Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел. Страница 40

19

Рихтер спрыгнул с коня. — Приехали, Фрида, — он огляделся вокруг. — Пока морозы не ударили, но скоро полетят белые мухи. Хорошо, что до заморозков успели. Он так и не нашел для нее теплой одежды, зато сам ходил в обновках. Крыса поглядел на сидевшую в седле девочку. Обмотанная кучей тряпок, она казалась ему забавной. «Не мерзнет, — подумал он, — и главное». Фрида молчала. — Вон там, — Рихтер указал рукой на виднеющийся вдали частокол. — Усадьба барона за ним. — Хорошо, — сквозь сон произнесла сирота из Репьев. — Спасибо тебе, Рихтер. — Мы же друзья. Да-а… — он помог ей спуститься на землю. — Погляди, красота-то какая вокруг. Куда ни глянь, поля чернеют, лес вон на горизонте, видишь? — Угу. — Лисья дубрава… — И он продолжил восхищаться красотами этих земель. — Грязь кругом. Река — и та грязная. Видно, что рядом Братск. Вот во всем, Фрида, здесь величие Братска чувствуется! И люди тут… А! — он сплюнул. — Хер с ним, пошли. Девочка провела с Рихтером достаточно времени, чтобы понять: если он начинает ворчать, — дело дрянь. Ворчание в его случае — верный признак волнения. — Рихтер. — Что? — Все хорошо. Он махнул рукой: — Жди здесь. Я коня привяжу за тем деревом. Там низина… Пойдет. — Зачем ты прячешь коня? — На всякий случай. — Его не украдут? — У меня? — Да. — Ворон ворону, как говорят, глаз не выклюет. А если и украдут, надеюсь, у меня новый будет — получше. — При чем тут ворон? — Да успокойся, все будет в порядке. Ведь будет? — Будет, — успокоила его Фрида. — Мы же идем к другу. — Ладно, я мигом, — Крыса взял коня под уздцы и повел в сторону. — Жди. Не волнуйся, не брошу тебя. Он вел её к въезду в имение барона Рутгера, держа за руку, и девочка была убеждена, что между ними завязалась крепкая дружба. Крыса был груб, часто кричал, но он не дал ей пропасть, и теперь, как ей казалось, предчувствуя разлуку, он взял её ладошку. Держал так крепко, что Фрида почувствовала себя нужной, почувствовала себя в безопасности. Нужной она действительно была, а вот о безопасности речи и не шло. — Фрида, перед тем как мы пройдем в ворота, ты должна кое-что пообещать. — Что? — Сначала пообещай. Помнишь, в ту ночь, когда мы познакомились с тобой и сидели у костра, ты пообещала отплатить добром за добро. — Помню. — Теперь настало время тебе оказать мне услугу. — Хорошо, — девочка глядела в глаза человеку, к которому уже успела привязаться. — Я помогу тебе, Рихтер. — На иное я и не рассчитывал, — он погладил её по голове и поправил съехавший набок платок. — Когда Рутгер спросит нас, зачем мы явились… Ты же скажешь, да? — Скажу. — А если он нас прогонит? — Я покажу ему лютню — и не прогонит. — Умеешь же ты хранить тайны. Не расскажешь, чья она, эта лютня? — Моего лучшего друга, — Фрида улыбнулась. Теперь воспоминания о Снегире не приносили боль, а согревали душу. — Это не тайна, просто я решила не рассказывать никому об этом. — Это и есть тайна… — Тогда я храню тайну. Крыса нервничал: — Смотри. Мы не будем лишний раз рассказывать о том, как и при каких обстоятельствах мы с тобой встретились. Зачем Рутгеру это знать? — Хорошо. — Если что, пришли мы пешком. Коня у нас никогда не было. Если кто спросит о чем-то таком, на что ты не сможешь дать ответ, молчи. Говорить тогда стану я. Договорились? — Договорились. Фрида действительно была не против. Рихтер постоянно говорил от её имени и в её интересах. Говорил правду, но не ту, которая была у них, а ту, которую люди хотят от них слышать. Он объяснил ей, что это не ложь, а просто небольшое отступление от правды. Она покрепче взялась за его руку. — Фрида. Она вновь задрала голову и посмотрел на него, а он глядел на нее. Крыса хотел сказать что-то важное, но от волнения сказал совершенную, как ему показалось, глупость: — Ты не из тех, кто зимой расстается с веснушками? Да? — Мама говорила, что меня поцеловало солнце. — Все так, Фрида. Все именно так. Знаешь, я вот еще кое-что попрошу у тебя. — Проси. Он извлек на свет целый пенал, полный крючков, которыми он помогал потерявшим ключи растяпам. — Спрячь это у себя. Потом отдашь.

