Ангелы мщения (Женщины-снайперы Великой Отечественной) - Виноградова Любовь. Страница 40

Первым боевым крещением стал минометный обстрел во время первого же обеда в новом полку. Перепугавшись, девушки побросали и оружие, и котелки с супом — а как радовались ему после стольких дней непонятно какой еды! Доедали, проклиная немцев, совсем уже холодный.

Вскоре во время первого знакомства с передовой сопровождавший их молоденький офицер преподал им первый урок того, что не всякой мины нужно бояться. Сначала он не произвел на них большого впечатления — мальчишка какой-то, хоть и весьма «мрачного вида». Но боевые ордена, которые они увидели под распахнутой как бы невзначай шинелью, внушили к нему уважение, как и то, что, когда они при обстреле все попадали в снег, офицер невозмутимо стоял и ждал, когда они поднимутся. Скоро они и сами знали по звуку, упадут мины близко или далеко.

А пока их предупредили о том, что надо соблюдать осторожность: у немцев тоже в последние дни появился снайпер. Как часто бывает, по-настоящему осторожны они стали только после того, как в один из первых дней погибла от пули снайпера одна девчонка. Аккуратная пулевая рана в голове не оставила сомнений в том, чья это была работа [357].

Вот и рабочее место девушек — длинная, глубиной почти в рост человека траншея с огневыми точками и наблюдательными пунктами. За нейтральной полосой были немцы — совсем рядом, видно отлично через прицел винтовки, как проплывает иногда каска над бруствером. А по вечерам слышно было, как они поют, играют на губных гармониках.

Работая над воспоминаниями, Юлия Жукова анализировала свои чувства в первые дни на передовой. Присутствовало и «некоторое возбуждение, приподнятость, но и неуверенность, и ожидание чего-то необычного, и страх» — страх пока еще не перед немцами, тот пришел потом, а перед тем, что не сумеешь, оплошаешь, «выставишь себя на посмешище» [358].

В снайперской книжке девятнадцатилетней Юли еще до Нового года появилась первая единица. Она открыла счет, когда они с парой уже устали и замерзли, дело шло к сумеркам. Подстрелить кого-либо в те дни было непросто: просматриваемый, частично открытый участок у немцев был один и они перебегали его пригнувшись. Вдруг Юля увидела, как там в полный рост идет не торопясь немец. «Только что прибывший или бесшабашный какой-то», — подумала она. Прицелилась и выстрелила. Немец «нелепо взмахивает руками и как-то боком валится вниз». Девушки подождали немного, не встанет ли, и ушли, попросив солдат «понаблюдать за тем немцем». Не поднялся. Доложили командиру, и, выстроив все отделение, он объявил Юле благодарность. А ее весь вечер слегка подташнивало, знобило. И «думать об убитом не хотелось» [359].

Новый, 1945 год — без сомнения, последний год войны — девушки-снайперы встретили весело, с разведчиками — так написала в воспоминаниях Юлия Жукова. Она не упоминает о безобразном инциденте, который произошел под этот Новый год в ее полку, хотя откровенно пишет о других. Об этом происшествии, даже если не была его участницей, она не могла не знать.

Донесение начальнику политотдела 31-й армии Ряпосову упоминает «случай хулиганства в 611 сп 88 сд со стороны офицеров — работников штаба полка. После того как был распродан привезенный военторгом спирт (из расчета по 200 граммов на каждого офицера), трое пьяных офицеров „ворвались в помещение, где в этот момент проводилась репетиция кружка художественной самодеятельности“ [360]. Майор Соснин приказал гармонисту играть вальс и грубо вытолкнул в коридор руководителя самодеятельности. После этого пьяные начали танцевать.

Член ВКП(б) капитан Поздняков, придя в расположение снайперской роты, стал грубо приставать к снайперу Догадкиной. Когда та вырвалась, Поздняков догнал ее, велел встать по стойке „смирно“ и ругал „нецензурными словами“. После этого Поздняков вошел в помещение, где жили снайперы, и, встав посередине комнаты, „обрушился на них с потоком нецензурных слов: „Мы знаем, зачем вас прислали, все вы… и проститутки, вас прислали к нам, чтобы мы вас…““.

