20 000 лет подо льдом (Забытая палеонтологическая фантастика. Т. XXIII) - Йокаи Мор. Страница 22

Что же это такое?

Я скоро нашел объяснение и этому необычайному явлению.

В освещенной мерцанием бездне (там точно прыгала и паясничала вторая луна) я разглядел каменноугольные наслоения, составлявшие стену метров в тридцать вышины. В одном месте этой черной блестящей стены вырывался поток, привлекший меня сюда своим шумом.

Поток этот был совершенно черен, а там, где он падал стремглав в бездну, образовывалась широкая лента пузырчатой, вздутой пены тоже черного цвета.

Этот поток был смешан с горным маслом!

Очевидно, часть воды и горного масла проходит где-нибудь в открытое море, часть же летучей нефти испаряется. Вот в этой-то беспрерывной струе газа, идущего волнистыми линиями, и преломляется изображение луны, искажаясь до неузнаваемости.

Предо мной находился нефтяной вулкан, еще не воспламенившийся. На дне бездны пузырился асфальт, происходящий из нефти.

Одна пустячная спичка могла бы произвести здесь катастрофу, способную перевернуть все вверх дном!

Я твердо решил вызвать эту катастрофу, оградив себя, конечно, от ее последствий. Взрыв вулкана поопаснее акта формировки базальта!

Но что же я выиграю от катастрофы?

Выиграю то, что взрыв громадного скопления нефти даст материку такой сильный толчок, вследствие которого он непременно должен будет оторваться от связывавших его ледяных масс.

Это еще не все.

Неизмеримое количество горного масла, уходившее в продолжение незапамятных времен в море, должно и посейчас оставаться во льдах, так как масло остается на поверхности воды, а лед препятствует испарению.

Когда вспыхнет вся эта разлившаяся кругом под ледяным слоем масса нефти, то ледяная кора будет разбита и обломки ее вышвырнутся на далекое расстояние в открытое море, где они, снизу пропитанные горным маслом, будут продолжать гореть на поверхности моря.

Огненное море соприкоснется с ледяным! Увидим, кто окажется сильнее: огонь или лед!

Я же проплыву между обоими враждующими элементами.

А как мне устроить эту сцену? И как я сам уберегусь от опасности?

Первое было нетрудно. Я принес с собой нитроглицериновых патронов, снабженных бикфордским зажигателем, и двести метров серной нити.

Этими слабыми на вид орудиями я и надеялся взорвать на воздух ледяные горы!

Я прикрепил динамитный патрон к серной нити, а последнюю привязал к выступу под бездной, так что патрон спускался на один метр в глубину.

Потом, постепенно отступая назад по ущелью, я развернул весь свой запас нити.

Так я дошел опять до того места, откуда исходил грустный пчелиный звук. Нити хватало еще шагов на сто. Я прошел и их. Теперь конец натянутой нити был у меня в руке.

Но я не решился прямо зажечь ее даже на таком большом расстоянии от вулкана.

У меня был еще один патрон, употребляющийся для воспламенения пороховых мин; в нем есть часовой механизм, который можно поставить так, чтобы взрыв произошел лишь в определенное время.

Ведь мне надо же было успеть отыскать себе безопасное убежище.

Взрыв будет так силен, что перебудоражит все на расстоянии десяти миль в окружности. Со сводов подземных пещер оторвутся громадные глыбы камня, которые погребут под собой все, что очутится вблизи них.

Вполне безопасно будет лишь в кристалловом гроте. Он весь шарообразный, состоит из кристаллизованного кварца и не поддастся никаким влияниям.

Земля может вся разрушиться, а этот кристалловый шар останется цел и самостоятельно будет двигаться вокруг солнца, подобно настоящей планете.

Следовало поспешить укрыться туда.

Бэби уже искала меня и прибежала вслед. Затем, когда я позвал ее, она визжала, ворчала и выла, предчувствуя, что готовится что-то недоброе.

Я сам трепетал, вдумываясь в ту страшную операцию, которую задумал с такой дерзостной отвагой.

Ведь я — ни много, ни мало — покушался нарушить права дремавшего духа земли!

