Медсестрица Аленушка в стране козлов (СИ) - Любославский Александр. Страница 20

Знаешь, Аленка, по моим наблюдениям обычные люди спиваются только по какой-то веской причине. Ну, классика жанра, горе заливать. А вот ты замечала, как Вась-Вась лечит алкашек? Он почти всем антидепрессанты назначает. Алкоголь — он же антидепрессант. Вот сейчас мы еще по рюмахе добавим и весело станет. Еще по рюмахе, тебе вообще петь и плясать захочется. А мне уже нет, ибо сигнал от настоящего алкоголизма пойдет, у меня наоборот, настроение начнет портиться… Я, конечно, по лезвию хожу. Но по-другому у меня не получается. Хорошая ты девчонка — Аленка, тебе правду скажу, одной, больше никто в отделении об этом не знает. За мной разные грехи есть, но ты никогда не слышала слухи про моих мужиков. Вопрос — почему? Баба я не старая, слегка за сорок, нога подо мною красивая (цитирую кого-то), а мужиков мне молва почему-то не клеит. Даже слышала небось, что-то типа "Алка-лесбиянка".

У каждого есть слабое место, там, где ломается. Вот и у меня сломалось… Был такой… Да не стану его называть, имя ни о чем не говорит, а фамилию ты знаешь, он ее мне вместе с сыном на память оставил. Я его любила, а он меня нет. Поэтому ушел, нашел другую, может, ее полюбил… Как я не трепыхалась, не пыталась "сохранить семью", ни хрена у меня не получилось. Уехали они… Иногда думаю, правильно сделал, что уехал, с глаз долой, из сердца вон. А иногда… Посмотреть бы хоть в полглаза, какой он теперь…

Думала пройдет…. Нет не проходит. Ударилась, было дело, в блядство, такие мужики у меня были… Ан нет, не то… Выпью немножко, легче становится. И ведь больше десяти лет прошло, а не попускает.

Алла наклонила голову, пытаясь скрыть слезы. Взяла салфетку, промокнула глаза.

— Извини…

Алена сидела молча и тоже глотала слезы. Алла потянулась рукой у бутылке:

— Давай выпей еще за мое здоровье, а я компотиком компанию поддержу. Потом я тебе музыку поставлю, ты такого не слышала.

Выпили, Алла стала налаживать музыкальный центр.

— Сынуля в подарок смастерил мне вот такую технику. Здесь главное — старые, советские еще колонки, они главный кайф дают, в смысле, звукопередачу. Вот слушай!

Зазвучала музыка. Ощущение было такое, что рядом играл оркестр. Мелодия была знакомая, что-то классическое, но, видимо, в современной обработке, с подчеркнутым ритмом ударными и басом. Мелодия наполняла душу печалью и, одновременно, надеждой на лучшее. Алена слушала и не замечала, как по ее щекам текут слезы.

За окном стало темнеть, в полумраке комнаты ни та, ни другая не видели слез друг у друга.

Возвращаясь домой Алена задумалась: а не ожидает ли ее судьба Аллы? Пройдет ли, и, как скоро, ее чувство к Ромчику? Что ей делать? Попробовать выбить клин клином: "удариться в блядство"? Сразу начать пить? Просто терпеть?

Гинекологша была раздражена:

— Слушай, дорогуша! Я делаю, что могу. Да, я понимаю, что лекарства дороги. Ты же медсестра, работаешь в медицине, сама должна понимать, — не все лечится, как нам хочется! Скажи спасибо, что обошлось без диагностического выскабливания. И найди себе, пожалуйста, постоянного партнера! В конце-концов, выбирай уже: если ты монашка, то терпи, господь терпел. А если нет, обеспечь себя мужиком.

Алена вышла из кабинета гинеколога с пылающим лицом. "Да гори оно все пламенем. Да чтоб я сюда еще пришла! Блин…А прийти, наверное, еще придется."

Приближался конец учебного года и время отпуска. Тетка, спасибо ей, порешала вопрос с переводом Никиты в спортивный лицей. Он был уже записан на сборы в приморском городе. Так что, двухнедельное оздоровления ребенка у моря решилось автоматически, главное почти бесплатно. Часть отпускных надо будет попытаться отдать тетке в счет долгов. Если возьмет, конечно. Если нет, то альтернатива — дней на пять с Никитой, опять таки на море. Если он заартачится — скучно ему уже с матерью, то тогда сидение дома или поездка к родителям. Зато деньги целее будут. Глядишь, удастся прикупить себе и сыну какие-нибудь обновы.