Чуть позже уполномоченный Смерша Шленников, также твердо вознамерившийся войти с двумя приятелями в общежитие к девушкам, сбил с ног командира снайперской роты Кафтанникова и старшину Биткову, которые пытались помешать ему. Когда подоспел вызванный на место происшествия инструктор по работе среди комсомольцев Довженко, нарушители, „демонстративно ругаясь, оставили помещение“» [361].

Глава 16

Арийское мясо

13 января началось наступление в Восточной Пруссии. 39-я армия, в ее составе 152-й укрепрайон, которому была придана рота снайперов, наступала на Кенигсберг в составе 3-го Белорусского фронта. Город-крепость, подготовленный немцами к длительной осаде, имел для них огромное значение — и стратегическое, и политическое. Наступление было медленным: в Восточной Пруссии у немцев были сильнейшие укрепления и сопротивлялись они отчаянно. 17 января вели бои за город Ласдинен. Клава Логинова и ее пара Тося Тинигина ночью подтаскивали на передний край ящики со снарядами для миномета и патронами. Было очень тяжело: передвигаться они могли только ползком, таща за собой ящики весом 10 килограммов и больше. Когда Клава вернулась за очередным ящиком, то услышала, что Тосю ранило и ее увезли в госпиталь [362].

Вскоре — новые потери, чаще даже не боевые, а по неосторожности. От взвода оставалось уже чуть больше половины: пятеро выбыли после ЧП с Орловой (включая ее саму), несколько человек были убиты и ранены под Сувалками, красивую цыганку Фаю Борисенко забрали в ансамбль, Клаву Митину — в штаб. Сразу после того, как был взят Ласдинен — из самого городка немцы отошли без боя, — взвод перевели из 152-го укрепрайона в 31-ю армию, 174-ю дивизию. Перевели в буквальном смысле — пешком. Пришла за ними снайпер Нина Исаева — командир взвода снайперов из первого выпуска ЦЖШСП, бывалый снайпер, офицер. Исаева повела их через лес, строго предупредив, что идти надо след в след, вокруг мины. Но кто-то оступился.

Клава шла сзади, почти последняя. Неожиданно впереди раздался взрыв и закричали девчонки. Из строя выбыло сразу четверо. Погибла Аня Замятина, еще одна девушка умерла от ран. Двое выжили, но на фронт уже не вернулись.

Когда наконец, сдав раненых в полевой госпиталь, дошли до 174-й дивизии, их очень хорошо там приняли: накрыли даже стол. Потом разделили и по нескольку человек повели по полкам: так часто делали, обеспечивая снайперами каждый полк, который в них нуждался. Клава, с четвертой парой Зиной Новожиловой, попала в 494-й [363], и уже там им показали передовую. В этом полку Клава воевала до конца войны.

Нину Исаеву Клава Логинова в следующий раз встретила через двадцать лет после войны: вскоре после появления девушек-снайперов в 494-м Исаеву тяжело ранило. Позже она вспоминала, как это было. По дороге к передовой она увидела на земле блестящую новенькую булавку, повернутую острием к ней — плохая примета! Но, не удержавшись, булавку взяла и приколола к гимнастерке — пригодится. На «охоте» ее что-то стукнуло по голове, и она потеряла сознание. Пуля немецкого снайпера повредила Исаевой глазницу и челюсть [364]. Мужчина, полюбивший Нину на фронте, остался ей верен, несмотря на ее увечья. Это был сам командир 174-й дивизии, сорокалетний полковник Никита Иванович Демин. Он оставил ради Нины семью, и с ним Нина прожила счастливую жизнь.

А Клава Логинова уже через пару дней после прихода в новый полк увеличила счет где-то у Мазурских болот, стреляя с чердака. Немцы пошли в контратаку и окружили их часть. Одновременно с двух сторон к деревне шли танки, и было страшно. Девушки били бронебойными патронами, стараясь попасть по бензобаку, но неудачно. Одному танку Клаве удалось попасть в смотровую щель. Танк выстрелил по ним, но не попал. Взрывной волной девушек сбросило с чердака [365]. У Клавы были только ушибы, а Зину ранило. Дальше Клава воевала с Олей Николаевой, пятой, и последней, своей парой. Окружение скоро закончилось — передали другим частям по радио, и те отогнали немцев. 31-я армия повела наступление дальше к Кенигсбергу.