Пламя и пепел (СИ) - Ружинская Марина "Mockingbird0406". Страница 58

Ульрика дала знак рукой Вацлаве, чтобы та остановилась. Они рискуют потерять пленницу, так и не узнав главного.

— Говори, — пробасила Ульрика, наклонившись к её лицу.

— Нет! — бешеным голосом вскрикнула Валентина. — Я ничего не знаю! Я просто хотела свободы!

— А вот это попробовать ты не хотела?! — с этими словами Вацлава снова царапнула Валентину когтем и, не удовлетворившись результатом, царапнула получше, зацепившись за ребро и дернув его со всей силы.

— Я ничего не знаю! Нашим милордам всё равно на нас, мы — бедный простой народ, они пытаются извлечь выгоду из всего… — Валентина вздрогнула и снова зарыдала. Вацлава продолжала резать, Ульрика молча стояла рядом, но пленница не говорила больше ничего. У неё уже было выдернуто два ребра, но она продолжала кричать и плакать, задыхаясь собственной кровью и рвотой. Вацлава продолжала резать её, стараясь вырвать ещё одно ребро, но никак не получалось. Хотелось уже скорее убить, просто заткнуть Валентину, чтобы больше не слышать её воплей, забыть навсегда её глупые неуместные речи, отвратительный голос, раздражающий акцент. Вацлаве хотелось уже просто придушить её, но она отчего-то не останавливалась, пока её жертва наконец не упала без сил, выпустила последний воздух и умерла.

Вацлава пнула её ногой и увидела под Валентиной небольшую лужу.

— От боли обоссалась, — усмехнулась она устало. Вацлава обошла тело и ещё раз придирчиво осмотрела его. Грудная клетка была почти полностью вскрыта, обломки рёбер, обтянутые чем-то полупрозрачным, торчали над кровавой пустотой, на полу лежали обломки костей. Ульрика шутки не оценила и просто с укором посмотрела на баронессу. Как обычно она всем недовольна, потому что Штакельберг будет недовольна. Вацлаву немного раздражало это желание во всём угодить леди Ильзе, сделать всё, как она хочет, исключая вероятность того, что пленница просто сдохнет от пыток. Баронесса привыкла получать от этого лишь удовольствие и иной раз забывала об истинном предназначении этого занятия.

— Да вряд ли она что-то знала, в самом деле. Крестьянка ведь обычная, — отмахнулась Вацлава. — Посудите сами. — В ответ на это Ульрика устало покачала головой.

— А это случайно не сестра барона Джоши? — задумчиво сказала герцогиня. Баронесса посмотрела на неё немного озадаченно, словно никогда и не слышала такого имени. — Ну помните, во время осады Мурасаки два ветианских феода стараниями наших устроили междоусобицу, а потом их взял Мёллендорф. Я просто приезжала туда и видела в рядах пленников очень похожую на неё женщину.

— Джоши были очень воинственными. Но она ж сиверийка явно, — усмехнулась Вацлава сдержанно.

— Джоши — сивериец. Александр — не слишком-то привычное для ветианцев имя, — отозвалась Ульрика, покачав головой. — Они происходили из княжества Большовского. Кажется, так они его называют.

— Ох уж эти сиверийские названия земель… — Вацлава выдохнула и принялась мерить шагами комнату.

— Сейчас остальных пытать… — с некоторой досадой ответила Ульрика, словно ей это было в тягость. — Как-то мне всё это уже не нравится, если честно.

— Ильзе назначила вас командующей, а вам ещё что-то не нравится? — усмехнулась баронесса. Она хотела в шутку добавить, что в таком случае Ульрика может передать обязанности ей, но вовремя осеклась. Нельзя было показывать ей свои слабости, к тому же, это было бы просто неуместно и глупо.

— Нет, меня всё устраивает, — устало ответила герцогиня, словно её нисколько не смутил вопрос. — Что же сейчас творится в Мин? Мы ведь уехали, когда был самый разгар сражения. Корхонен без вести пропала, говорят. Может, объявится ещё — она как командующая и как воительница ценная, у неё много людей.

— А что у нас с Кюгель, она когда в Ламахон возвращаться собирается? — проговорила Вацлава задумчиво. Её действительно волновал вопрос отсутствия Эльжбеты, ведь с ней была часть людей Вацлавы. Хотя графиню Кюгель баронесса любила не слишком и помогала ей только по приказам Ильзе или Генрики, в этот раз она неожиданно для самой себя расщедрилась. — У неё часть моих людей, небольшая, но воины там ценные. Не все передохли там, надеюсь. Они мне бы ещё очень пригодились.

