Еще один баловень судьбы (СИ) - Васильев Николай Федорович. Страница 27

— Пауль, предложите господам офицерам поселиться в комнатах дворцового сада. Они ведь сейчас пустуют?

— Яволь, Ваше Высочество.

— Это прекрасные аппартаменты, господа, — добавил курфюрст, улыбаясь. — Их обслуга обязательно предложит вам изысканный ужин, а наутро и завтрак. Соглашайтесь.

— Вы умеете быть настойчивым, Ваше Высочество, — ответил Бурсье, коротко кивнул по очереди курфюрсту и его жене и, повернувшись, пошел к выходу как по струнке. За ним ушла в той же манере и его свита.

Так сладко Антон давно не спал. Вечером вежливая пожилая горничная приготовила ему горячую ванну, после нее привезла на тележке заказанный легкий ужин (гороховый суп-пюре с горсткой копченостей), а затем пригласила на застеленную атласной простыней перину, накрытую атласным же одеялом, под которое наш молодец нырнул (выждав ухода горничной) совсем голым. Благодать! В предутреннем сне к нему явилась мать (совсем молодая, цветущая, улыбающаяся), взяла его на руки и стала подбрасывать в воздух; он же сердился на нее и пытался сказать: "Мама, я уже взрослый, тяжелый, ты надорвешься!", но губы и язык ему не повиновались и он от досады заплакал — тотчас проснувшись. На глазах его, и правда, были слезы. Антон вытер их руками, вздохнул обреченно и стал готовиться к новому дню в суровом веке.

Пехотные части корпуса Сен-Сира заходить в Мюнхен не стали и обосновались в его северном пригороде — Дахау. Впрочем, штаб корпуса разместился в той же резиденции, что и штаб Бурсье. Антон явился к командующему корпуса и выдавил с него очередную записку к Моро: "Мой корпус стоит в Дахау. Жду Вас, мон женераль, в Мюнхене. Курфюрст готов к переговорам о контрибуции. Ваш Сен-Сир.". После чего он разыскал штатного разведчика корпуса и обязал его отправить записку с голубем в Донауверт. Ну а потом делать ему стало нечего, и он пустился бродить по многочисленным зданиям Мюнхнер Резиденц, поражаясь их великолепию.

Глава тридцать вторая. Любовь зла

Генерал Моро и его штаб прибыли в Мюнхен (в фиакрах и каретах) лишь во второй половине дня 6-го сентября в сопровождении полка отборных гренадеров, все чаще игравших роль личной гвардии командующего. При этом по дороге из Ингольштадта на эту процессию выскочил с запада дивизион австрийских гусар — и лишь выучка и мужество гренадеров, быстро создавших каре вокруг штаб-офицеров, воспрепятствовала гусарам мимоходом обезглавить Рейнско-Мозельскую армию. Мимоходом потому, что это было, вероятно, боковое охранение отступающего от Леха корпуса Латура, Поняв, что добыча им не по зубам, гусары умчались на восток и более отряд французов не беспокоили.

Соответственно, переговоры с курфюрстом были назначены на 7 сентября. Курфюрст, впрочем, появился в резиденции уже 6-го и пригласил Моро и его штаб-офицеров на ужин. Антона в числе приглашенных не оказалось да и слава богу: известно ведь что "подальше от господ — меньше хлопот". Не нужен он оказался и на завтра, на переговорах, чему опять ничуть не огорчился. Вечером Моро дал ответный ужин в честь курфюрста (оказавшегося достаточно покладистым переговорщиком), куда Антон был все-таки зван, но от чести предпочел уклониться, мотивируя тезисами: "Чего я на этих пирах не видел?" и "Кому я там буду нужен?". Однако тезис последний вскоре был оспорен.

Он уже собирался пораньше скользнуть в свою восхитительную постель, как вдруг та самая горничная передала ему записку. Антон раскрыл ее, недоумевая, а прочтя, совсем растерялся. В ней значилось: "Я ожидала увидеть Вас вчера, но обманулась. Ждала сегодняшним вечером и опять напрасно. Значит, Ваше восхищение мной было наигранным? Я не усну, пока Вы не объяснитесь". Антон поднял голову и увидел, что горничная еще не ушла, явно ожидая его реакции. Тогда он спросил ее:

— Куда мне нужно идти?

— Я провожу Вас, херр официр.

Антон вновь облачился в мундир и сапоги, осмотрел себя в зеркале (остался недоволен, в том числе уже ощутимой щетиной) и пошел за провожатой по многочисленным коридорам, лестницам и переходам, пытаясь по ходу выработать линию поведения перед взбалмошной женой курфюрста. Наконец решил: улыбаться, говорить мало, соглашаться, иногда возражать, чтобы вновь согласиться и, поцеловав пальчики, почтительно удалиться. Вдруг горничная остановилась перед малоприметной дверью, обернулась к нему, кивнула (мол, подождите) и вошла внутрь. Вернулась через две минуты, поощрительно улыбнулась и вдруг подмигнула! Антон изумленно хлопнул ресницами, но надо было уже идти, и он открыл дверь.

Леопольдина стояла прямо напротив двери и весьма близко к ней, так что вошедший Антон оказался лицом к лицу с неверной женой. То, что она решилась изменить мужу, стало ясно через мгновенье, когда ее руки обвились вокруг его шеи, сияющие очи впились в его глаза, а трогательный голос стал произносить нежные итальянские слова:

— Каро… (Милый…) Белиссимо марито… (Прекрасный муж…) Авево паура ке ту нон венисси! (Я так боялась, что ты не придешь!)

Антон враз забыл свои придумки и стал отвечать юной женщине по-итальянски:

— Нон потево венире алла кьямата ди уна белла донна? (Разве мог я не прийти на призыв прекрасной дамы?)

— Парли итальяно? (Ты говоришь по-итальянски?) — восхитилась принцесса из Модены. — Ке меравиглиа! (Как прекрасно!) Ма бачвами! (Но поцелуй же меня!)

На четвертом (или пятом?) соитии в дверь тихо постучали и женский голос произнес:

— Herrin, Abendessen endet… (Госпожа, ужин заканчивается…)

— Ich habe dich gehort, Schatz… (Я услышала тебя, милая…) — внятно произнесла Леопольдина и добавила нежно для Антуана:- Schneller, mein Lowe! (Ускорься, мой лев!)

Уже будучи в своей постели, Антон стал перебирать свои недавние впечатления, выискивая в них подсказки для ответа на вопрос: почему столь знатная дама отдалась случайному кавалеру? И почему из всех блестящих молодых офицеров Рейнской армии она выбрала именно его? Он вспомнил, как быстро она возбудилась от его поцелуев, как лихорадочно расстегивала пуговицы на его мундире и потом на рубашке, приговаривая по-итальянски "дева Мария, каким красавцем ты меня одарила!". Их первое совокупление было самым страстным и, конечно, кратким. Почувствовав, что финал близок, Антон попытался защитить даму от нежелательной беременности и извлечь наружу свое "орудие", но она неожиданно запротестовала ("Но, но, оставь мне все, до последней капли!") и с силой вцепилась в его ягодицы. То же происходило и при последующих любовных актах, из чего следовало: дама явно хотела забеременеть! А почему? Потому что надеяться на чудо в исполнении Карла Теодора Леопольдина, видимо, перестала и осознала: через несколько лет курфюрст гикнется, и она из самой влиятельной дамы Баварии превратится в почти рядовую искательницу мужа. Если же проявить инициативу и все же родить курфюрсту необходимого наследника, то ее сказочная жизнь в Мюнхене будет длиться, длиться и длиться…

— Что ж, первая половина ребуса решена, — удовлетворенно хмыкнул Антон. — Осталось понять, почему курфюрстине понадобился именно я? Потому что хорош собой? Ну, с этим не поспоришь, что есть, то есть. Только вряд ли дело в этом. А вдруг я похож на Карла Теодора в молодости? Есть ли в резиденции его портрет в 20–25 лет? Недавний портрет я видел, он близок к оригиналу и вряд ли может стать предметом воздыхания для дам. Но в молодости многие люди выглядели куда как краше… Ладно, доживу ведь я, верно, до завтра и определюсь.

Однако утром для майора Фонтанэ нашлось срочное военное дело: разведка путей отступления частей корпуса Латура и поиск остатков корпуса эрцгерцога Карла. С первой задачей он управился до обеда, объехав командиров гусарских и егерских эскадронов, которые вели в эти дни преследование австрийцев: основные силы Латура достигли Ландсхута., в то время как дивизия Старого и полки Конде ринулись вверх по Леху. А для решения второй сформировал и отправил в поиск на Зальцбург и Линц две группки конных егерей. Голубей они, естественно, обновили, позаимствовав у местных любителей.