Мекленбургская принцесса (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 35

– Пожалуй, все эти обстоятельства и впрямь могли вызвать подозрения! И что мы предпримем?

– Вы же обер-камергер, значит, имеете доступ, – пожала плечами принцесса. – Доложите герцогине Катарине потихоньку – так, мол, и так, случилась трагедия! Захочет она меня увидеть – покажете. Не захочет, и не надо! А я в сторонке постою, на меня в этом наряде никто и внимания не обратит.

– Это звучит разумно, но боюсь, что вам все-таки не следует встречаться с её высочеством.

– Но почему?!

– Всё дело в том, Ваша Светлость, что к величайшему моему сожалению, ни ваша матушка, ни Её Высочество герцогиня Браунгшвейг-Вольфенбюттельская так и не научили вас одной важной вещи.

– Держать язык за зубами? – сообразила Шурка и обреченно вздохнула.

– Именно! Вы, не могу не признать, очень умны, в особенности для ваших весьма юных лет, но если Вы и дальше будете говорить, все что приходит в вашу очаровательную голову, это может плохо кончиться. И прежде всего для Вас!

Принцесса на минуту опустила голову, как будто задумалась, затем резко подняла её и с раскаянием посмотрела на братьев фон Гершов, потом оглянулась на мать и тихо сказала:

– Простите меня. Я всего лишь маленькая девочка и, потому – делаю ошибки. Обещаю вам, что буду вести себя осмотрительно и не скажу ничего лишнего!

– Очень надеюсь на это, Ваша Светлость!

15

На следующий день митрополит, дьяк и их люди, отправились на аудиенцию с герцогиней Катариной. Та, снисходя к их бедственному положению, была готова принять их частным образом, однако в дело вмешался случай. Слухи о приехавших в Берлин московитах быстро распространились, обрастая по пути всё новыми подробностями. Согласно им получалось, что русские не просто отправились на поклон к супруге своего государя, а едва ли не бежали из плена, перебив при этом свою охрану.

В общем, курфюрст и члены его семьи заявили, что ни за что не пропустят такое зрелище, и пожелали принять в нем участие. Что касается шведского короля, то он просто объявил, что желает видеть подданных своей сестры, и та, разумеется, не могла ему отказать. Узнав об этом, фон Гершов поморщился, но возражать не посмел. В конце концов, всем известно, что русские были в плену, так что их не слишком презентабельный вид не должен был привести к бесчестию его нового отечества!

Действительность, однако, превзошла все его ожидания. Хотя рядовые слуги и впрямь выглядели, может, самую малость, лучше уличных побирушек, они остались снаружи, а сами послы оказались на высоте. Митрополит был в подобающем случаю облачении и выглядел весьма внушительно. Дьяк тоже принарядился в почти новый опашень лазоревого цвета, обильно украшенный золотым шнуром, с воротником, отороченным драгоценным соболем и такую же шапку. Обер-камергер только покрутил головой, вспоминая, как Луговской жаловался на оскудение.

Филарет держал себя с поистине царским достоинством. Широким жестом благословив высокородных особ, главное внимание он уделил Катарине и детям. Принцесса Евгения немного дичилась бородатых незнакомцев, а вот принц Карл Густав проявил себя в высшей степени похвально. Митрополит задал ему через фон Гершова несколько вопросов, на что тот отвечал с должной почтительностью, но твердо.

Луговской, тот просто бухнулся перед государыней на колени и отдал ей и царевичу с царевной поклон «большим обычаем [17]». Герцогиня немного смутилась подобному проявлению верноподданности, и велела встать, допустив дьяка до целования руки. Тот не посмел приложиться прямо, а накрыл её руку платком из тончайшей кисеи, громко чмокнул, вызвав у присутствующих улыбки. Все же его варварская галантность произвела должное впечатление.

