Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма. Страница 228

— Словно непонятно, что их странность обусловлена твоим режимом!

Лиара поднялась на ноги. Очевидно, ей сейчас хотелось как минимум схватить мужчину за горло или ударить по лицу, но — приходилось сдерживаться. Они выступали как союзники; королева так привыкла к своей постоянной советнице, что без неё, в гордом одиночестве, не могла справиться с навалившимися государственными делами.

— Это был не только мой режим, — она подошла поближе. Рыжие волосы, непричёсанные — непривычно для королевы, — и закрывавшие половину лица, казалось, впервые радовали её своим хаосом, ведь можно было не смотреть Дарнаэлу в глаза. Лиаре не хотелось признавать это, но она упрямо чувствовала себя виноватой, ещё и до такой степени, что желание убежать усиливалось ежесекундно.

Дарнаэл не думал, что простить её будет настолько трудно. Вчера — когда она переступила через покойную Тэзру, когда обняла его сама, впервые за столько лет, да и ночью, может быть, потому, что поверила в новость, будто их сын всё-таки жив, — Лиара казалась чем-то само собой разумеющимся, привычным и понятным. Она была в его жизни не первый год и не первое десятилетие, и всегда привычно гордая, дерзкая и самоуверенная. Вчера было слишком больно, слишком просто и слишком кроваво; вчера что ей, что ему требовался кто-то, кто мог бы помочь зализать душевные раны. Перед кем не надо было скрывать добрую половину страниц собственной жизни за масками ледяных короля и королевы.

Сегодня, когда он вновь научился думать головой, а Лиара вспомнила о том, что осталась одна, без сумасшедшей советницы и точно такой же матери, всё это превратилось в слишком массивные стены. Дарнаэл знал, что отпустить её очередные преступления, большие и маленькие, будет для него слишком трудно — не просто дело времени, как казалось в далёком и не слишком прошлом.

Даже если речь шла о влиянии Тэзры на неё, Лиара очень часто делала сознательный и самостоятельный выбор, да и отнюдь не в его пользу. И то, что она сейчас нуждалась в нём — это только очередная временная мера.

Лиара хотела сказать что-то ещё — её губы уже распахнулись, кажется, в предвкушении очередной капельки яда, возможно, смертельного для осколков, которые остались от их отношений, — но снаружи что-то слишком громко взорвалось, громыхнуло, будто бы развалилось на кусочки.

Дарнаэл автоматически, по привычке уже потянулся к поясу и одёрнул руку, будто обжёгся — шпаги не было.

Конечно, не осталось и кандалов, которые обычно так сильно сжимали запястья, но ему от того ни на секунду не стало легче. Лиара умела правильно, незаметно отбирать оружие, а сейчас он никак не мог подавить отчаянное, дикое раздражение, вспыхнувшее в груди.

У неё не было прямого выхода из тронного зала на площадь, как в Лэвье, но Дарнаэл устоять так и не смог. Лиара почти дотянулась до его плеча, но он привычно резко, будто бы отмахиваясь от чего-то ядовитого, оттолкнул её пальцы и рванулся к балкону этажом ниже.

Наверное, не следовало этого делать, раз он уж и мог наблюдать за площадью через окно: там бы и оставался.

…Толпа всколыхнулась в очередной раз, когда он распахнул дверь и вылетел, разъярённый, на балкон. Это — не его королевство, но осознание пришло запоздало, когда отступать было уже трусостью.

Кто-то вопил, кричал, и Дарнаэл знал, что над причиной очередной отвратительной ссоры между гражданами Эрроки долго думать не придётся. Матриархат, конечно же. Интересно, кого они сейчас пытаются порвать на кусочки?

Там, внизу, они вновь кипели — обычная пустая человеческая масса, позабывшая о том, каковы настоящие правила нормального, людского поведения. Дарнаэл ненавидел бунты, крики под дворцом и демонстрации, обычно разгонял их спустя две минуты после того, как начиналось что-то подобное, но ведь в его государстве можно было прийти к королю и рассказать ему о том, что о нём действительно думают. Поведать длинную или не очень историю о том, что не устроило в правлении.

Но это была страна Лиары. Страна, в которой так просто никогда не бывает ничего. Страна, в которой порядки давно уже уничтожили самые благие намерения королевы, а теперь продолжают тянуть весь мир вниз.

