Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма. Страница 209

— Нам стоит остановиться, — он осел на землю под деревом, и снег свалился прямо на тёмную, лёгкую, летнюю одежду, осыпался комками и капельками воды, оставив тонкую царапину на лбу — от маленькой льдинки. Кэор проигнорировал это; королевский племянник, стражник, сильный, казалось бы, человек, угасал каждый раз, как вспоминал о своей проклятой покойной супруге.

Анри подумалось, что, как бы она ни любила человека, она была бы рада его казни, если б тот пытался убить короля. Потому что это правильно. Потому что нельзя позволять кому-либо разрушать жизнь целой страны.

— Я пойду, — упрямо повторила она. Молочная жидкость впереди всколыхнулась, и Анри уставилась на дерево — то наполовину терялось, таяло в белесом сумраке. Зелёные ветви смешались с обгоревшими листьями — и она понимала, чем закончится попытка добраться до границы.

— Там магия, — повторил упрямо Антонио.

— Ну так останови её!

Антонио поднял на неё взгляд своих карих, странных глаз — словно припорошенных пылью, уставших и грустных. Анри понимала, что давить на него не стоило, но и выбора особого у неё не оставалось. Если на кону жизнь короля, то плевать на то, как отреагирует кто-либо другой.

— Я не буду этого делать.

Анри отвернулась. Они должны были оказаться по ту сторону границы. Ведь не просто так же прошли весь этот путь, не просто так преодолели долгую дорогу и оставили государство на тех, кто был сейчас там, чтобы… чтобы остановиться на полпути. Это предательство по отношению к Дарнаэлу, и Анри не могла позволить себе и кому-либо другому так поступить с драгоценным королём. Они должны беречь его, должны думать о том, как подарить ему ещё несколько лет или десятилетний счастливой и спокойной жизни, а не оставлять в плену у сумасшедшей королевы Лиары. У женщины, что вряд ли позволит уйти ему живому.

И всё же, он её любил. И Анри могла сколько угодно кричать от бессилия, но от того Дарнаэл Второй ни на минуту не подумает о ней, как о красивой, привлекательной девушке, что могла бы стать его второй половиной. Она навеки останется всё той же девчонкой-стражницей, и, как и все остальные, растает на фоне драгоценной Лиары.

Лиары, которая так его ненавидит.

Сандриэтта опустилась на холодную землю рядом с Кэором. Она чувствовала, как от парня исходил тот самый ледяной ветер — потому что он тоже, и не просто так, себя винил. Потому что и он был частью всего случившегося, одним из ничтожных или не очень компонентов, и теперь Анри не могла оправдать его в собственных глазах, равно как и всё то, что в определённое время между ними случалось.

Только сейчас она поняла, как сильно болят ноги. Как кружится голова. Как трудно дышать, ведь неизвестные оковы сжимают лёгкие и отчаянно пытаются заставить её задохнуться.

— Мы все очень устали, — наконец-то проронил Кэор. — Может быть, нам стоит попытаться сделать это завтра. Перейти границу. И тогда Антонио действительно нам поможет.

Он не смотрел на него с надеждой или с ожиданием — скорее с равнодушием. Анри сжала руки в кулаки; как можно было так равнодушно реагировать на опасность, что грозила жизни Дарнаэла?

Они все прошли одинаковое расстояние. Они все преодолели один и тот же путь. Они все шли по таким же самым камням, миновали посты стражи, пытались прорваться сквозь повторяющиеся попытки их задержать.

Но почему-то только Анри была готова идти дальше. Только для неё осталось жизненной необходимостью оказаться по ту сторону преграды и спасти его Величество от того, что ждало его там, за границей Элвьенты. Но ладно Антонио, ведь он был всего лишь безвольным волшебником, к тому же, эрроканцем. У него и взгляд оттого мёртвый, что он совершенно не умеет сражаться. И не научится, наверное. Но Кальтэн! Он-то должен сейчас оттолкнуть в сторону назойливого мага и первым рвануться туда, в глубину, чтобы наконец-то спасти Тьеррона.

И Кэор. Там его родной дядя, а он продолжает убиваться по предательнице, которую не просто так, между прочим, убили. Которую он сам вызвался расстрелять.

Анри хотелось вытолкать из головы связанные с ним воспоминания. Горячие сухие губы и пьяную боль в голове, что стучала в виски так назойливо и сильно. Всё это осталось в прошлом. Они уже давно покинули мир собственных иллюзий. Но вынуждены были оставаться в нём мысленно — и духовно. Потому что так нужно, потому что все так привыкли, потому что, в конце концов, это их жизнь такая.

