Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 31

— Мы все сами расскажем, не хотим на дыбу!

Дыхание, видимо, вернулось. Один кивок ратникам, опять ушло.

— А князь вернется послезавтра, рассудит.

— А нам приходить? — встряли мои.

— Пошли вон! И чтоб я больше ваших мерзких рож тут не видал! Следственное дело было на невиданной высоте. Думаю, и князь с судебным решением сусолить не будет. И никакого Верховного суда Российской Федерации не будет. Только Божий. Мы пошли по домам, унося свои мерзкие рожи от военной власти города подальше.

Глава 9

Пришел уже затемно. Ведуна было не видно. Люба тоже не выходила. Пес не лаял. Стук в калитку эффекта не давал. А не спали — кое-где по дому был виден свет. Я попросил Потапа:

— Ну, полай хорошенько, оповести хозяев.

Прорываться через волкодава было безумием. Не укусит. Просто завалит и будет держать за горло до утра. Хозяин зверя в этом заверял. Ему охотно верилось. Караульщик пришел к верному решению: чем всю ночь караулить у калитки жуликоватого гостя, проще сдать его хозяевам и отправиться в уютную будку на теплую подстилку к верным блохам. Он басовито залаял.

Через некоторое время вышла молчаливая заплаканная девушка. Загнала собаку в конуру и встала, перекрыв псу выход из нее. Мне махнула рукой в сторону дома. Видимо, дочка в гостях у родителей. Пришла полюбоваться на жадного папеньку, утаивающего от единственной доченьки денежки, потребные ей для счастья с любимым муженьком. Внешне Агафья не блистала. Без большого приданого долго бы еще в девках куковала. Прошел к себе. Следом подошел Игорь. Сходу пожаловался.

— Бабы теперь в два голоса рыдают, доняли выше крыши. А их этот урод уже все деньги из семьи вытянул. А пока ему на изготовление цемента заработаешь, уже осень будет. Не успеешь.

Я добавил, что нужен еще кирпич, а он сам летом и осенью не вырастет. Ведун добавил, что народ сейчас очень плохо идет, денег нет. Все сидят и осени ждут. Пройдет урожай, они и пойдут.

— И, кстати ты меня и девок запутал непонятным словом — цемент. Это та же известь. Ей часто в домах белят. А пятьдесят лет назад построили Софийский собор, прежний-то деревянный, сгорел.

— Может у вас и кирпич есть? Называется как-нибудь по-другому.

— Тоже думал. Даже сходил, посоветовался с теми, кто известь обжигает.

— Ее еще и обжигают?

— Конечно. А то ни крепости, ни вязкости. А мастера для крепости в известку кровь и сырые яйца добавляют. Кое-кто льняное масло льет.

— А чья кровь?

— Ждешь ответа — конечно, христианских мучеников, — завеселился ведун. — А слыхал выражение: храм на крови?

— И у нас еще ходит: о древних церквях иногда так говорят.

— Берется петушок, режется. Вот его кровь и добавляется. Попы против — им сырые яйца льют. Еще растопленное сало можно закинуть, тоже неплохо.

Тут я вспомнил о прочитанной еще в подростках книге о Праге прежних веков. Там писали о строительстве моста и хвалились количеством добавленных сырых яиц. Тогда удивился, подумал: вот ведь что придумали иностранцы. А оказывается, это и у нас вовсю практикуется. Да пути господни неисповедимы…

— А камень из глины делать еще не наловчились. Где леса нет, в тех краях может и умеют. А у нас даже и мысли нет. И в любую сторону хоть три дня скачи, вековые деревья будут стоять. А вот печки часто из глины делают. Дома нет. Так что зятя лучше всего на конюшню, там ему самое место. И если больше одной животины поставить, от него, от пьяницы, разбегутся. Не справится, козу выдать, пусть пасет. А ты моих уйми завтра. Не выйдут к завтраку, зайди к Любе, скажи — не задалось с цементом. Тебя будить рано?

— Нет. Устал сегодня.

Рассказал о празднике, битве в лесу, походе в Кремль.

— Да, жизнь у тебя бурная. Когда завтра учиться придешь?

— К обеду ближе.

