Время Вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 278

Наверное, Маэрлинг еще долго ломал бы голову над этим вопросом, если бы не догадался заглянуть в фотоальбом. Найти двух одинаковых и при этом бесконечно разных людей оказалось не слишком сложно. Ингрейна Ингихильд и Ингрейна Дэмонра. Покопавшись в памяти, Маэрлинг окончательно понял, что у двух мало похожих женщин одинаковое выражение глаз, манера улыбаться только губами и еще этот неподражаемый апломб, заставлявший нордэн быть большими калладцами, чем сами калладцы.

Если Ингрейна Ингихильд действительно походила на Ингрейну Дэмонру, дело было серьезное. Последняя начинала беспокоиться только тогда, когда прочие уже во всю читали отходные молитвы, спешно прощаясь с грешным миром. И да, альковную историю любой степени трагичности следовало исключить.

Прикинув, к кому в данной ситуации можно обратиться за советом, Маэрлинг почувствовал некоторое уныние. Отец, хоть и владел огромным объемом информации по множеству самых разнообразных предметов, от политики и экономики до того, в какой конкретной виарской провинции в этом году произрастет максимальное количество винограда или хлеба, все же мало что мог сказать о внутренней кухне Ломаной звезды. Для него это был просто полк — хоть и со славной полуторавековой историей — куда он сослал сына, чтобы тот по молодости не превратился в типичного паркетного гвардейца, поглощающего игристое и кокаин, а заодно понюхал пороху и растерял юношеский максимализм. (В общем и целом, план папаши удался неплохо, и Витольд, в семнадцать лет на отца смертельно обидевшийся, в настоящее время ни о чем не жалел). Зондэр Мондум, в силу должности знавшая об этой кухне хоть что-то, вряд ли стала бы помогать, прознай она, что дама в затруднительном положении — Ингрейна Ингихильд. К тому же, явись к ней Маэрлинг по частному делу, она, скорее всего, в очередной раз решила бы, что он пришел похитить ее добродетель, окатила бы ледяным взглядом и разделалась с разговором в десять минут. Хорошим вариантом казалась Магда Карвэн, но, при всех своих многочисленных достоинствах, в обычной жизни чудес логики она не демонстрировала и вообще не имела склонности искать врагов под носом — ей, видимо, вполне хватало имперцев, а также рэдцев, эфэлцев и всех прочих злобных тварей, обитающих за рекой Седой. В конце концов, Маэрлинг остановился на кандидатуре Эрвина Нордэнвейде. Свежими сплетнями из штабной курилки бывший лейтенант, конечно, не располагал, но в конкурсе на самый пессимистичный прогноз он легко взял бы первый приз, так что в поисках возможной опасности Витольд мог смело идти к Эрвину и положиться на его фантазию.

Пожалуй, если бы не просьба полковника Дэмонры, Витольд Маэрлинг не сошелся бы с Эрвином близко никогда в жизни. Бывший лейтенант вроде бы и не был прирожденным неудачником, но изо всех сил действовал так, чтобы им в итоге оказаться. Не пользовался подвернувшимися шансами, отказывался от протекций, забывал улыбаться не только сильным мира сего, но и барышням, а уж последнее точно являлось непростительным разгильдяйством, которое переменчивая фортуна вряд ли бы простила. Вот и теперь, вместо того, чтобы вернуться в гостеприимный Эйнальд на должность военного агента, пить по утрам кофе со сливками и изучать красоту местных девиц на ближайшей дистанции, Эрвин снял какую-то голубятню в районе Семи Ветров, которую по недомыслию счел мансардой, и жил там, давая уроки игры на пианино хозяйскому сыну. В общем, не знай Витольд наверняка, что Нордэнвейдэ в плане совокупности знаний в разы умнее него, счел бы того круглым дураком.

Окошко голубятни не светилось. Разумеется, существовал вероятность, что жилец вышел прогуляться и еще не успел вернуться, но Витольд на этот счет не заблуждался. В одиннадцать вечера Нордэнвейдэ, разумеется, уже спал сном праведника, что в его возрасте, конечно, делать стыдно. Витольд призадумался. С одной стороны, он мог постучаться с парадного. С другой стороны, дерево, раскинувшее ветви неподалеку, как по заказу, представляло собой отличный плацдарм для проникновения в мансарду. Оглядевшись и не обнаружив ни одного городового или просто прохожего в поле зрения, Витольд решил тряхнуть стариной и уже через минуту тихонько постучал в темное окошко. Постучал чисто из вежливости и нежелания получить пулю в лоб, потому что оно было распахнуто настежь.

