Пламя и пепел (СИ) - Ружинская Марина "Mockingbird0406". Страница 43

Эльжбета считала Нойманна хорошим стратегом и умелым тактиком, потому советоваться предпочитала с ним. Рихард был хорошим другом Ежи, и это тоже многое для неё значило.

— Пять тысяч, — ответила разведчица, пытаясь отдышаться — видимо, до лагеря ей пришлось бежать.

— Пять тысяч?! — Эльжбета вздрогнула. Все присутствовавшие, не заметившие, как она пришла, обернулись.

— Добрый вечер, ваше сиятельство, — сказал Нойманн и поклонился. Графиня в ответ просто кивнула.

— У нас всего-то три…— Это известие не столько поразило её, сколько ввело в растерянность и заставило задуматься. Эльжбета покачала головой. С другой стороны, может, гарнизона Кюгеля будет достаточно, чтобы более-менее уравнять две армии между собой. — Ладно, разберёмся. — Добавила графиня, заметив, что девушка больше ничего не говорила, а только озадаченно смотрела перед собой.

— Замок пока справляется с осадой, — добавила разведчица, барабаня пальцами по рукояти своего кинжала. Она была одета в тёмно-зелёную мужскую тунику, расшитую чёрными нитками, и коричневые брюки, изрядно испачканные грязью. Девушка была дочерью какого-то бедного рыцаря из вассалов Нойманна.

— Ты лучше скажи, кто руководит осадой и по чьему приказу? — ответил Рихард низким голосом и громко откашлялся. У него уже который день был сильный жар и простуда, но лечиться он не собирался, хотя, казалось, ещё немного, и ноги перестанут носить его. Барон Нойманн иной раз казался Эльжбете безрассудным, он был готов умереть за родину и свою сюзеренку в любой момент — вассалов вернее у графини Кюгель за всё время правления не бывало. Рихард напоминал ей Генрику, та тоже отличалась какой-то особенной страстью к служению.

— Осадой руководит Юргис Балтрушайтис, — проговорила девушка. Услышав знакомое имя и фамилию, Эльжбета вздрогнула и прижала руку ко рту. — По приказу Микалины Розенберг. Она присутствует в лагере, но только указания раздаёт. Других баронов, ей подчиняющихся, я не знаю. Они атакуют замок, никого не выпускают из города, морят голодом. О том, что творится в самом Кюгеле, ничего неизвестно. Это всё, что мне удалось выяснить, ваше сиятельство.

— Хорошо, иди, — быстро проговорила внезапно помрачневшая Эльжбета. Разведчица стрелой вылетела из шатра, оставив Рихарда, графиню Кюгель и слуг наедине. Эльжбета всё ещё стояла, не двигаясь и едва дыша. Барон Рихард подошёл к ней, чтобы спросить всё ли в порядке, и что именно так сильно поразило её, но Эльжбета снова вздрогнула и устало выдохнула. — Балтрушайтис, значит. Тот, с которым мы осаду Балодиса снимали в годы войны с Ауксинисом. — Она печально усмехнулась и покачала головой. Рихард сочувствующе опустил взгляд. Эльжбета нервно прикусила губу. Двадцать три года назад Юргису было лет девятнадцать — не больше. Он только успел жениться на баронессе Маркус, как началась война, в ходе которой его жена и погибла от руки какого-то ауксинисца. С тех пор Балтрушайтис, кажется, не женился, в отличие от старшего брата Паулюса.

— Воевала с ним и его братом бок о бок, спасала их людей от смерти, помогала им освободить их собственные замки от захватчиков. — Графиня не заметила, как сказала это вслух. — И теперь тот же самый Юргис с теми же самыми людьми идёт на мой феод. И брат наверняка с ним же… — Эльжбета вздохнула и сдавила виски пальцами, словно у неё болела голова. Хотелось вылить на себя ведро ледяной воды или выйти в одном платье босяком на лютый мороз.

— Мне очень жаль, ваше сиятельство, — тихо сказал Рихард, коснувшись указательным пальцем какого-то листа пергамента, лежавшего на столе.

— Наверняка их даже совесть не терзала, когда они шли на Кюгель — им же заплатили, неплохо заплатили. — Не слыша его, процедила Эльжбета. Она не заметила, как к её глазам подступили горячие слёзы. В этот момент ей вспомнилось всё самое страшное, злое, угнетающее, что происходило с ней недавно. Ежи больше никогда не будет рядом, замок в осаде, вчерашние друзья стали врагами, вот так бесстыдно подставив её под удар. Эльжбета отвернулась, смахнула слезинку и выдохнула. Ей было горько, больно, страшно, досадно, но, немного придя в себя, она понимала, что в этом предательстве нет ничего удивительного. Балтрушайтис был падок на деньги, не имел никаких принципов, всегда был ветреным и хитрым, словно ветианец, хотя вряд ли в его роду были представители этого народа. Да и кому в этих бесконечных играх феодалов можно было доверять? Пусть неприятно, пусть больно, но совершенно ведь неудивительно.

