Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма. Страница 223

“Разбить”.

Он зажмурился. Часто заморгал. От этого видение перед глазами поблекло, передёрнулось какой-то тонкой, почти бессмысленной дымкой, а потом и вовсе растворилось — и король уже было обрадовался тому, что освободился от преследующего его образа.

Он должен был ненавидеть Дарнаэла Тьеррона. Тот, в конце концов, приказал казнить его дочь — пусть и приёмную. Но на самом деле Галатье никак не мог избавиться от одной мысли: король Элвьенты сделал слишком большую услугу Торрессе и её правителю. И: он боролся. Все эти годы он провёл в сражении и ни на мгновение не позволил поставить себя на колени. Это стоило уважения хотя бы потому, что Галатье так не смог.

Перед ним вновь стояли его советники и министры, сами по себе — совершенно бесполезная масса, которой руководила Марисса. Конечно, он мог бы взять правление в свои руки, ну, или верил, что мог, но притворяться больным и разбитым горем человеком очень просто, особенно если ты таков и есть, а сражаться — почти невозможно, особенно если не уметь делать это по-настоящему. Галатье ни за что не решился бы ни на одно действие, если б не знал, что оно точно способно принести ему победу.

А он всё-таки не знал.

Они выстроились в ряд вокруг стола — Галатье привык игнорировать советы, но сегодня сбегать было некуда. Прыткие слуги успели было разложить на поверхности карту Эрроки и Элвьенты, и король понимал, о чём пойдёт речь. Понимал и никак не мог этому воспрепятствовать.

Он видел и Бонье, сжавшегося в углу — всё такого же серого, как и обычно, такого же трусливого мальчишку, самоуверенного только тогда, когда речь идёт о его на самом деле не такой уж и огромной красоте. Но — попробуй возрази!

Единственное, что умела Марисса — это восхвалять своих детей и плести интриги, но зато и первое, и второе у неё получалось просто-таки идеально.

Советники казались пристыженными. Они смотрели на свою королеву, будто бы маленькие испуганные дети, и только самоуверенный взгляд короля мог бы поставить их на место, унять, успокоить. Но Галатье не был способен выдавить из себя даже улыбку.

— Мы объявляем войну, — строго, равнодушно проронила Марисса. — И сейчас все присутствующие попытаются придумать более-менее пристойный план для того, чтобы победить…

Галатье поёжился. Его даже не спрашивали. Ему показалось, что тронный зал просто использовали, как самое большое помещение в замке.

Он посмотрел на своих советников, на министров, на жену, и осознал, что даже не знает, как принято говорить в таких случаях. Закричать? Потребовать, чтобы все они немедленно покинули помещение? Но Галатье не знал, как это правильно делается, и поэтому даже не рискнул проронить несколько слов.

Советники зашумели. Галатье стало не по себе — он осознавал, что ещё несколько минут, и он превратится в и вовсе бесполезное существо, которое можно запросто вытолкать за границы родного королевства. Война… война?

Карта Элвьенты казалась чем-то таким понятным и знакомым. Он смотрел на одну точку на ней — Дарна. Там он оставил своё сердце очень-очень давно, пообещал вернуться и забрать, а потом запутался в длинных переходах своего королевского правления и так и не пришёл. Не заглянул к ней на порог. Может быть, она вышла замуж за кого-то, может, осталась одинокой до скончания дней, но Галатье казалось, что когда-то он увидит её детей или, может быть, внуков, и узнает их — таких, как она, но с какой-то одной его чертой.

Его внуков.

Может быть. Но это нереально, всего несколько ночей — и пустота на сердце. Но эта женщина заставила бы его подняться и сказать, чтобы они убирались.

Советники даже не заметили, когда он поднялся. Только Марисса удивлённо распахнула глаза, а её сынок даже не оторвал взгляда от пола. Галатье выпрямился и посмотрел на неё так самоуверенно, что даже сам не понимал, как… Как он смог? Но хватит вдохновляться королём, на двадцать лет моложе, чем он. Галатье Торрэсса тоже способен на настоящие действия.

— Войны не будет, — голос его впервые за последние годы был лишён старческой дрожи. Галатье сжал пальцами зелёный бархат мантии и смотрел на пассивных советников.