20

Ворота открыли люди барона. Фрида увидела просторный двор, конюшни и большую усадьбу. Такой роскоши своими собственными глазами она прежде не видела и потому от удивления открыла рот. — Повтори, что сказал, — гаркнул на Рихтера человек в кольчуге и с висящим на поясе шестопером. — Если окажется, что просто пришел поглазеть, я велю тебя выпороть. Если пришли просить милостыню, приходите через день. Рихтер не любил вооруженных мужчин, Фрида знала это. В Братске он стремился уйти с улицы, лишь завидев впереди стражу, а теперь и она была готова провалиться сквозь землю. — Я пришел к его сиятельству Рутгеру Фибиху. — На кой ляд? — Привел ему девочку. — На кой ляд она его сиятельству? — Это личное дело её и его сиятельства, — произнес Рихтер. — Не суй нос в дела хозяина. Бойцы Рутгера переглянулись. — Ты кто такой, а? — Я странствующий лекарь. — Странствующий? — Именно, — Рихтер снял со спины сумку и показал её содержимое начальнику караула. — Гляди, лекарства. Вытяжки, отвары… — Алхимик, что ли? Мешок свой на землю положи, колдун херов. Уж больно рожа у тебя знакомая. Эй, — он кивнул одному из своих, — проверь-ка карманы нашего дружка. Крысу тотчас обыскали и, не найдя ничего, кроме нескольких ножей, наконец обратили внимание на Фриду: — Ты дочь барона от какой ни то деревенской бабы? — Нет, — ответил за девочку Рихтер. — Она иных кровей. — Если она иных кровей, почему выглядит как голытьба? — Мы попали в беду. — Что? — В беду попали. — Ясно, — десятник принялся нервно массировать лоб. — Вышвырнуть их, — после недолгих раздумий велел он, и, только когда Рихтера и Фриду поволокли к воротам, он увидел болтающуюся на спине девочки лютню. — Остановитесь! — прокричал он. — Сопля, откуда у тебя это? — Ну давай, — прошептал Рихтер. — Все в твоих руках. — Она принадлежит моему отцу, — громко и отчетливо ответила девочка. — Отец велел мне просить его сиятельство Рутгера о помощи. Если он откажет в помощи, папа сочинит такую песню, что… — Отец, значит, — перебил её начальник караула. — Ладно, со мной идешь. Этот твой лекарь-алхимик остается ждать на конюшне. Их отпустили и развели по разным сторонам.: Рихтера — на конюшню, Фриду — в усадьбу.

