Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде. Страница 41

Помощник дал знак — на выход.

Изабелла вышла на подиум. Именно та кошачья походка, какая и должна быть, именно та осанка, какой от нее добивались менеджеры. Все по высшему разряду — проход к краю подиума, остановка, небрежно упереть руки в бока, обязательные фотовспышки — и в этот момент она внезапно поняла.

Это то, о чем я мечтала.

Глаза адаптировались к яркому свету. Там, в конце зала, на проекционном экране светилась картина зеленого луга. Лето — под стать коллекции. Рядом с экраном — серебристый яйцевидный кемпер, добросовестно создающий иллюзию трехмерности. Смотрите, вот весенний луг, а на лугу — домик на колесиках.

Публика... контуры человеческих фигур, толпящихся у стойки с суши, у столиков с дармовыми бокалами рислинга и стопочками водки «Абсолют». Кое-кто рассеянно поглядывал на подбоченившуюся модель и тут же отводил взгляд.

Это то, о чем я мечтала?

Ритм внезапно замедлился, будто кто-то придержал пальцем виниловую пластинку, а потом и вовсе слился в тяжелый, болезненно отзывающийся в лобных пазухах гул. У нее помутилось в глазах, но мысль работала с четкостью часового механизма.

Я — предмет. Более или менее полезный предмет с одной-единственной функцией. Предмет, предназначенный для продажи других предметов.

Время замедлилось настолько, что Изабелла осознала — еще немного, и остановится. В глаза ударила очередная фотовспышка, нестерпимо защекотало в носу, во рту появился легко узнаваемый вкус крови. Она зажмурилась, с промелькнувшим удивлением заметила, что даже веки ее движутся в ультрарапиде, и погрузилась в темноту.

Когда она вновь открыла глаза, взгляд ее упал на экран. На зеленом лугу стояло странное существо, совершенно белое и неестественно тонкое. Оно двигалось к ней — странно... не шагало, а именно двигалось. Помахало рукой. Помахало, как обычно машут... во всем зале только его движения были естественны и непринужденны — все остальное застыло, как в игре «замри».

Иди сюда. Твое место здесь.

Это существо хотело, чтобы она к нему пришла. Не ее 90-60-90, не ее зовущий взгляд и великолепно очерченные губы. Не предмет, а она сама — Изабелла. Она засомневалась. Это приглашение из неведомых экзистенциальных глубин сразу рождало вопрос: А кто я?

Еще одна вспышка. Музыка словно дернулась и возобновилась в обычном ритме. Она вновь услышала гул толпы, а летний луг на экране оказался тем, чем он и был, — продуктом фотошопа, с ненатурально яркими, чуть ли не фосфоресцирующими цветами. Изабелла сделала заученный изящный полуоборот и пошла по подиуму, не обращая внимания на вялые аплодисменты.

В полумраке кулис помреж показал указательным пальцем на свои губы. Она провела рукой по лицу — рука в крови. Остаток показа пришлось провести с затычками для ушей в ноздрях. Слава богу, нашлись затычки телесного цвета.

Когда публика разошлась, Изабелла долго всматривалась в изображение на экране, но ничего особенного не увидела. Луг как луг. Потом проектор погас, экран свернули и унесли. А серебристый домик на колесах... она даже не заметила, как он исчез.

Шанс упущен.

Много раз потом она вспоминала этот вечер. Что-то ей предложили, что-то...

Твое место здесь.

...и это что-то было по сути своей совсем другой жизнью. Не жизнью предмета для показа, которую она считала своей. Когда ей стало известно, что рекламщики решили выбрать этническую линию — эскимосы и все такое, — для нее это стало еще одним подтверждением, что она сделала страшную ошибку, не вняв призыву. Впала в депрессию, ей выписали Ксанор. Очень скоро она позвонила Петеру и предложила приехать к нему в Италию.

Да, тогда она была не готова. А теперь готова. Десять лет Изабелла ждала и надеялась вновь увидеть это белое существо — и вот пожалуйста: ей предоставлен еще один шанс. Никто не скажет, что она не пыталась жить нормальной жизнью — вышла замуж, родила ребенка. Всеми силами старалась придать существованию смысл.