— Эй, Эрвин…

— Маэрлинг? Витольд, какого беса? — донесся из черноты изумленный голос.

— Не тряси ладанкой, я не пропаду. Лучше отодвинь этот ящик, я не пролезу.

— Это комод.

— Тебя обманули. Это рухлядь, Эрвин.

— Странное ты выбрал время, чтобы обсудить мой интерьер, — фыркнул Нордэнвейде, но комод, перегораживающий часть окошка, все же подвинул. Маэрлинг ловко приземлился на пол. Все доски протяжно скрипнули разом.

— Беру свои слова назад: это не голубятня, это склеп!

— Витольд, не сочти меня невежей, но сейчас глухая ночь…

— Вечер в самом разгаре. И я пришел за дельным советом.

— Дельный совет до утра подождать не может? У хозяйки слух, как у кошки…

— Уверен, она взяла с тебя клятвенное обещание не водить девок. Про друзей и окна там, наверняка, не было ни слова, поэтому формально ты чист, аки голубь.

Эрвин, видимо, уставший припираться, только вздохнул и через несколько секунд чиркнул спичкой. Масляная лампа осветила скромное жилище, обстановку которого составляла кровать, письменный стол, кривой комод с крылатыми детками и связки книг в углу. И здоровенная серая крыса, глядящая на Маэрлинга с самой высокой стопки.

Витольд чуть обратно в окно не вылетел и схватился за пистолет.

Эрвин криво улыбнулся:

— Она прилагалась к жилью. Ну, почти. И она уже старая. Оставь животное в покое.

Маэрлинг понял, что секунды лишней здесь не останется.

— Эрвин, или ты немедленно собираешься, и мы идем в «Дыханье розы», или я начинаю здесь же петь неприличные куплеты и навек гублю твою репутацию. Что скажешь?

— Помимо того, что ты сумасшедший шантажист? — без энтузиазма поинтересовался Нордэнвейдэ, нашаривая на столе расческу. — Боюсь, ничего.

— Тогда собирайся и пошли.

Идти в «Дыханье розы» Эрвин, закостеневший в трезвости и добродетели, отказался наотрез. Витольд применил весь арсенал средств убеждения — от уговоров до прямых угроз — но никаких видимых успехов не добился. Его так и тянуло сообщить, что сдохнуть в обнимку с гробом Кейси было куда как более рационально, чем вот так жить после ее смерти, но Витольд понимал, что на это Эрвин может обидеться не на шутку. В итоге он уговорил последнего на поход в трактир с самыми симпатичными разносчицами, и на том успокоился.

Через полчаса Маэрлинг с удовольствием пил игристое, а Эрвин клевал носом над нетронутой тарелкой, начисто игнорируя Беату и Марту, похихикивающих неподалеку.

— Эрвин, у меня есть дело.

— Как удачно, что ты к нему, наконец, перешел.

— Я хочу исповедоваться.

Нордэнвейдэ даже глаза не поднял.

— Витольд, боюсь, таким объемом времени я не располагаю.

— Да ну?

— Я умру от старости раньше, чем ты расскажешь, как перешагнул порог двадцати лет.

— Занудство — грех. И, что еще хуже, грех неинтересный. Но ты угадал, речь пойдет о женщине.

— Вот уж неожиданность, — наконец, съязвил Эрвин, оторвавшись от созерцания столешницы. — В чем дело? Сразу говорю, я не буду помогать тебе похищать чью-нибудь дочку.

— У тебя прямолинейное воображение, друг мой. К тому же, ты явно злоупотреблял приключенческими романами в юности.

— Витольд, ты вломился в дом и вытащил меня из постели ночью. Если ты не хочешь, чтобы я сейчас злоупотребил вот этой кружкой и тебе дорог твой нос, не тяни уже.

С воинственно поднятой кружкой в руках и злостью во взгляде Эрвин, наконец, начал напоминать человека, а не собственную фотографию в траурной рамке, и это было хорошо. Витольд кратко пересказал ему содержание разговора с Ингрейной, не называя ту по имени и выкинув почти все, что касалось северной мифологии. Остаток вышел не очень длинный.