21

Рутгер Фибих был крепким человеком. Аристократом, обладающим несгибаемым характером и рядом иных качеств, которые не красят людей его породы. Злопамятный, жестокий, привыкший все решать силой. Он смотрел в окно, а девочка, переминаясь с ноги на ногу, стояла в дверях, не решаясь заговорить с ним. Родители воспитывали в ней почтительный страх перед представителями аристократии. Фрида еле дышала и переживала, вдруг его сиятельство заметит, сколько грязи она притащила с собой на его полы. — Мне сказали, что у тебя музыкальный инструмент Яна Снегиря, — заговорил Рутгер. — Хотелось бы взглянуть. Она опустила голову. — Язык проглотила? — Нет, ваше сиятельство. — Дай-ка его сюда. Языком ты пошла явно не в своего отца… Если, конечно, ты мне не врешь. От волнения она побледнела. В деревне говорили, что аристократу повесить смерда — как раз плюнуть. — Девочка. Если ты пришла говорить, то самое время. Ты утомляешь. Фрида на дрожащих ногах подошла к Рутгеру и, не зная, как следует себя вести, встала на колени, протягивая аристократу музыкальный инструмент. — Встань, — гаркнул барон, повертев лютню в руках. — А ну, глаза покажи. Она повиновалась. — Неожиданно… — барон вернул Фриде. — Он ничего такого не рассказывал. Что тебе нужно от меня? — Отец сказал, что вы, ваше сиятельство, поможете мне добраться до Златограда. — Он так и сказал? — Было еще кое-что, ваше сиятельство. — Выкладывай. — Он напишет на вас хулительную… о… одд. — Оду. Твой отец знает, на что надавить, — Рутгер ухмыльнулся. Инструмент воскресил в его памяти те дни, когда Ян Снегирь был гостем на его свадьбе. — Две зимы назад твой папка стоял на этом самом месте. Вдрызг пьяный. Грозился вырвать с моей головы каждый волос, если я упущу такую женщину, как Анна… Хорошо, что Яна сейчас здесь нет. — Вы упустили Анну? — Да. Я не смог отвоевать свое золото у холеры… — Он направился к окну и велел девочке следовать за ним. — Как тебя зовут, дочь трубадура? — Фрида. — Рад знакомству, Фрида. Где сейчас твой отец? — В путешествии. — Как это на него похоже… С кем он сейчас путешествует? — С Юреком. — Вот так да! Юрек мой хороший приятель, да еще и из местных. Окно выходило во внутренний двор, и они могли видеть, как Рихтер жует яблоко, взятое из стоявшей неподалеку бочки. — Что это за человек? — Друг. — Твой друг или друг твоего отца? — Он спас меня. — Фрида, это не ответ. Девочка часто сравнивала Волдо и Рихтера. Различий между ними, конечно, очень много, но определенные сходства были налицо. «Они бы подружились», — рассудила она и ответила так, как учил отвечать её Рихтер: — Да, ваше сиятельство. Они друзья. — Ты веришь ему? — Да, ваше сиятельство. — И он спас твою жизнь. — Да, ваше сиятельство. — Я распоряжусь накормить его и дать несколько крон. Завтра на рассвете поедешь с одним из моих людей в Златоград. Уж не знаю, зачем тебе туда, но это и не моё дело. Если твоему спутнику нужно отдохнуть, может задержаться. Я велю выделить ему место на конюшне. — Благодарю вас, ваше сиятельство. Этот день она провела в компании барона Рутгера Фибиха. Послушала истории о сражениях, пирах и охотах. Не понимая большую половину того, что ей говорят, Фрида слушала внимательно. Некоторые истории тронули её сердце. Рутгер объяснил ей, что такое рыцарская честь и как важно откликнуться на призыв к оружию, если место, которое ты величаешь домом, в беде. Кроме того, за этот день она успела поесть аж три раза и, что уж там говорить, вымыться в горячей воде. Когда пришло время ложиться спать, девочку сопроводили в отведенные для нее покои. Рутгер уважал Яна Снегиря. Ценил его талант и дорожил воспоминаниями о встрече с музыкантом. Ночью оконный ставень скрипнул. Её сон был чуток и легковесен, а потому она тут же открыла глаза. Силуэт человека застыл в окне. — Тише, подруга. — произнес Рихтер. — Я пришел навестить тебя. Она чувствовала себя немного виноватой за то, что оставила его на улице, в то время как сама вкусно ела и прогуливалась по усадьбе в компании интересного человека, знакомство с которым никогда бы не стало для нее возможным в силу её низкого происхождения. — Прости, Рихтер. — Прощаю, Фрида. Я пришел забрать свой инструмент. И спросить тебя кое о чем, если ты все еще ценишь нашу дружбу. — Ценю, — тут же выдала она. — Прости, что забыла о тебе. — Говори тише. Девочка размотала одну из тех тряпок, что еще вчера спасали её от ветра. Извлекла наружу спрятанный пенал Рихтера. — Почему ты не спишь? — спросила она. — Ты ведь и вчера ночью не спал. — Не спал потому, что думал, как бы получше представить тебя барону. Здорово же вышло… — На самом деле Рихтер волновался перед встречей с Рутгером, и потому сон ускользал от него. — А сейчас один растяпа нуждается в моей помощи, как видишь, подруга, мне не до сна. — А кто этот растяпа? Кто-то из охраны его сиятельства? — Твой новый друг Рутгер. — Быть такого не может. Рутгер рыцарь. Рыцари растяпами не бывают. — «Осел он, а не рыцарь», — подумал Рихтер и прошептал: — Он забыл, от какого сундука потерял ключ. Представляешь? — Точно растяпа, — Фрида довольно улыбалась. — А что он сказал еще? — Сказал, что от самого большого сундука, но… — Говори! — глядя на то, как Крыса строит гримасы, она даром что не хохотала. — Рихтер! — Он забыл, где этот сундук оставил. Представляешь? — Так самый большой — это, наверное, тот, что у него в покоях. Обит черным бархатом. О нем он говорил? — Вот ведь голова дырявая… — Рихтер схватился за голову. — Теперь я растяпа… — Ты не растяпа, ты путешественник. Немудрено, что его сиятельство забыл о сундуке… После смерти своей супруги он не может спать там, где она умирала. Крыса улыбнулся такой улыбкой, какой Фрида прежде не видела. Злой улыбкой, коварной. Бесшумно спустился с подоконника и приоткрыл дверь в покоях, выделенных для Фриды. — Я забыл, как дойти до его покоев. — Прямо по коридору и вверх по винтовой лестнице. Там одна дверь. Как ты мог это забыть? — Ты самая лучшая на свете девочка, — сказал Крыса и подмигнул ей: — Ты просто замечательная. Дверь едва слышно скрипнула, и вор растворился во тьме.