Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 96

— А сейчас нужно нам вдвоем просить, чтобы она профанам помогла, усиленно звать ее на базар.

Пока любимый под впечатлением озирался, Наина тоже решила внести свою лепту.

— Я, конечно, ради Ивана пойду куда угодно. Прямо жалко скоро надолго, может быть навсегда, расставаться придется.

Молодой вообще обалдел от наших козней.

— А почему, почему ты меня бросаешь? — спросил Иван прерывающимся голоском.

— Кто бросает? — очень правдоподобно спросила коварная обольстительница. — Вот вернусь, и будем жить душа в душу. Хочешь женись на мне, хочешь — нет, я все равно твоя буду. Мне бы только живой вернуться — уж больно страшный враг против нас с Владимиром встанет. А надо всех людей спасать, выбора у нас нет.

Кровь у парнишки просто вскипела. Факел на груди стал сиять мощным прожектором. Видимо, еще вступила в дело болезненная ревность.

— А куда это вы вдвоем собрались? — спросил ревнивец скрипучим голосом супруга-рогоносца. Не торопясь объяснили ему суть дела.

— А почему на пару?

По первому вопросу споров не возникло. Это уже ободряло.

— Сегодня поеду звать с собой друга-ушкуйника. А у Наины и позвать-то некого.

— А я, как же я?

Пошла женская партия.

— Ванечка, любимый мой, это же очень опасно. Ты нас лучше тут подожди, мы, правда, надолго…

— Да я за тебя любого врага порву!

Все. Шах и мат. Следующие полчаса он нас уламывал включить его в число участников похода, и когда мы, скрепя сердце, кое-как согласились, сиял, как медный таз. У нас на Руси это зовется отдохнуть после обеда…

Глава 9

Отдохнувши, молодые отправились на торг искать нужных мастеров, а я взялся запрягать лошадей. Приказчик в лавку на Софийской стороне, которая брала доски, напиленные Матвеем, нужен был позарез. Скорее всего, нужного человека ушкуйник среди своих и не знает, но подыскивать кандидатуру без ведома и совета компаньона — это не этично. Вдобавок и достойного человека возле меня нет.

Отсыпал с собой денег и поскакал на Вечерку на Вихре. Зорьку даже не надо было вести в поводу, Марфа пасла ее неустанно, убежать не даст.

К первому заскочил к бывшему мельнику Даниле. Теперь он, как мой компаньон, весело пилил доски с парой подсобников на подхвате. Время нищеты, как при хозяйствовании Акинфия, для его семьи кончилось.

Сегодня я привез ему и подручным неплохую сумму денег. Встретили меня, как родного — стали звать к столу, пытаться налить очередной настоечки. Его жена Анфиса была беременна, но пока еще деловита — срок был маленький.

Один из грузчиков, молодой, как Данила, уже перевез семью — строилась изба, девчонка на лужайке пасла пару блеющих коз, жена чего-то делала по хозяйству. Жизнь кипела. Вспомнилась песенка времен моей юности: Наш колхоз, наш колхоз, выполнил план по надою коз…

Утки, в созданном на мои деньги водохранилище, бодро крякали, на веревках сушилась многочисленная свежепойманная рыба и грибы нескольких видов, жужжали пчелы с пасеки, над коптильней висели окорока какого-то здоровенного копытного и колбасы. Эти голодать не будут. Река и лес прокормят всегда, как бы не шла торговля досками у Фрола.

Данила, временно бросив работу, объяснил, что они с мужиками добыли здоровенного лося и уже нагулявшего жирок кабанчика. Вот их и солят, и коптят на все три семьи. Копченой рыбы и уток уже запасено немало. Сетки на рыбу даже перестали ставить — при нужде женщины пользуются ловушками. Зайцев из силков вынимают тоже они. Подсобник постарше, убедившись в изобилии в еде нового места работы, перевезет семью с многочисленными детками со дня на день. Край, похожий на рай! Образовывалось небольшое сельцо.

Трудности были только с приказчиком боярина из рода Мишиничей. Земля под обеими лесопилками принадлежала им. Теперь они запрещали моим орлам ловить рыбу и требовали денег за пиление досок из их леса. Видимо, мысль овладеть богатым промыслом овладела основным хозяином — Твердохлебом Мишиничем. Это грозило сильно урезать наши доходы — этот хозяин, похоже, злее Акинфия, давшего деньги на первую лесопилку, будет. Я пообещал изучить, что можно сделать, чтобы избавиться от угрозы.

