Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк (СИ) - Богатырева Татьяна. Страница 31

Они покатились по полу, сшибая хлипкую мебель, и Кей как будто со стороны наблюдал за дракой, скептически морщась. Дешевая постановка. Ни один не бьет в полную силу, и хоть сицилиец дерется грязно, но видно же – не хочет покалечить. А ведь мог бы, легко. Да и Кей мог бы его убить – так же легко.

Придурки. Оба.

В конце концов Кею эта дурь надоела, и он заломал-таки сицилийского осла, подмял под себя (мордой в колючий ковролин), схватив запястье на излом и прижав своим весом к полу.

– Не дергайся, покалечишься.

– Твою мать, – выдохнул Бонни и расслабился, признавая поражение. – Не брал я твоего бабла.

– Зря. Это твое бабло.

– Твою мать, – еще тише повторил Бонни. – Просто позволь мне уйти.

– Не сейчас, – Кей приподнялся, но не выпустил запястье бешеного ублюдка. – Ремень дай.

Бонни замер в недоумении.

– Ты двинулся?

– Ага. Расстегивай ремень и давай сюда, – чтобы исключить непонимание, сжал вывернутое запястье и самую малость, на миллиметр, повернул. Больно, но без травм.

– Сумасшедший, ты мне руку сломаешь!

– Не сломаю. Ну?

– Твою мать… – выдохнул сицилийский осел, зажмурился, приподнял бедра и полез свободной рукой расстегивать пряжку. Вынул ремень, отдал. Позволил связать себе руки за спиной. К удивлению Кея, без единого комментария.

И к еще большему удивлению Кея – ему самому это нравилось. Странное, дразнящее и немного нереальное ощущение полной власти. Доверия. Нужности. Словно Бонни подчиняется только потому, что сам этого хочет, а не потому, что его заставили.

А ведь мог бы вырваться. Сейчас, пока руки еще свободны, мог бы. И Кей бы не стал его останавливать, несмотря на то, что хочется спустить с придурка штаны и от души выдрать. Или наоборот, потому что хочется, очень хочется. Так, что яйца ноют.

Ладно. Со своими странными реакциями Кей разберется потом. После того, как выяснит кое-что насчет Бонни. Он не вырвался и не ушел – тем лучше. Значит, Кею не приснилось, и придурок пытается сбежать не от него, а от себя.

– А теперь выкладывай, что за вошь попала тебе под хвост, – сев рядом, на полу, Кей погладил Бонни по напряженным плечам.

– Да иди ты, – еле слышно отозвался тот и отвернулся.

– Ведешь себя, как малолетний придурок, – вздохнул Кей.

Поднялся, нашел свои джинсы, вынул из них ремень. Взвесил на руке. Криво улыбнулся Бонни – тот смотрел, не отрываясь, с каким-то странным выражением: то ли ненависть, то ли усталость, то ли голод. Что ж, и с этим разберемся.

Не обращая внимания на злобное шипение, Кей поднял Бонни за волосы, отвел к столу. Сам расстегнул и спустил его джинсы. Надавив на плечи, заставил его лечь животом на столешницу.

– Извращенец, – пробормотал Бонни.

Кей молча согласился с тем, что извращенец. Но это не повод отпускать придурка, чтобы тот сдох под наркотой, не так ли? И так же молча ударил ремнем по голым ягодицам.

– Извращенец, – с нескрываемым удовлетворением повторил Бонни и тут же резко выдохнул от второго удара, куда более сильного.

Отвесив полдюжины, Кей положил ладонь на вздрагивающую поясницу, огладил покрасневшие ягодицы. Горячие. Гладкие. Под его рукой Бонни тихо, почти неслышно застонал и выругался – невнятно, по-итальянски.

– Вторая попытка, малыш, – Кей легонько шлепнул его по заду и убрал руку: слишком приятно было его трогать. Слишком возбуждающе. – Какого черта ты решил свалить?

– Лысого, – буркнул Бонни, сглотнул и напрягся в ожидании удара.

Но вместо удара Кей снова его погладил, провел пальцем между ягодиц вниз, к яичкам. Убедился, что у больного ублюдка стоит.

– Плохой ответ.

– Хочешь меня трахнуть, так не тяни, гребаный…

Кей не позволил ему договорить, ударил ремнем – на сей раз не сдерживаясь, в полную силу. Бонни задохнулся, вздрогнул и простонал:

– Маньяк.

– Тебе стоило просто попросить, малыш, – Кей нежно провел по вспухающему следу поперек ягодиц. – Ты же знаешь, я не откажу тебе.

