Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма. Страница 206

Ему было страшно открывать глаза. За тонкой завесой ресниц пряталась правда, и ему хотелось спрятаться от неё, умчаться подальше и никогда не слышать ни единого слова обо всём, что только окружало сплошными волнами кошмаров.

— Даже если ты сейчас выколешь себе глаза, это тоже не поможет, — голос звучал слабо, устало, вымученно. Можно было подумать, что человек едва дышит — но разве мёртвые могут умирать и дальше? Или боги придумали куда больше мучений, чем рассказывал Мастер?

Тэравальд не мог решиться. Но даже сквозь слабость можно было почувствовать лёгкое издевательство — словно кто-то пытался поддеть его. Перед глазами почему-то упрямо появлялся Дарнаэл Второй — когда заглядывал в библиотеку после длинного рабочего дня и в очередной раз издевался над глупой ленью своего подчинённого, даже не зная, что перед ним не пустой сплетник и дамский угодник.

Перед ним — бестолковый и бездарный служитель Религии.

Он всё же не удержался. Открыл глаза — и вновь, уже по своей стандартной, наверное, привычке, отшатнулся, сглотнул, отчаянно пытаясь дышать.

— Лава, — выдохнул Тэравальд.

Шэйран опёрся спиной о внешнюю стену усыпальницы. До его плеча долетали алые брызги, но он словно не замечал, как таяла вокруг кипящая жидкость.

— Где? — удивился парень. Он всё ещё зажимал одной рукой рану на груди, и сквозь пальцы на землю падали капельки крови, такие же, как и лава.

— Ты призрак? — ошалело моргая, прошептал Са.

— Да нет вроде, — Шэйран закашлялся — вполне реалистично, если учитывать, что мёртвые уж точно не болеют. — Меня как бы не добили.

— Лава, — обезумело повторил Тэравальд, но Шэйран будто бы не понимал, о чём речь.

В его понимании никакой лавы не было. Рубиновые потоки превратились в пустоту; ни единого следа, ни единого ожога, только рана под сердцем. Или в сердце.

Рэй больше ничего не сказал. Тэравальду и вовсе хотелось бы услышать, как человек — обыкновенный человек, — умудрился выжить в кипящей лаве, вырывающейся сейчас на свободу, но задавать такие вопросы казалось полубезумием. Он должен благодарить богов уже за то, что Шэйран стоял перед ним — вполне живой и не смертельно раненный. Остальное — детали, на которые не следует обращать внимание, пока они не доберутся до места предназначения.

Принц устало оторвался от стены, осмотрел лес, будто бы ждал увидеть в нём что-то необычное, перевёл взгляд на город. Он собирался возвращаться — Тэравальд знал, что просто так удержать наследника престола на цепи не получится.

Синие глаза Шэйрана, впрочем, всё ещё казались отвратительно пустыми. Словно он за слабой улыбкой прятал усталость тысячелетнего эльфа, который давно уже возненавидел собственное бессмертие, до того сильно, что мечтал только об одном — скорее отыскать своё пристанище там, где никто и никогда его не найдёт. Там, где одиночество послужит ему лучшей смертью на свете.

— Зачем ты сюда пришёл? — наконец-то спросил Рэй. Он, казалось, искал в мыслях или в душе нечто неизвестное ему, но найти так и не смог — вечно путался, сбивался, не знал, что и делать со странными ощущениями живого, реального мира.

Тем, кто побывал за гранью, всегда слишком трудно привыкнуть к миру заново. Особенно если, так или иначе, никто не желает оставить даже и десяти минут на отдых и восстановление, когда напряжение становится слишком сильным.

Дороги его жизни давно уже разошлись в разные стороны. Ему стоило бы, по-доброму, умереть там, от руки Тэллавара, но этого отчего-то не случилось. Напротив, Рэй чувствовал только странную боль в области сердца, и та отступала, затихала, пряталась в уголках сознания, чтобы выбраться на свободу совсем-совсем скоро. Наверное, умереть было бы проще всего; тогда удалось бы забыть и о собственной глупости, и о своих неудачах.

Тэравальд поднял на него свои по-эльфийски раскосые глаза, странного, неопределённого цвета, словно волшебство действовало и на них, и покачал головой.

— Нам надо на Ньевидд.