Марисса тоже выпрямилась. Она сейчас больше всего напоминала змею — только почему-то выцветшую, потерявшую свою маскировку в качестве цветастой чешуи. Она даже перестала быть достаточно красивой — вероятно, плакала не одну ночь по своей дочери, но Галатье знал, что её грусть недостаточна, чтобы отказаться от амбиций. Ведь есть ещё сын, разве ж нет?

— Все вон, — проронила она.

Галатье ждал, что советники загудят так в ответ на его слова — одобрительно, послушно, встанут на колени, как стадо овец. Он даже расправил плечи и стал куда выше, чем в последние дни.

— Нет, останьтесь, — упрямо возразил Галатье. — Они должны всё слышать.

Советники сейчас должны были встать на колени перед ним или хотя бы послушно замереть там, где стояли. Да, он не ждал этого от Бонье — но тот выскользнул первым скорее из страха перед своей матушкой. Ему позволительно, он всего лишь ребёнок, пусть и в свои двадцать три или двадцать четыре.

Больно уколола мысль, что в двадцать семь Дарнаэл Второй сверг свою матушку с трона, силой вернул престол и рванул на затяжную Трёхлетнюю войну, вернувшую Элвьенту в границы, существовавшие при самом Первом.

Но не остался никто. Марисса даже не повернула голову, чтобы проследить за их уходом — все сделали это добровольно, без единой попытки возразить, вышли быстро, поспешно, переступили через порог и, очевидно, сказали что-то страже, потому что те поспешили закрыть дверь.

Внутри осталась только личная охрана Мариссы. За толпой министров их трудно было рассмотреть, но теперь Галатье понимал, что ничего сегодня с рук ему не сойдёт. Это была непозволительная вольность — он сыграл на том, чего нельзя было трогать.

— Войны не будет, — тем не менее, уверенно повторил король. — И ты вынуждена мне подчиниться. В конце концов, это моя — и только моя страна.

Марисса вздохнула. Она не обернулась на своих стражников, но было видно — рассчитывает на их присутствие тут. На то, что в любое мгновение её смогут защитить.

— Марта — твоя дочь, — выдохнула она. — Её убил этот ничтожный человек. Мы должны разрушить его страну. Воспользоваться его слабостью.

Она объясняла это, будто бы маленькому ребёнку. Галатье не понимал, почему — да и не осознавал до этого мгновения, что у Дарнаэла вообще могут быть какие-то слабости. В конце концов, король никогда не сдавался перед трудностями; он боролся и побеждал в любой из своих битв.

— Мы не будем нападать на Элвьенту. Это рискованно.

— Сейчас нет. Страна в глупом положении. Дарнаэл застрял у Лиары Первой, вероятно, в плену, — Марисса вновь терпеливо улыбнулась и подошла ближе. Впервые Галатье увидел в её глазах что-то настолько мягкое — наверное, она действительно пыталась заручиться его поддержкой.

— Значит, надо ему помочь!

Галатье выкрикнул это, не успев остановиться. Марисса замерла — с распахнутыми глазами, со взглядом, который из мягкого за несколько мгновений превратился в острый, ядовитый и злой.

А после она ударила его по лицу — во второй раз за сегодня, но на сей раз грубо, наотмашь, потому, что не смогла сдержаться, а не потому, что так было нужно в воспитательных целях. Галатье было отшатнулся в сторону трона и привычно схватился за ткань мантии, чтобы не дать ей упасть, когда Марисса попытается её отобрать, но запоздало осознал, что сейчас жалкая зелёная тряпка не станет единственным, что она у него отберёт.

— Этот человек убил её. Мою Марту, — повторила она надсадно, и в голосе почувствовалось что-то вроде искренней ненависти. — И ты пытаешься оправдать его. Более того, ты надеешься ему помочь. Ты — жалкий человек, Галатье. Стража!

Она повернулась к нему спиной и отошла быстрее, чем король успел что-либо спросить. Но это было лишним, всё случилось прежде, чем он успел сдвинуться с места.

Стражники — особо верные, очевидно, схватили его за руки и куда-то потащили.