Ударом он закончил фразу и прикусил губу, чтобы не застонать самому – вместе с Бонни. Чертов ублюдок откровенно перся и хотел еще, а у Кея от этого всего откровенно сносило крышу.

– Трахни меня, – ублюдок раздвинул ноги, насколько позволяли болтающиеся на щиколотках джинсы, и прогнулся в пояснице. – Пожалуйста.

Кей едва не поддался. Но едва не считается, не так ли?

– Непременно, малыш. Мне нравится, как ты просишь, – он огладил смуглые ягодицы ремнем, а пальцами – лицо Бонни, задержался на губах. Бонни послушно открыл рот, лизнул пальцы.

– Прошу тебя… – повторил он, не сумев сдержать улыбку: довольную и при этом  издевательскую. – Сир.

И получил еще ремня. Вздрогнул. Зажмурился.

– Милорд, малыш. Повтори.

– Да, милорд. Как скажете, милорд, – все тем же провокационным тоном.

Очень хотелось назвать его упрямым ослом, намотать гриву на кулак и отыметь так, чтобы орал во всю глотку, но делать этого было нельзя. Кей не понимал толком, почему – если им обоим именно этого сейчас и хочется. Но интуиция вопила, что нельзя. Что тогда он точно не удержит сицилийского придурка от очередной глупости.

И отлупить его сейчас – тоже не вариант. То есть получится отличная эротическая игра, им обоим будет чертовски хорошо, вот только в кривых мозгах это ничего не сдвинет.

Черт. Ладно, придется действовать от противного.

– Ты делаешь успехи, малыш, – Кей отошел на полшага, разорвав тактильный контакт. Бонни едва заметно напрягся. – Но пока недостаточно.

Уронив ремень на пол, Кей взял единственный стул от стола, выдвинул его на свободный пятачок между дверью в душевую и кроватью, сел. Подождал, давая Бонни осознать, что игра изменилась.

– Чего ты хочешь… милорд? – скрипуче, словно преодолевая сопротивление несмазанного механизма (или собственного упрямства), спросил Бонни через полминуты.

– Попроси меня как следует. О том, чего ты на самом деле хочешь. Один раз, потому что я дам тебе то, что ты хочешь. Но у тебя не будет возможности передумать.

– Если я попрошу, ты меня отпустишь?

– На все четыре стороны. Если ты хочешь именно этого.

– Да, я ухоч…

– Я сказал, как следует попросишь. Как положено просить своего лорда.

Извернувшись, Бонни кинул на него испепеляющий взгляд. Мог бы – убил бы. Со связанными руками и исполосованной голой задницей выглядело просто изумительно. Так изумительно, что Кею стоило большого труда сдержаться и не трахнуть его. Сейчас же. Сию секунду. Но он не пошевелился, так и сидел, закинув ногу на ногу, словно на террасе клуба «Ройал Тун». Только бровью повел – примерно как на недогадливого официанта. И плевать, что милорд как спал голым, так голым и остался. Настоящему аристократу такие мелочи до лампочки.

– И как же положено просить моего лорда?

– Прояви режиссерскую смекалку, малыш.

Бонни вспыхнул. Дернул руками, словно проверяя ремень на прочность (или убеждаясь в том, что он на месте). Разогнулся, повернулся к Кею лицом. Хотя взгляд притягивало не столько пылающее, с раздувающимися ноздрями и играющими желваками лицо, сколько победно торчащий, задравший футболку член.

– Отпустите меня, милорд. Пожалуйста.

Кей молча покачал головой. Бонни прошипел сквозь зубы что-то матерное, Кей не вслушивался.

– Прошу вас, милорд, – на полтона тише и опустив глаза, но по-прежнему с желанием убить.

– Ты оскорбляешь мое эстетическое чувство.

Бонни вскинулся, обжег взглядом, с трудом удержался от очередной подъебки – но таки удержался. Потрясающие успехи.

– На колени, малыш. И подай ремень.

Взгляд вниз, на валяющийся у ног потертый кожаный ремень, мягкий от старости. Взгляд на Кея. Раздувающиеся ноздри, еще выше вставший член. Прелестно.

– Ты…

– К милорду так не обращаются. Пять плетей, – и, выдержав секундную паузу, повторил: – на колени.

С выдохом, почти всхлипом, Бонни опустился на колени – ненависть в его взгляде все больше подергивалась туманной поволокой, и сквозь нее проступала жажда.