На том и расстались. Я лежал в темноте и думал, что еще два дела не задались. Выкинуло пожилого человека от спокойной и налаженной жизни, привычной работы, заработанной пенсии, любимой жены, детей черт знает куда. И возврата, похоже нет. А тут облом за обломом: в приказчиках чуть не убили, лечить, как привык, лучше и не пробовать, по ведунству пока не блещу, пою жиденьким голосом. И на прощание — цемент переходит в известь и из рук улетает. А делать кирпич — нет денег, да и не умею. Полагал: налепил из глины, сунул в печку и вуаля, вот оно богатство! А на самом деле, может мешать с чем надо? Или присадки какие-нибудь требуются? Сколько обжигать надо? Может, сушить перед этим положено? Ничего не знаю. Тут экспериментов, может, на три года.

А я, наглец, лучшего здесь человека, который меня кормит, поит, учит, хочет одеть, предоставляет жилье, платит деньги за просто так, донимаю через жену и дочь. Гаденыш. Безобидного кожемяку пытаюсь оторвать от любимого дела. Того тоже, поди, жена клюет. Скоморохов обираю. Типа, наставник. Хорошо, у них жен нету. Кругом гнида. Клейма ставить негде. А ведь был приличным человеком: не воровал, не убивал, никого не обирал. Всю жизнь честно зарабатывал. Здесь все успел.

Осталось только обокрасть кого-нибудь. Вот прицеливаюсь к именитому купцу. Послезавтра расскажу ему про свою ловкость в изготовлении кирпича. Деньги, конечно, не отдам. Скажу: извиняйте, не получилось. Перед тем, как убежать в блеске своей новой славы, поджечь дом у ведуна и зарезать молодую жену ушкуйника. С этими ободряющими мыслями я и уснул.

Встал не рано, умылся. Вчерашний пессимизм прошел. На улице шел упорный дождь. Отнюдь не летний короткий ливень. Этот, похоже, зарядил надолго. Махать мечом в такую погоду, ни я, ни Матвей не пойдем. Голосить на рынке? Ни в жизнь. Думаю, и ребята сообразят. Игорь гулять не пошел, Потап из будки сегодня не выходит. Пациентов, похоже, не будет. Люба вышла все-таки к завтраку и стала злобно бренчать посудой. Начал заказанные хитрые речи.

— Знаешь, Игорь, я решил цемент не делать. В городе известки полно. Пока петь буду, да у тебя учиться.

Мать кинулась к любимой доченьке, поделиться новостью. Мы посмеялись, положили еды, стали беседовать.

— Скоморошничать сегодня пойдешь?

— В такую погоду — никогда.

— Значит, учимся целый день?

— Именно.

— Забыл тебе сказать: вчера приходил здоровенный этот парняга, что последним у нас был. С ним беленькая такая девушка. Хотели тебя увидеть. Со мной говорить отказались. Может, он и ее полечить хочет?

— Скорее, они по моим делам.

— Ну и ладно.

В голове вертелись глупейшие, только что выдуманные стихи: был вчера опять у нас парняга, а на нем огромная рубаха… Как путные стихи писать, меня нету. А дрянь какая-нибудь сама в голову лезет. Если правду в наше время пишут об информационном поле Земли, откуда отдельные умельцы черпают полезные сведения, то простому человеку там делать нечего. Другое дело, если умеешь получать что-то нужное, как композиторы, писатели, поэты, ученые и изобретатели — тогда милости просим. А если нет, не лезь, куда не нужно. А то если и изобретешь что, то только что-нибудь паскудное, типа химического оружия. Хотя был и гениальный Альфред Нобель, изобретатель. Он придумал нефтепроводы, цистерны и танкеры для нефти. Капитал передал для создания Нобелевской премии. И вместе с тем: динамит, взрыватели, которыми пользуются до сих пор. Как легко стало добывать горную породу, нефть, газ! И был позабыт порох, который главенствовал в этих делах. Но и военные с динамитом не дремали. Атомная энергетика и ядерное оружие идут рука об руку. Видно, в информационном поле этикеток — польза или вред, не предусмотрено. А все будешь знать, бросишь всякое изобретательство.

После завтрака завалились в комнате у ведуна. Болтали о том, о сем. Спросил о положении дел в Новгороде с игрой в шахматы.

— У князей и бояр умеют. У остальных — нет.

— А может богатый купец показать свое умение боярину?

— Знатный никогда с торгашом не сядет. Да и не умеют купцы. А деньги тут не причем.

Подумалось: выходит, Акинфий тут, как белая ворона. Свои не умеют, чужие не хотят.