К тому же, обер-камергер рассказал, насколько она ему была известна, историю посольства, в котором митрополит Филарет и Луговской принимали участие. Коварство поляков, взявших в плен послов Семибоярщины, а также стойкое поведение русских в неволе, вызвали известное почтение к этим, может, немного неуклюжим, но сильным и верным людям. В любом случае, их царем стал теперь имперский князь и родственник шведского королевского дома, известный своими многочисленными военными победами, и отблеск его славы падал на всех его подданных. Так что ни о каком неуважении не могло быть и речи.

Герцогиня Катарина, тронутая этими злоключениями, распорядилась включить послов в состав своей свиты с положенным их статусу содержанием. Дьяк бросился кланяться, главным образом, чтобы никто не видел, как блеснули от радости его глаза. Митрополит же принял благоволение как само собой разумеющееся, сдержано поблагодарив за участие.

Пока шел прием, Болеслав и Марта с принцессой стояли в одной из галерей дворца, ожидая вызова. Шурка, помня о данном ею обещании, вела себя в высшей степени прилично, то есть изнывала от скуки, но все-таки сдерживала свой темперамент. Мать, проведшая с дочерью накануне воспитательную беседу, иногда с тревогой поглядывала на неё, нисколько не обманываясь покорным видом, но пока поводов для беспокойства не было. Привыкший к дисциплине померанец, напротив, стоял с совершенно безучастно, как будто происходящее его совсем не касалось. Это спокойствие, очевидно, и послужило поводом для атаки со стороны маленькой оторвы.

– Господин фон Гершов!

– Да, Ваша Светлость?

– Здесь ужасно скучно! Расскажите нам что-нибудь.

– Но, что именно вас интересует? – высоко поднял брови Болек.

– Ну, не знаю! Вы путешествовали, повидали много разных стран, участвовали в войнах, сражались рядом с моим отцом. Неужели вам нечего рассказать?

– Боюсь, это не столь интересно, как Вам кажется.

– Ну, хорошо, тогда расскажите нам о себе. Мы ведь уже давно вместе, а мы о вас ничегошеньки не знаем!

– Клара Мария, – строго прервала её мать. – Оставь, пожалуйста, господина фон Гершова в покое!

– Но, мамочка, неужели тебе не интересно узнать о господине Болеславе?

– Но, возможно, он не хочет ничего рассказывать! В конце концов, это…

– Не сердитесь на дочь, сударыня, – мягко прервал её лейтенант. – Принцесса права – здесь и впрямь совсем невесело! Что же, если вам интересно, то извольте, я расскажу.

– Очень интересно, господин фон Гершов!

– Тогда слушайте. Мы с братом родом из Померании. Впрочем, вы это и так знаете. Наши родители жили в небольшом замке неподалеку от Дарлова, где правил благородный дядя вашего отца – князь Георг.

– У вас есть замок?

– У нашего отца, принцесса. К тому же замок – это громко сказано. Просто каменная башня, к которой пристроен родительский дом. Мы были младшими сыновьями, а потому нас с детства готовили к военной службе.

– А сколько вас всего было у папы с мамой?

– Семеро, Ваша Светлость. Старший – Франц, он будет наследовать земли нашего отца. Затем Казимир, его отдали учиться на священника. Он, верно, теперь уже рукоположен. Затем две сестры – Анна и Магдалена, потом мы с Каролем, и самая младшая – Ангелина. Она, наверное, уже замужем.

– А старшие сестры?

– Их выдали замуж ещё когда мы жили в замке.

– А почему земли наследует только старший сын?

– Таков уж порядок, – пожал плечами Болеслав. – К тому же триста моргенов [18] – не так уж много, чтобы делить их на всех детей.

– Клара Мария, тебе разве не рассказывали на уроках о майорате? – спросила Марта.

– Не помню, – пожала плечами Шурка. – Может, и рассказывали, только одно дело узнать об этом от учителя, а совсем другое от человека, которое это напрямую коснулось.

– Да, – подтвердил померанец, – это и есть майорат. Старший получает всё!

– А отчего вас тоже не отдали учиться на священника? Хотя, понимаю, вы с детства хотели стать военным…

– Учеба стоит денег, Ваша Светлость. К тому же мы с братом не чувствовали в себе призвания к служению Господу.

– И вы поступили на службу к моему отцу?