Он не вникал в суть спора. Не знал, выйдет ли Лиара, или, как и в прошлый раз, останется на своём троне и пошлёт Тэзру, которой больше нет. Но Дарнаэл понимал, что, будь его королева плохой или хорошей, она никогда в жизни не сможет справиться с этой толпой одна. Она устала, забыла, как это на самом деле происходит, а самое главное, запуталась в бесконечных правилах несуществующего волшебства.

— Молчать!

Дарнаэлу часто приходилось говорить с армией — при всех её размерах, — и выкрикнуть это действительно громко оказалось не так уж и громко. Но он, наверное, забыл о том, как это — когда на тебя, будто бы на сумасшедшего, смотрит вся эта толпа.

Его народ поднимал на короля совершенно другие взгляды. Нельзя сказать, что всегда покорные, но они знали, что этот человек умеет ими править.

Прошло вот уже пятнадцать, кажется, лет с того момента, как он столкнулся с непонимающей, затихнувшей от неожиданности, бездумной человеческой массой. С тех пор, как недисциплинированная, потерянная в собственном эгоизме толпа соизволила поднять на него свои взгляды и ответить на его слова.

Эти были точно такими же. С дрожащими от раздражения руками, с плотно сжатыми руками — море возомнивших себя властительницами женщин, — и десятки среди сотен королев, десятки слабых, загнанных кроликов-мужчин, которых окружили всё тигрицы и тигрицы.

Домашние коты в рыжих пятнистых шкурах.

Они не послушаются, разумеется. Кто он такой, чтобы руководить этой толпой: ведь именно так сейчас думает каждый из тех, что стоят там, внизу, и ещё и всё так же отчаянно пытаются сделать вид, будто бы они властны и способны на многое.

Тут должна была стоять Лиара. Дарнаэл знал, что выпусти он её перед своим войском, результат был бы таким же.

Людям всегда нужно что-то доказывать.

Не тянуться за шпагой. Не пытаться нащупать отсутствующий револьвер. Он вышел сюда с пустыми руками, но как победитель — и должен выдержать линию.

Он, в конце концов, король огромного государства, и завоевал бы и это, дай ему кто ещё несколько свободных лет и чуть меньше проблем с любимой женщиной и детьми.

Дарнаэл сделал ещё один шаг вперёд, почти что подступая к краю балкона, и сжал ладонями перила, будто бы тот подоконник, о который опирался всего минут десять назад.

Взгляды — пустые или преисполненные ненависти, — говорили о многом. Ему не надо было слишком стараться, чтобы прочесть это. Да, сейчас его запястья не сковывали браслеты, сдерживающие магию. Да, он мог колдовать — если б умел делать это так, как надо, а не разве что растил иногда вазоны в любимом дворце или во время сражения. Но это не отменяло реакции народа, его пустой, слепой ненависти к нему или, может быть, ко всему мужскому роду.

Женщины — потому что им хотелось быть такими, как их королева. А мужчины… Всего лишь, наверное, потому, что им хотелось доказательства, будто ничего не могло сложиться иначе. Они ведь сделали так, как надо, так, как позволяли обстоятельства, тогда почему кто-то смеет повышать на них голос?

Дарнаэл прищурился — ненависть, клокотавшая в душе, постепенно утихала и перетекала на кончики пальцев: явный признак того, что магия вот-вот окажется на свободе. Он терпеть не мог колдовать, а больше всего потому, что это каждый раз случалось бесконтрольно, но народ не впечатлить парочкой деревьев.

— Расходитесь, — проронил он. — Продолжения представления не будет. Вы могли бы не ночевать всю ночь здесь на площади, будто жалкие бездомные.

Остановить. Огорошить. Прогнать.

Это куда лучше действовало с его народом: там куда меньше диких кошек, возомнивших себя львами. Кого угодно, конечно, можно подчинить, но лучше б это было сделать проще.

Толпа всколыхнулась и вновь закричала. О недавних жертвах позабыли, и Дарнаэл осознал, что совершил огромную глупость, когда сделал первый шаг в сторону этого балкона. Лиара, может быть, и не самая лучшая королева, но она сумела натаскать своих псов.