Мужики пошли пилить дальше, а я увлекся беседой с женским полом. Посоветовал, как солить и мариновать грибы.

Они стали жаловаться на отсутствие приличной зимней одежды — всю прошлую зиму проходили в драных кожухах и душегрейках. Хотелось бы пошить шубки. Заячьих шкурок было море, но все невыделанные, жесткие. Отдавать скорнякам — самих обдерут, как зайчих.

Тут у меня было большое белое пятно в знаниях о древней Руси.

— А какой мастер шьет шубы? — спросил я у женщин.

В голове вертелась только какая-то глупость из далекого будущего: элитный мастер-портной для пошива верхней женской одежды. Во как! Бабы не раздумывали:

— Скорняк и шьет.

Это упрощало дело.

— У меня есть знакомый кожемяка, ловок и по скорняжному делу — сообщил я дамам.

— Сколько будет брать за каждую шубенку? — вникали бабенки, желающие прибарахлиться.

— С вас — нисколько. Все расходы беру на себя.

Такие речи очень ободрили женскую часть коллектива. Они кинулись увязывать шкурки кипами и грузить их на безответную Зорьку. Вихрь, при попытке припрячь к делу и его, взбрыкивал копытами и злобно ржал. Было ясно — не угостит подковой в лоб, так порвет здоровенными зубищами. Желающих рискнуть не было. Бывший боевой княжеский конь, этакий русский Буцефал, никаких итогов неустанной борьбы с зайцами на своей мощной холке видеть не желал.

По ходу мне наложили изрядный мешок с копченой лосятиной, утками, салом и сунули пару бутылок с настойкой на лесных орехах и рябине. Гуляй — не хочу! Зорька только фыркала и озиралась — не волокут ли еще рьяные бабы здоровенный штабель досок, чтобы порожняком кобылку не гонять?

Провожали, как родного — денег выдал вволю, пошить шубенки пообещал. Женщины даже махали платочками…

С боярским засильем на Руси как-то надо было бороться. Рыбу не лови, в лесу не озоруй, лосей не пугай, досок не пили — диктатура знати процветала. Где же вы, хваленые новгородские свободы? В других княжествах так может и крепостных-то не дерут.

На Матвееву заимку прибыл очень вовремя — перед началом битвы наших с боярскими. Бывший ушкуйник, уже опоясанный саблей из дамасской стали, и вражеский тиун со здоровенным мечом на боку, бойко орали друг на друга. За моим орлом стояли два подсобника со здоровенными сучковатыми дубинами, представителя аристократии поддерживали трое дружинников с копьями. Боярские воины глядели как-то кисловато и вид имели бледноватый — драться с ушкуйником у них, видимо, большого желания не было.

Но допускать свары было нельзя. Первым я отвлек Смелого, как звали ушкуйники своего атамана. Схватил его за рукав и зашипел:

— Матвей, окстись! Не вовремя ты это затеял!

— Сейчас всех гнид порешу! — прорычал бывший главарь тридцати профессиональных убийц Древнего Новгорода — ни одного в живых не оставлю!

У дружинников морды стали удрученными пуще прежнего. Надежды на мирное урегулирование конфликта таяли на глазах.

— Матвей! Здесь не булгарский берег, и не половецкая степь! Их потом несколько сотен придет! Доверься мне!

Компаньон медленно остывал. Потом плюнул, резко повернулся, и ушел, печатая шаг, к пилораме. Подсобники тоже понесли дубины к реке. Боярские дружинники повеселели и порозовели. Гроза прошла стороной. Мир и покой снизошли на берег Вечерки. Смертоубийства не произошло.

Я вежливо поклонился тиуну.

— Ты и есть здесь настоящий хозяин? — спросил приказчик.

— Совладелец.

— Требования боярина Твердохлеба знаешь?

— На лесопилке выше по реке доложили.

— Ты и там в хозяевах?

Кивнул и предложил:

— Может в дом пройдем?

Внутри ехидно хихикнуло — который опять я и выстроил.

Тиун согласился на изменение места для беседы. Прихватили для смягчения переговоров и достижения приемлемого для обеих сторон консенсуса, мешок с провизией.