XVII

Чудесное пробуждение

Метр зажженной серной нити горит четверть часа. Следовательно, у меня оставалось полных пятьдесят часов для обратного переселения из пещеры кита в кристалловый «погреб», или грот.

Понятно, я хотел перетащить туда и все свои вещи и запасы: воду, рыбий жир для освещения и те части кашалота, которые годились в дело.

Воды надо было брать как можно более: ее требовалось очень много для вскрытия кристалловых гробов.

Переселение продолжалось подряд тридцать часов. За все это время я не отдыхал ни одной минуты.

Положим, в кристалловой пещере и негде было предаваться отдыху: вся она, включая и дно, была усажена острыми призмами, на которых мог бы сесть или лежать разве только один анахорет.

Перебравшись в нее окончательно, я устроил себе постель из шкуры кашалота, мягкой, как бархат и очень толстой. Наполненные воздухом тонкие кишки послужили прекрасными подушками.

Такой роскошной спальни нет даже у китайского императора! Стены ее целиком составлены из кристалловых призм ценой в много тысяч таэлов, и в ней распространяет чудное благовоние кусок амбры весом в пятьдесят фунтов, за который сингапурский магараджа охотно заплатил бы мне пятьсот лакрупий. Отдал же он такую сумму за гораздо меньший кусок китолову, капитану Гукслею!

Оставалось еще двадцать часов.

И это время я не спал: напряженное ожидание рокового события, предуготовленного мной, отогнало от меня сон.

Даже Бэби не давал покоя инстинкт, говоривший ей, что в скором времени должно произойти нечто необычайное, страшное, еще, вероятно, небывалое на ее глазах.

Она. как маятник, безостановочно двигалась взад и вперед, из одного места в другое. Видимо, ей хотелось забиться куда-нибудь в угол, за колонну, но ни один из углов ей не нравился. Испуская отрывистый, беспокойный рев, она все возвращалась ко мне, точно спрашивая у меня защиты.

Да мне, впрочем, и некогда было спать. Немногие оставшиеся мне часы были слишком драгоценны, чтобы напрасно тратить их. Не самому мне следовало спать, а разбудить других от векового сна.

Начну же свое отважное предприятие!

Мой первый опыт состоял в том, что я начал тереть свободно лежавшим на дне куском кристалла поверхность большой призмы, заключавшей в себе девушку. Этим я хотел возбудить в призме электричество.

Опыт удался. Трением возбудилось электричество до такой степени, что вся она начала светиться, и из вершины ее стали выскакивать искры.

Зато вторая часть опыта оказалась неудачной. Поливание наэлектризованной призмы холодной водой не оказывало ни малейшего действия. На зеркально-гладкой поверхности не появилось даже и следа трещины.

Надо было попытаться сделать по-другому.

Где не действует вода, там может подействовать огонь.

Я достал один из тех толстых, крепких нервов, которые тянутся у кашалота от головы до хвоста, разрезал его пополам и обвязал этими двумя концами в основании обе призмы, в которых лежали люди.

Потом я облил их, тоже внизу, рыбьим жиром и заткнул промежутки между ними пучками несгораемого асбеста.

Затем я зажег жир.

Голой рукой я следил за тем, чтобы жар от горящего жира не слишком раскалял верхнюю часть гробов. Пока могла терпеть моя рука, не было опасности и для почивавших.

Кристалл — плохой проводник тепла; пока нижняя часть его накаливается, верхняя может оставаться надолго совершенно холодной.

Когда жир почти совершенно сгорел, я быстро облил нагревшиеся места холодной водой.

Вслед за тем раздались нежные певучие звуки, точно от нескольких цитр — и кристаллы дали трещины во всех направлениях.

Да, удивительные звуки издавали гробы первобытных людей!

Я поспешно стер копоть с одной из колонн и с очень смешанным чувством рассматривал результат моих стараний.

Кристалл, бывший до сих пор прозрачным, вдруг сделался матовым, не пропускающим лучей света. Мерцая, точно черный опал, покрытый сетью мелких трещин, он представлялся глыбой каменной соли. Фигуры, скрытой в кристалле, я уже не мог разглядеть.