процедил сквозь зубы, крепко сжав вилку. Серые глаза минуту назад смотревшие на меня с какой-то нежностью, сейчас гневно сверкали. — И тебе стоит с этим смириться.

— Я никогда не смирялся, не подчинялся, я сам себе создавал правила в своей жизни, и ты последний человек, к которому я буду прислушиваться. Просто прими данный факт.

— Ты до сих пор желаешь меня убить?

— Только обещание своему сыну сдерживает меня от такого заманчивого шага.

— Ярослав… Ты злопамятный.

— Да? — иронично изгибаю бровь. — Странно это слышать от вас, Федор Архипович, яблоко от яблони недалеко падает, правда, если яблоня стоит не на склоне. В нашем случае я недалеко откатился, так почему должен поступать как-то по-другому?

— Потому что ты мой сын. Кровь моя!

— Господи, в гробу я видел это родство!

— Ярослав, прекрати!

— И не подумаю. Хватит, достало! До того, как всем объявил, что я твой сын, у меня были мелкие проблемы, которые сильно не заморачивали голову. И вот, ты в моей жизни, твоя фамилия рядом со мною, все пошло наперекосяк. Натравили налоговую, задержали машину с бензином, сгорел ресторан, и итогом драмы стала авария, которая лишили меня ребенка, отвернула от меня любимую девушку.

— Я думал ты ее специально отправил в Москву… — Федор Архипович смотрит сквозь опущенные ресницы, видимо чувствовал себя виноватым, я беру себя в руки, мысленно сетуя, что сорвался.

— Совпало. Я планировал, а она сама решила. Конечно, мог удержать, уболтать, но мне было на руку ее побег из города. Просто не ожидал, что в это время еще Гриша сляжет.

— Жизнь странная штука. Я столько лет общался с Верой, мы, конечно, друзьями не были, но если виделись, то всегда находили тему для разговора. Ирония судьбы, я пару раз видел Гришу, никогда бы не подумал, что мой родной сын его лучший друг…что он всегда был где-то рядом.

Я смотрю перед собою, светлая грусть в душе, ибо понимаю, что другу сейчас намного лучше где-то там, чем было бы на земле. Все-таки рак не простуда, выматывает не только больного, но и близкое окружение. Во всяком случае с ним я сделал все, что было в моих силах, с моими возможностями.

— Терять близких тяжело, — часто моргаю, ибо когда думаю о Грише мне хочется вспоминать о нем, вспоминать наши проулки, нашу первую сигарету. Вспоминать, как я его первый раз притащил в компанию свободных и доступных девушек, где он смущенно прятал глаза, а я дразнил его, подкалывал. Было разное, нашей дружбе слишком мало было отведено.

— Ты с Лерой общаешься? — встрепенулся от вопроса, некоторое время смотрел в лицо Хищнику, мне смена тона разговора не понравилась, словно мы действительно стали родственником, вот встретились и болтаем.

— Раз в пятилетку, у нее своя жизнь, у меня своя, мы разошлись.

— Жаль, вы были очень красивой парой, она на тебя смотрела, как на самого лучшего мужчину на свете. Но женщине тяжело смириться с потерей, возможно намного позже, когда пройдет достаточно времени, Лера вернется без боли от воспоминаний, глядя на тебя.

— Что-то моя мать за мною не вернулась.

— Ярослав… — ему кажется впервые нечего было сказать, постоянно смотрит то в тарелку, то на меня, облизывает губы в волнении. — Сейчас я виню себя, что принуждал ее, у меня и мысли не возникало, что она перенесет свою ненависть с меня на ребенка. Если бы я знал, хотя бы через неделю о твоем рождении, поверь, я бы тебя забрал. Ты бы вырос в достатке, всегда бы был сыт, одет и обут. Но, наверное, это мое наказание, что ты не принимаешь меня.

Поднимает на меня свои серые глаза, блестящие от влаги, с полным сожалением. По жанру мелодрамы и психологической драмы я должен сейчас разрыдаться от чувств, кинуться ему на грудь и впервые назвать «папой». В реальности только хмыкнул, дернул плечом и встал. Федор Архипович смотрит на меня вопросительно, я поясняю:

— Схожу в одно место.

— Да, конечно, — он улыбается слегка смущенно, с маленькой надеждой, мне даже становится неловко. Он — человек, я тоже, но бывает так, что наше восприятие мира и людей не совпадает, не состыковываются. Как бы не силился я сейчас почувствовать, что он мне родной человек, в душе полное равнодушие к этому факту.

В сортире умываюсь холодной водой, смотрю на себя в зеркало. Лицо выглядит уставшим, да и бороду свою запустил, надо на днях выбраться в барбершоп, постричься. Зачесываю рукой волосы, выключаю воду. В туалет заходят двое парней, я лишь мельком на них взглянул, но тут же насторожился. Медленно вытираю руки бумажными полотенцами, в зеркале наблюдаю за этими двумя. Один подходит к раковине и моет руки, смотрит на воду, словно специально скрывал свое лицо. Второй якобы зашел в кабинку.

Выкидываю в мусорное ведро смятую бумагу, иду в сторону дверей, затылком ощущаю шевеление воздуха за спиной. Каждый нерв напряжен, я чувствую опасность каждым своим волоском. Задерживаю дыхание и берусь за ручку, во мне срабатывает инстинкт самосохранения, отклоняюсь чуток вбок, кулак напавшего спечатывается в дверь.

— Сука! — шипит от боли пацан, что скрывал свое лицо. Я схватываю его за шкирку, впечатываю в стену, успев приложить того головой. Слышу, как второй активизировался, прикрываюсь первым, пячусь к двери. Второй парень выхватывает из-за спины пистолет и целится в меня, вижу, что руки дрожат. Волнуется.

— Один выстрел и попадешь не в меня, а в своего товарища!

— Тебе все равно отсюда не выйти.

— Это мы еще посмотрим! — отталкивают от себя живой щит и выскакиваю из туалета. Кто??? Кто твою мать? Сейчас я мог подумать не только на Агата, но и на Хищника, слишком сентиментально он вел речь, усыплял бдительность.

— Серый, хватай его! — слышу сбоку, пытаюсь проскочить мимо вышедших трех амбалов. Двое меня сразу перехватывают и сжимают в такие тиски, что у меня сразу начинают болеть кости, третий без раздумий бьет в лицо. Во рту мгновенно появляется вкус крови. Обвожу языком зубы, вроде целые. Ничего не говорю и даже не пытаюсь вырваться, бесполезно. Все тут спланировано.