— Я не устала, — возразила наконец-то Сандриэтта. — Пусть он откроет мне проход, и я пойду одна.

Кэор не возражал. Он словно примёрз к этому дереву, потерял не только собственное мнение и верность, а даже способность разговаривать — просто дышал.

Кальтэн тоже промолчал. Сказать ему было нечего; почему-то смех вызывали косматые, покрытые снегом, которого тут не было, брови. И ещё — льдистые дорожки на щеках, которые, очевидно, остались после слёз — на таком холоде болели глаза, приходилось без конца их тереть.

Антонио отрицательно покачал головой.

— Я всё равно бессилен, — выдавил он из себя. — И даже если б я мог, я не стал ничего делать. Там моё государство. И троих сумасшедших я туда не поведу.

Пальцы сами по себе сжали нож, но Сандриэтта ощутила ледяное, острое прикосновение — не волшебства, а пальцев Кэора. Он смотрел на неё своими тёмно-карими, чёрными даже глазами так, словно пытался образумить, и Баррэ чувствовала эту скрывшуюся в глубинах сознания мысль.

Они пройдут. Сколько б ни было между ними разногласий, если завтра придётся бороться за то, чтобы оказаться по ту сторону, они обязательно пройдут. Но Кальтэну знать об этом абсолютно не нужно. И уж тем более Антонио.

Она повернулась к нему, словно пыталась всмотреться в глубину души. Парень только покачал головой — холодно, строго.

— Я убил её, — прошептал он на ухо девушке. — Неужели ты действительно думаешь, что я остановлюсь после этого у какой-то стены? Но мы устали. Мы не можем идти сегодня.

Анри кивнула. Даже если бы мать прорывалась вперёд, следовало руководствоваться здравым смыслом. И она помнила о том, что последнее, что следует делать — это бросаться на собственных спутников. Если она едва-едва стоит на ногах, то стоит остаться. Отдохнуть. А после, когда уже всё закончится, когда Кальтэн и слабый, слишком слабый Антонио уснут или попросту потеряют бдительность, она заставит мага открыть эту проклятую границу, а после уничтожит каждого, кто встанет на её пути к спасению короля. Чего б ей это ни стоило, Дарнаэла нужно вытащить.

Вопреки всему.

***

Обычно тьма наступала тут спокойно, плавно, мягко. Элвьента никогда не была страной слишком сильных холодов и слишком густого мрака. Но теперь, сквозь молочное зарево, просматривалась откровенная чернота. Ни единой звезды, ни единого лучика от мёртвой луны — всё утонуло в туманном холоде, окутавшем приграничье.

Кальтэн чувствовал, что что-то шло не так. В нём впервые за многие годы жизни и верной службы Дарнаэлу Второму появился настоящий раскол — и мужчина понятия не имел, откуда взялось само понятие сомнений. Неужели он может позволить себе оставить короля там, во вражеском логове?

И Дар не был для него просто Его Величеством. Кто, если не он, вытаскивал Фэза из его депрессии после того, как его прогнала Тэзра? Кто сделал тем, кем он был сейчас? Но Тьеррон умел бороться, а Кальтэн вот только сейчас осознал, что на самом деле означает понятие сражения. Это не так уж и просто, как можно было бы подумать раньше. Как только появляется два варианта, сразу начинаешь сомневаться — прежде Фэзу было так легко и просто, но сейчас, когда он понял, что придётся делать, когда доберётся до Дарнаэла, всё перевернулось с ног на голову.

…Юная Баррэ, так схожая со своей матушкой, и племянник короля задремали. Кальтэн покосился на них, будто б видел в образах стражников какую-то опасность для себя, бывалого уже воина. Кэор однажды бывал на войне, но давно и далеко не в первых рядах, кто ж его туда пустит? Сандриэтта видела только опасности границы, часто несоизмеримые с опасностью даже мелкого сражения, не говоря уже о серьёзной битве. Это её мать была готова броситься в каждую горячую точку, а её дочь ещё просто не осознаёт, где, в каком мире оказалось. Анри самонадеянна, Анри верна, но не более того. Она просто не может себе смоделировать ситуацию, в которой бы отказалась от загаданных идеалов, но разве стоит уточнять, что рано или поздно такое всё-таки случится?