Не помогло.

И вот теперь она сидит рядом с Кариной и шарит глазами по пустому горизонту.

Твое место здесь.

Она готова сделать все что угодно, все, что от нее потребуют. Все, чтобы освободиться от жизни, но при этом продолжать жить.

***

Как-то раз Леннарт и Улоф уже сталкивались с подобным — внезапно спятил их сосед, Хольгер Баклунд. Схватил оба своих крупнокалиберных карабина для лосиной охоты, двинулся к коровнику Улофа и начал пальбу. Успел расстрелять пять отличных молочных коров, прежде чем Леннарту и Улофу удалось его уговорить — ласково и осторожно. В конце концов Хольгер, дико озираясь, бросил свои винтовки и зарыдал.

Так что кое-какой опыт у них был.

Они двинулись к кемперу Дональда. Медленно и но мере актерских способностей — расслабленно, будто собрались нанести визит вежливости. Дружеский визит — какая тут может быть спешка? Чем-то похоже на ту старую историю с Хольгером.

Похоже, да не совсем.

Как и тогда, они хотели бы взяться за руки, черпая друг у друга силу и решимость. Но кто знает, как среагирует такой человек, как Дональд, увидев взявшихся за ручки, как в детском садике, взрослых мужиков? Так что шли они порознь — Леннарт и Улоф. И тому и другому было очень страшно.

Не дойдя метров пяти до входа, они обнаружили, что боковое окно открыто, а у окна сидит Дональд и пристально на них смотрит.

— Привет, Дональд! — Леннарт показал на маленький холодильник рядом с кемпером. — Хотели только узнать — пиво у тебя осталось?

— Даже и поговорить не успели, — добавил Улоф.

Они остановились у входа. Леннарт сунул руки в карманы.

— Что скажешь? Поговорим маленько?

Получилось довольно непринужденно.

Улоф восхитился мужеством Леннарта — тот даже пальцем не пошевелил, когда из окошка показалось дуло винтовки. Сам он инстинктивно съежился, постарался уменьшить размеры мишени.

— Хрен вам, а не пиво! — крикнул Дональд. — Хрен вам, а не мои доски! И отвяжитесь от меня!

Леннарт не успел и слова вымолвить, как грохнул выстрел. В нескольких сантиметрах от ноги Леннарта выстрелил маленький фонтанчик земли.

Леннарт метнулся вправо. Таща за руку Улофа — за угол палатки, где Дональд их не мог видеть.

— Держитесь от меня подальше! — заревел Дональд. Одновременно с ревом они услышали щелчок затвора — перезарядил винтовку. — Исчезните! Сгиньте, чтоб я вас не видел!

Фермеры повернулись и побежали к своему кемперу, где их дожидались Петер и Стефан. Майвор отвели в вагончик Стефана — она никак не могла успокоиться.

Вчетвером они уселись за столик, пригнувшись, — одно из окон открывалось в сторону Дональда.

— Не... скажешь, чтобы... так уж удачно, — задыхаясь после бега, произнес Леннарт.

— Надо оставить его в покое, — предложил Стефан. — Пусть придет в себя.

— Папа, я боюсь, — на пороге появилась Молли.

Петер одним прыжком подскочил к двери и схватил Молли на руки. В ту же секунду послышался еще один выстрел. Куски разбитого плексигласа просвистели через весь кемпер.

Холодильник пробит.

Все встали на корточки. Петер лег на пол за кухонным шкафом, подмяв под себя Молли.

Напряженная тишина ожидания. Десять секунд, полминуты, минута... еще один выстрел. Молли вырвалась из объятий отца и залезла под столик, где тут же нашла занятие: начала связывать шнурки ботинок Леннарта и Улофа.

— Остается одно, — сказал Петер, — псих собирается нас укокошить. Надо как-то его убрать. Мы не можем жить под обстрелом.

***

К большому облегчению Карины, с тех пор как они покинули лагерь, Изабелла не произнесла ни слова. Молча сидела и вглядывалась в однообразное и бесконечное зеленое поле. Однообразие и бесконечность. Очевидное противоречие здравому смыслу должно было бы внушать ужас, но Карина страха не чувствовала.