Над всеми ее семейными, бытовыми, рабочими проблемами и даже здоровьем мрачно царствовала проблема Ромы. Эта проблема состояла из частых воспоминаний, навязчивых мыслей, эротических фантазий, надежд и отчаяния. На работе Алена уже не боялась встречаться с Ромчиком, опасаясь выдать свои чувства. Она внешне спокойно говорила с ним и о нем, адекватно реагировала на шутки и сама могла пошутить. Но лишь в присутствии третьих лиц. Оставаться с ним наедине, ей было по-прежнему трудно. Слишком уж, до головокружения, хотелось подойти и прикоснуться. Просто прикоснуться, ощутить тепло его тела. И еще: ей было трудно оторвать от него взгляд. Она просто рассматривала его фигуру, голову, руки, как рассматривают посетители музея или выставки какой-нибудь раритет. С одной стороны, его присутствие усиливало ее тоску и чувство безысходности, недоступности счастья. С другой, она чувствовала какую-то робкую радость от того он есть, существует, двигается, разговаривает, шутит.

"А ведь это амбивалентность — одновременное сочетание противоположных чувств- симптом шизофрении". Но и шизофрения ее уже особо не пугала. Зато у нее был шанс стать его пациенткой и тогда бы они общались гораздо дольше и чаще. Алена смеялась над собой и гнала эти нелепые мысли, но они возвращались снова и снова.

Для подарка Алле она отобрала две свои картины: фиолетовые и бледно-голубые ирисы. В художественной мастерской ей предлагали наклеить паспарту, но она настояла на рамках, попыталась подобрать такие, которые она видела у Аллы. Та была искренне рада подарку и вскорости отдарилась старым психиатрическим учебником, который Алена взяла за привычку почитывать дома перед сном. В глубине души ей хотелось знать их общий с Ромой предмет как можно лучше, может быть даже лучше, чем знает его он.

Ответный визит Алла оттягивала, ссылаясь на разные причины, но после подаренных рисунков сдалась — так и пояснила: "Не люблю ходить в гости, но любопытно посмотреть на твои рисунки".

Алена волновалась, угощать и развлекать гостью ей было особо нечем. Не было ни музыкального центра, ни французского коньяка. Пришлось разориться, купить бутылку виски. Но Алла пришла не с пустыми руками, принесла модный ликер и категорически настояла пить его, а вискарь заначить до лучших времен.

— Ты, наверное, удивляешься, как это у меня получается на зарплату медсестры распивать французские коньяки. Открою секрет, никто в больнице не знает, смотри, не проговорись. Оно конечно, не бог весть какая тайна, но я в таких делах перестраховщица. Делаю массажи. Давно этим занимаюсь, руку набила, немного костоправничаю, в смысле мануальной терапии. Так, осторожненько. Народу нравится. Себя не рекламирую, хватает старых клиентов, хожу по кругу, можно сказать — то одному надо курс повторить, то другому. Так что, в руках я сильная. Если на смене кого привязать надо, я лучше санитарок это делаю.

Наконец, пришло время похвастаться своей живописью. Алла долго перебирала рисунки, раскладывая их на стопки.

— Вот смотри: эти можешь продавать, эти дарить, а эти пусть у тебя останутся.

— Продавать? Да кто ж купит?

— Поначалу никто, будешь дарить, потом, глядишь, кто-то и закажет. Если, конечно интерес у тебя не пропадет этим заниматься. Да и времени, небось, много отнимает?

Времени, как раз, Алене было не жалко. Чем меньше свободного времени, тем меньше раздумий и переживаний.

Посидели еще, поговорили на свои любимые темы, про искусство. Договорились вместе сходить на концерт, если приедет какой-нибудь достойный их внимания гастролер.

— Если не запью. — То ли пошутила, то ли предупредила Алла.

Вскоре она засобиралась домой.

Полина мучилась выбором — сходиться окончательно с Лешиком, еще потянуть или вообще разбежаться. Алене, как лучшей подруге, предстояло принять участие в решении этого архиважного и животрепещущего вопроса. В который раз обсудив варианты и аргументы типа "оно конечно, но однако", Полина предложила: