Еще один баловень судьбы (СИ) - Васильев Николай Федорович. Страница 28

После доклада о проделанных мероприятиях полковнику Монришару (начальнику штаба армии) Антон вновь оказался свободен и отправился в Ahnengalerie (Галерею Предков) — поискать тот самый портрет. Найти-то он его нашел (после часа поисков), но по поводу сходства молодого Карла Теодора с собой затруднился: с одной стороны вроде похож, но глаза у этого молодца очень уж большие, да и нос великоват… Так ничего и не решив, Антоша Вербицкий отправился в свою комнату, где его встретила с ужином вчерашняя сводня. Ужин он вкушал в одиночестве, но после него горничная вернулась и сказала:

— Херрин просила узнать, не очень ли Вы устали за день, херр официр…

— Подустал, любезная фрау. Отдохнуть же предпочел бы вновь в объятьях милой Леопольдины.

— Она просила Вас лечь отдыхать в свою постель и пораньше. Проснуться же Вы можете посреди ночи в тех самых объятьях.

Глава тридцать третья. Пленение дивизии генерала Старого

Вечером 8 сентября от разведчиков, прикомандированных к корпусу Ферино, пришло сообщение (с голубем), что он загнал дивизию Старого в дефиле между озерами Аммер и Штарнбергер и, во избежание лишних потерь, просит блокировать этот проход с севера, от Мюнхена. Сен-Сир (с согласия Моро) послал туда на другой день дивизию Дюгема, а Моро присовокупил к пехотинцам дивизию Бурсье и две батареи артиллерии. Поскольку пехотинцам предстояло преодолеть от Дахау около 10 лье администратор в корпусе Сен-Сира бригадный генерал Клод Легран (уже знакомый с новациями майора Фонтанэ) подсуетился и срочно изыскал для них по окрестным селам телеги. Таким образом, к вечеру 9-го числа пехота прибыла на расчетные позиции. Там уже находились кавалеристы Бурсье, а к утру прикатили два десятка пушек. Разведчики Дюгема с помощью рыбаков Аммерзее достигли ночью южного берега озера, согласовали места и сроки нападения на австрийцев и отправились обратно — ставить в известность своего генерала. Утром 10 сентября войска генерала Старого подверглись одновременному пушечному и ружейному обстрелу с фронта и тыла. Через четверть часа обстрел прекратился и к позициям австрийцев вышли французские парламентеры, а еще через полчаса около 6 тысяч имперских вояк оказались во французском плену.

12 сентября внушительная колонна военнопленных вошла в южные ворота Мюнхена и оказалась в итоге перед резиденцией курфюрста. Моро, Сен-Сир и Ферино в компании с Карлом Теодором вышли на балкон, откуда Моро решил было сказать речь, но поскольку плохо владел немецким языком, предложил обратиться к пленным курфюрсту.

— Но что я могу им сказать? — спросил имперский князь.

— Скажите что-нибудь о пользе мира…

Карл пожал плечами, но выдвинулся вперед, постоял немного в молчании, а потом звучно спросил:

— Здесь есть уроженцы Баварии? Прошу вас подойти к самому балкону…

В большой толпе начались движения и перемещения, и минут через пять-десять под балконом собралось более пятисот солдат и офицеров.

— Тем, кто меня не знает, — вновь заговорил Карл, — сообщаю: я ваш курфюрст, Карл Теодор. Вы честно пытались защитить нашу страну от вторжения французов, но их сила была больше. Сейчас вы оказались в их плену, но я обещаю принять действенные меры для вашего скорейшего освобождения.

Переждав негромкие голоса одобрения, курфюрст продолжил речь, обращаясь уже ко всей толпе:

— Всем прочим пленникам я скажу: главное, что вы остались живы и сможете через некоторое время тоже вернуться в свои семьи. Поверьте, плохой мир лучше доброй ссоры. Тем более, что Франция вовсе не стремится присоединить наши земли и народы к своей стране, а пытается силой доказать тщетность попыток реставрации Бурбонов. Наберитесь терпенья, друзья, для вас война уже закончена.

После этого выступления прозвучала команда офицера, возглавлявшего охрану военнопленных, и они потянулись с площади к северному выходу из города. При этом Моро шепнул пару слов своему адъютанту, тот выбежал на улицу и велел оставить баварцев на площади. Моро же повернулся к курфюрсту и, улыбаясь, спросил:

— Что же мне потребовать у Вас взамен свободы для баварских комбатантов?

Антон во время этой демонстрации был в числе свитских, толпившихся в зале за спиной своих руководителей. Он ожидал увидеть среди штаб-офицеров корпуса Ферино своего приятеля Николя Даву, но оказалось, что он слишком активничал при штурме Ландсберга, был серьезно ранен и уже отправился домой, в Равьер, для восстановления здоровья. "Да, не везет ему пока и в этом варианте истории" — посочувствовал Антон, но тут курфюрст заговорил и он переключился на восприятие его речи.

В отличие от большинства французов, Антон понял все нюансы выступления курфюрста и мысленно его одобрил. Тут он ощутил очередной укол совести в связи со своим участием в матримониальном заговоре против достойного человека, но быстро себя урезонил: Карл Теодор вскоре испытает торжествующую радость по поводу зачатия наследника престола и когда — в 72 года! Значит, не зря он согласился на брак с молодой итальянкой, не зря все еще трудится в ее спальне! А то, что его сын на него не слишком похож, выяснится далеко не сразу и, скорее всего, после кончины курфюрста. Амен.

Тем не менее, когда утром 13 сентября Моро объявил о продолжении похода на Вену, а для этого потребовалось вновь согласование действий с армией Журдана, Антон сам вызвался смотаться в Регенсбург. Леопольдина, узнав о срочном отбытии своего "льва" из Мюнхена, выпросила полчаса для прощания в укромном закутке, рьяно там на него набросилась, потом поплакала, но после нескольких его ласковых слов вновь оживилась и очень просила не забывать "всегда любящую тебя Лео".

Глава тридцать четвертая. Путь в Регенсбург

Все тот же егерский пелотон пустился в путь по дороге на Ингольштадт. Сентябрь в Баварии славен погодой, и Антон наслаждался ей, в равной мере как и свободой: от начальства, от озабоченной бесплодием Лео и от всех прочих проблем. В урочный час бойцы пообедали, с часок отдохнули и вновь оказались в седлах. А к вечеру прибыли в Ингольштадт, в котором уже расположились войска генерала Дезе. У Антона было послание от Моро к Дезе, и потому он направился в знакомый замок.

Адъютант сухо сообщил смутно знакомому майору, что командир корпуса отбыл из штаба отдыхать.

— Увы, придется его побеспокоить, так как я привез ему письмо и устное послание от командующего армией. Вряд ли ими можно манкировать до утра.

— Но он может быть с дамой… — продолжил сопротивляться адъютант.

— Наутро он может оказаться с той же дамой, но уже без корпуса. И, конечно, без адъютанта…

Бравый лейтенантик фыркнул, вышел из "предбанника" и минут через десять вернулся, чуть отставая от своего патрона.

Антон ранее виделся с Дезе, но каждый раз мельком. А меж тем этот самый молодой дивизионный генерал (стал им в 26 лет, а через 2 года Моро дал ему в подчинение корпус) был весьма популярен в армии за свое бесстрашие, сообразительность и честность. Он был кстати невысок, даже ниже Бонапарта. Сейчас он вошел в свою епархию с растрепанными волосами (черными длинными, прямыми), но в мундире, уже застегнутым на все пуговицы. Его большие черные же глаза ("как у Аль Пачино" — машинально отметил Антон) испытующе окинули "чужого" майора, но в следующее мгновенье он его опознал и сказал чуть облегченно:

— А, это вы, геройский егерь. Ваша фамилия, кажется, Фонтанэ? И Вас прислал ко мне Моро? Надеюсь с приказом о наступлении?

— А Вы, мон женераль, к нему готовы? То есть знаете, где находятся войска Латура и вошли во взаимодействие с частями Журдана?

— О Латуре знаю, что он организует оборону в окрестностях Ландсхута. А в сторону Регенсбурга я направил гусарский эскадрон, но известий от него еще не получил.

— Я привез с собой карту, на которой нанесены места дислокации частей Латура по состоянию на 12 сентября. Сведения присланы моими разведчиками с голубиной почтой. А сейчас я еду в штаб Журдана для согласования совместного удара по Латуру.