Химмельстранд - Линдквист Йон Айвиде. Страница 49
Я еще не проснулась,
а ты уже стоишь у моей постели...
Стефан невольно улыбнулся. Обыденное, в подробностях описанное утро влюбленных. Сколько сотен раз он слушал эту запись! Но в последнее время старался включать пореже — боялся, что она утратит силу. Такое знакомое и такое колдовское описание привычного мира...
Это же о нем с Кариной... о том, что любовь не нуждается в величественных и патетических жестах. Любовь — это ежедневная забота и восхищение друг другом. В понедельник, вторник, среду... во все дни недели. О том, что на свете нет ничего прекраснее. Он на какую-то минуту забыл о своей тревоге, но когда услышал...
...И если это не любовь,
Значит, Бог не создал маленьких зеленых яблочек,
не создал моря и островов...
...нахмурился — он никогда не вдумывался в эти слова. Сжал пластмассовую коробочку с крошечным экранчиком — знал, что за этим последует.
...Не играли бы дети,
Не слышался веселый смех —
И остыло бы солнце.
Он выключил проигрыватель и открыл глаза. Посмотрел на пустое небо. Направо, налево, еще раз направо.
Не создал моря и островов.
То есть — ничего. Если бы Бог не создал ничего.
А здесь? То, что он видит перед собой, — это и есть ничто. Ни моря, ни островов. Ни холмов, ни озер, ни деревьев. Ни маленьких зеленых яблок.
А если ничего нет, откуда взяться любви?
О чем поет Моника? О том, что любовь так велика, что ее существование так же невозможно отрицать, как невозможно отрицать существование гор и морей. А когда и в самом деле нет ни гор, ни морей?
Остаются маленькие будничные детали. Помогать друг другу в работе, вместе отдыхать. А если и эти детали стереть неумолимым ластиком?
Стефан вытащил наушники, встал и опять сжал проигрыватель в кулаке. Маленькая штуковина из пластмассы и металла. И, возможно, Бог и в самом деле не создавал маленькие зеленые яблочки. Они просто есть, как и все вокруг. Они есть до тех пор, пока не исчезнут.
Он опять посмотрел на горизонт — и почувствовал неуверенность: неужели он и в самом деле видит то, что видит?
Решительно смахнул рукавом набежавшую слезу. Присмотрелся. Схватил бинокль, взлетел по лесенке на крышу кемпера — никаких сомнений. Белая фигура со дна Плотвяного озера. Белый. Приближается именно оттуда, куда поехала Карина. Медленно-медленно... куда ему спешить. У него в запасе вечность.
Стефан знал, что хочет от него Белый. Знал с тех пор, как увидел его в первый раз. Именно поэтому он так упорно отрицал, что опять его видел. Отрицал, несмотря на обиду Эмиля, который тоже его видел. Белый хочет отнять у него все. Тогда ему нечего было предложить, а теперь... Теперь у него есть любовь, есть сбережения, есть пережитые мгновения истинного счастья. Есть семья.
Он лишится всего. Он знает это так же точно, как осужденный на казнь смотрит на расстрельный взвод и знает: конец.
Дальше дороги нет.
***
— Я хочу что-нибудь поделать.
Молли сидит на диванчике и пристально смотрит на хозяев.
— А что... у нас ничего такого нет. — Улоф немного растерялся. — Мы как бы...
Молли жестом велела ему замолчать и показала на стопку журнальчиков с кроссвордами.
— Как это нет? Там есть детские страницы.
— Возьми, — пожал плечами Леннарт и покосился на открытую дверь. Петер не возвращался.
— Но я же сижу здесь, — Молли повернулась к Улофу. — Ты не мог бы передать?
— Как же не могу. Могу. — Улоф, не обращая внимания на раздраженные взгляды Леннарта, потянулся за журналами. Встал, достал шариковую ручку из шкафчика и протянул Молли вместе с журналом.
Молли ласково улыбнулась Улофу — и в самом деле быстро обнаружила детскую страничку. Надо найти порядок в целом рое перепутанных цифр, начать с единицы — и так далее. Соединишь цифры — получается фигурка медвежонка или оленя.
Улоф подошел к Леннарту и посмотрел через его плечо. Ровная линия горизонта. Ни машин, ни людей.
— Нечего идти на поводу у этой... соплячки, — шепнул Леннарт.
— А что такого?
Многозначительный взгляд, означающий вот что:
Погоди — увидишь.
Кемпер маленький. Молли села за кухонный столик, и ни для Улофа, ни для Леннарта места там не было. Они беспланово слонялись по вагончику. Леннарт решил проверить холодильник. Пошарил и вытащил сплющенный комочек свинца.
— В дверце сидела, — сообщил он, — Интересно, что у него за калибр?
Вопрос задан без всякой цели — ни тот ни другой ровным счетом ничего не понимали в оружии. Но Улоф все же взял пулю, повертел ее в пальцах и постарался отбросить неприятное воспоминание: в тот день, когда Хольгер Баклунд расстреливал его коров, он нашел неиспользованные патроны с подпиленными пулями19 около сарая.
— Откуда мне знать. — Улоф поторопился вернуть пулю Леннарту, точно она жгла ему пальцы. — Калибр... — повторил он с отвращением.
Они взяли тряпки и начали протирать дверцы шкафчиков и мойку.
Молли, высунув кончик языка, старательно соединяла точки детской головоломки.
— А почему коровы умерли? — не поднимая глаз, спросила она.
Леннарт и Улоф застыли.
— Какие коровы?
— Ваши коровы, что тут непонятного.
— Наши коровы не умерли.
— Некоторые умерли, — не согласилась Молли. — А почему?
Леннарт подошел к столу, наклонился и попытался поймать взгляд Молли.
— Откуда ты можешь знать?
Молли скорчила недовольную гримаску. Ответила не сразу, сначала провела еще пару линий.
— Вы же сами сказали.
— Мы ничего про коров не говорили.
— Значит, мне приснилось.
Леннарт оперся на стол и тяжело присел на корточки. Теперь Молли трудно избежать его взгляда. Молли как ни в чем не бывало продолжала вычерчивать линии.
— Слушай... что это с тобой? Ты что...
Молли внезапно посмотрела на него и улыбнулась солнечной рекламной улыбкой.
— Откуда мне знать, что со мной? А что с тобой?
— Со мной? Со мной ничего. — В голосе Леннарта появились угрожающие нотки. — А вот... мы ничего не говорили про этих самых коров, так что откуда ты...
— Кончай, Леннарт, — Улоф положил руку ему на плечо. — Кончай.
— Да, — сказала Молли. — Кончай. Для тебя же лучше.
Леннарт поднял на Улофа глаза и посмотрел с выражением, которое нельзя иначе истолковать, как «ты слышал что-нибудь подобное?»
Улоф покачал головой.
— Пошли посмотрим растения.
— Ага! У вас есть растения?
Молли вскочила так резво, что чуть не сшибла Леннарта. Тому пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.
Улоф посмотрел на него — Леннарт покачал головой и помахал рукой направо-налево: никуда я не пойду.
Улоф и Молли вышли из вагончика.
Для тебя же лучше.
Леннарту было девять лет, когда лошадь лягнула его мать в голову. Потом она долго болела, неделями не вставала с постели, и никто не мог понять, в чем дело. После бесчисленных визитов к врачам решила обратиться к знахаркам, или, как она их называла, колдуньям. Отец именовал их шарлатанками.