— Я не хочу сражений. Не хочу лишней крови. Не хочу опять потерять кого-нибудь просто так. Нам ещё с этой армией возвращаться воевать в Ламахон, — Эльжбета говорила тихо, но в каждом слове чувствовался шквал переполнявших её эмоций. — Нужно попробовать договориться с Микалиной. Хотя бы попытаться. И только тогда… — Графиня развела руками. Рихард, внимательно слушавший её, кивнул в знак согласия. Он снова закашлялся, с хрипом втягивая в себя воздух. Джулия, до этого скучающим взглядом смотревшая перед собой, тут же вскочила и подлетела к нему с какой-то флягой — в ней был целебный настой. Откашлявшись, Нойманн принял её и поблагодарил девушку.

— Сражения не избежать, если они не уйдут, — сказал он тихо. Эльжбета покачала головой. Сейчас действовать нужно было быстро, принимать решения почти мгновенно, нужно было скорее возвращаться в Ламахон, где осталась большая часть её людей. Эльжбета не сомневалась в Вибек и Мёллендорфе, но ей было бы куда спокойнее, если бы она была рядом со своим войском как можно скорее, если бы она лично за всем следила и руководила. Графиня принялась нервно теребить кольцо на среднем пальце — то, которое подарил ей Ежи. Траурное серебряное она сняла и выбросила в реку, вернув прежнее. Плевать на траур — он только привлекает внимание к трагедии.

— Всё, что мы можем сегодня сделать — это пойти спать. А завтра провести военный совет и всё решить. У нас очень мало времени, — устало проговорила Эльжбета. Она поёжилась — в шатре ночью было очень холодно.

Рихард в ответ только кивнул, они распрощались, и графиня вернулась в свой шатёр. Там её ожидала Джулия, игравшаяся со своим кинжалом, доставшимся ей от старшей сестры — та умерла во время междоусобицы баронесс, подчинявшихся герцогине Корхонен. Девушки происходили из рыцарского рода Коскинен — довольно бедный замок на берегу реки. Ещё два года назад девушки жили в тех землях, и лишь когда началась война в Ламахоне, Джулия была приставлена в качестве служанке-оруженосца к какой-то баронессе, а потом, когда баронесса погибла в какой-то битве, к Эльжбете. Графине Джулия казалась отважной, безрассудной, смелой — из неё выйдет прекрасная воительница в будущем. Вот только теперь у неё замка по сути и не было — Коскинен был разорён полностью, а Джулия теперь — единственная представительница своего рода.

Стоило Эльжбете войти, служанка вскочила и бросилась помогать ей снимать дорожную одежду. Всё время пребывания в лагере графиня носила мужскую тунику, доставшуюся ей от Ежи, и штаны, а не платье — так было намного удобнее. Тоненькие дрожащие пальцы Джулии легко справлялись со всеми застёжками и завязками, хотя ей была свойственна некоторая грубоватость и резкость в движениях. Она была ровесницей Фридриха — в ноябре ей исполнилось пятнадцать. Но Джулия казалась старше, умнее, самостоятельнее.

— А я бы хотела пойти в разведку, ваше сиятельство, — сказала она тихим голосом. Джулия уже закончила, села в свой угол и снова принялась подбрасывать свой кинжал.

— Ну так иди. — Эльжбета легла на кушетку. Переодеваться в ночную сорочку она пока не спешила. — Я не знаю, сколько мы тут будем, но времени у нас мало. Я думаю, ты сможешь пойти в разведку, когда мы вернёмся в Ламахон — лишней не будешь. Скажи им, что ты от меня. — Где-то прогремел гром. Ветер завыл сильнее. Джулия вздрогнула и чуть не уронила кинжал себе на ногу. — Дождь будет. — Графиня грустно усмехнулась. Тяжёлые мысли снова вернулись к ней — под вечер такое случалось часто, наверное, потому что Эльжбета освобождалась от забот и больше ничем не загружала себя. Теперь к этой удушающей скорби добавилось ещё беспокойство о численности армии и дальнейших действиях. Графиня понимала: сейчас, в эту секунду, она ничего не может изменить, и если со смертью Ежи надо просто смириться, то остальные вопросы должны решиться завтра на военном совете. Но просто так отвлечься было сложнее, чем казалось.