Рэй ничего не ответил. Он, как и все на континенте, знал об эльфийском острове, знал о легендах, что несколько сотен лет назад пугали всех, но, равно как и большинство людей, не верил в них. Эльфы были, Тэравальд тому подтверждение, но это не означало, что они способны на то, о чём поётся в сказках.

Но он не мог возразить. Сказать “нет” означало подписаться под принятием собственного решения, а Рэй даже думать нормально не мог. Кровь бурлила в жилах, словно рвалась на свободу, и ему было трудно дышать. Перед глазами всё ещё стояла чья-то тень и рубиновый песок, сыпавшийся потоком на рану.

— Зачем? — наконец-то спросил он.

— Потому что Храм ждёт тебя, — послушно отозвался Тэравальд. — А я призван защищать тебя и доправить в целости и сохранности.

— Плохо же у тебя получается, — усмехнулся Шэйран.

Но он не мог отказаться.

Если в храме ответят на его вопросы, если вопросы вообще к тому времени появятся… То он обязан быть там и узнать всё, что будет возможно.

После таких травм не выживают. Если и выживают, то вряд ли могут шевелиться. А у него — только странная царапина на груди.

И чужие болотистые мутные глаза, передёрнутые плёнкой возраста и ненависти.

— Там тебе помогут, — вздохнул Тэравальд. — Храм знает всё. Храм знает, как творился этот мир.

Шэйран зажмурился. Его мало волновало то, как творился их мир. Ему надо было знать, что случится потом. Что сделает Тэравальд. Зачем всё это вообще началось. И если в храме ему способны ответить на эти вопросы, то он должен туда прийти. Даже если это займёт слишком много времени — куда спешить, если ты и так едва не умер?

***

Тэравальд никогда не думал, что всю дорогу от Дарны до Ньевидда можно промолчать. Четыре дня пути — на конях, потом на чаровничьей лодке, которая проплывает ранним утром туда и назад, — когда надо было мчаться или просто ничего не делать. Ни единого слова. Ни единого звука, словно Шэйран вот так за раз взял и онемел. Ни единого вопроса, хотя Тэравальд чувствовал их тяжесть на его сердце.

Са казалось, что причина в пережитом кошмаре, хотя он не мог гарантировать, что принц помнил всё случившееся. А, может быть, беда только в том, что он на мгновение заглянул за границу смерти. Ведь там, пожалуй, все самые страшные кошмары континента.

Но, впрочем, он понимал, что виноват сам. Сначала Шэйран спрашивал. Спрашивал, зачем они отправляются в храм. Зачем там нужно его присутствие.

Но что мог сказать Тэравальд? Попросить разве что поколдовать, хотя и так было видно, что принц не потерял свою силу.

Са не знал? Знал. Но признаться себе в том, зачем он ведёт его туда, в средоточие Религии, было трудно. Рухнула граница, но Тэравальд молчал — о том, что Дарнаэл Второй, скорее всего, уже мёртв, о том, что страна осталась без правителя, Шэйрану знать не стоило. Не сейчас. Если он вздумает повернуть назад, то эльфу не станет силы завернуть его обратно. Если он вздумает убежать, то никакая чаровничья лодка не заставит молодого наследника волшебства Дарнаэла Первого усидеть на месте.

Соврать Тэравальд не мог. Сказать правду — правду, о которой догадывался, — тоже не мог. Религии нужно его волшебство, религии нужен тот, кто сможет вобрать в себя мощь Первого, чтобы предать его силы этому миру. Чтобы наконец-то восстановить баланс, без которого, наверное, ничто не может существовать. Элвьента слишком сильна, Эррока медленно скатывается в пропасть — и если это не остановить, разве не рухнет то, к чему они так привыкли?

Сказать, что он волочил Шэйрана на жертвенный алтарь, где от него останется только пустая, бездарная… неживая оболочка, он боялся.

Впереди показались очертания острова. Тэравальду на мгновение показалось, что у него посветлело на душе — он ведь столько лет не видел родные земли… Но родные ли? Его родня долгое время не имела права переступать волшебные границы, открытые, казалось бы, для всех желающих. Тэр не понимал, почему именно его избрали для того, чтобы служить Религии, но если так решил Мастер, то причины у него были.