При упоминании графини Ульрика как будто ещё больше помрачнела, скривилась, поникла. Баронессе даже показалось, что в её глазах блеснули слёзы, и герцогиня старалась запрокинуть голову кверху.

— Надеюсь, жива хоть, — усмехнулась Вацлава с пренебрежением.

— Я-то как надеюсь… — проговорила Ульрика в порыве эмоций, но потом запнулась. Она приняла прежний серьёзный вид. К ней моментально вернулась прежняя суровость, которая всё же меркла в сравнении с теми чувствами, какие захлестнули герцогиню секунды назад. Словно это не она вообще была, или что-то, прятавшееся в глубине её души всё это время, неожиданно для всех прорвалось наружу. Баронесса только покачала головой. Вацлава понятия не имела, чем могло быть вызвано такое странное поведение Ульрики, и это поначалу смутило её.

— Вы не переживайте. Чего вы так переживаете? — усмехнулась баронесса. — Вам не убудет, в любом случае. И мне не убудет, если большинство моих выжило.

— Давайте уже пытать, сжигать, убивать — что вы там хотели? — ответила герцогиня как можно более ровно.

Вацлава метнулась к выходу. Герцогиня Рихтер следом за ней отправилась к камерам. Баронессу уже не смущала её серьёзность. Ульрика казалась ей не то чтобы жалкой — скорее, глубоко несчастной, хотя причин такому несчастью не было. Во всяком случае, так казалось Вацлаве. Баронесса несколько раз одёргивала себя, когда хотела сказать, что Ульрика забудется, как только увлечётся работой. Хотя бояться баронессе было нечего — герцогиня не посмеет отрубить ей голову за это или отрезать язык. Может лишь пригрозить ей чем-нибудь, ведь понимает, что без Вацлавы не справится. Во всяком случае, сегодня. Да и Ильзе не особенно будет рада потерять ценную воительницу.

— Вы же помните, я завтра уезжаю. — Баронесса тронула Ульрику за запястье. Та в ответ лишь кивнула, но в её глазах читалось облегчение, и она явно удерживалась, чтобы не сказать: «Я рада».

Наконец они вошли в большую тёмную комнату, где на полу сидели или лежали человек десять ветианцев. Тихие, безвольные, израненные, некоторые — едва дышащие, пленники производили жалкое впечатление. Игрушки в руках палачей, просто мясо, недостойное жизни и любви. У Вацлавы они всегда вызывали какую-то злую усмешку, причём это работало только с ветианцами. Пытать эрхонских пленников баронессе иногда могло быть тяжело. Поначалу её пугал такой контраст, но позднее она привыкла.

Вацлава вглядывалась в лица. У этих ветианцев уже не было ни чувств, ни эмоций, в их взгляде не было даже отчаяния и страха. Их глаза будто остекленели и отражали только зияющую внутри пустоту. Их кожа была неестественно бледной, покрытой синяками, ранами, какими-то странными наростами, у кое-кого даже подгнивали руки или ступни. Волосы потеряли цвет от грязи, а губы — болезненно посинели. Большинство из них ещё дня три назад были готовы убивать и вырезать эрхонцев, кому-то из них это даже наверняка удалось сделать. Теперь же они лежат тут, без всякой надежды, ярости, жажды мести.

Баронесса была уверена: так будет с каждым ветианцем.

Вацлава подошла к одной девушке, и та резко подняла голову, уже без страха, не пятясь назад, не дыша нервно и тяжело, как это обычно бывало с теми, кого ждут пытки или мучительная смерть. Её тёмно-карие глаза равнодушно смотрели на баронессу. Затем ветианка опустила взгляд на сапог Вацлавы, потупилась, будто не зная, что делать, а затем наклонилась и дотронулась дрожащими губами носка. Она сделала это с такой неуверенностью и осторожностью, будто боялась сделать баронессе больно или чем-то обидеть её. Пленница хотела повторить это действие, но Вацлава резко убрала ногу и направилась к двери. Ей сделалось противно.

— Смотри тут за ними. Я скоро вернусь. Мне нужно решить один вопрос с бароном и инструменты для пыток найти, — бросила она и скрылась за тяжёлой дверью. Баронесса исчезла на довольно продолжительное время и, конечно, не видела того, что произошло дальше.