Зимняя сказка в Венеции - Гордон Люси. Страница 20
Когда все это начиналось сотни лет тому назад, маски весь год были под запретом. Но в последние несколько недель перед карнавалом любой человек мог скрыть свое лицо, стать кем-то другим и делать что душе угодно. Потом ведь был целый Великий пост – достаточно времени для того, чтобы исправиться и вообще все загладить. Эта традиция жила долго.
– А тебе много всего приходилось заглаживать? поддразнила его она.
– Ну… – сказал он с задумчивым выражением, пожалуй, средне.
– Гмм!
– Может, чуточку больше. Среди молодых людей… – Винченцо остановился с видом человека, тщательно выбирающего слова, – скажем так: сдержанность не причислялась к добродетелям.
– Наверняка помогало и то, что ты – Монтезе.
– Чепуха. Я был в маске, и никто не мог меня узнать.
– Неужели? – насмешливо спросила Джулия.
– Ну.., возможно. – И он снова улыбнулся, вспоминая дни беззаботного веселья, когда на него еще не обрушилось тяжкое бремя.
– Держу пари, что очередь из девушек тянулась аж до середины площади Святого Марка.
Винченцо сделал обиженное лицо.
– Почему это только до середины?
Он пристально смотрел на свой бокал с красным вином и видел там все: тот вихрь красок и разгоряченных лиц, ту опасную свободу и то, как смело он иногда ею пользовался.
Винченцо любил это предчувствие чего-то замечательного, что вот-вот должно было произойти, но оно ушло из его жизни, утекло по извилистым улочкам вместе с его бурной юностью.
Лишь однажды, совсем недавно, он вновь испытал это чувство – под покровом одной страстной и сладкой ночи, в постели с женщиной, которая заинтриговала и свела его с ума с первого мгновения. Она занималась с ним любовью так пылко и так самозабвенно, что это поразило и даже потрясло его.
После этого он внушил себе, что она принадлежит ему, и это оказалось самой большой его ошибкой. Но в те несколько бурных часов он знал, что она принадлежит карнавалу – прекрасная, таинственная, непредсказуемая…
– Твои мысли читаются у тебя на лице, – заметила наблюдавшая за ним Джулия.
Он вздрогнул.
– И что же я думаю?
– Вспоминаешь свою бурную молодость.
– В общем-то да, но не только. – Винченцо посмотрел на нее: женщина сидела откинувшись на диванные подушки, ее глаза блестели.
– Жаль, что мы не встретились тогда.
– Тогда я, может быть, и не понравился бы тебе.
Я был немного хулиганом, как это бывает с молодыми людьми, когда у них слишком много денег и когда им слишком потакают. Ты знаешь, что случилось с моей семьей. Дело в том, что, когда пришла беда, я оказался не очень хорошо подготовленным, чтобы с ней справиться. Я был слишком избалован. Слишком привык делать так, как хочу.
– А что стало с твоей невестой? – спросила Джулия, стараясь не казаться чересчур заинтересованной.
– Вышла замуж за очень богатого человека.
– Ты к ней все еще неравнодушен?
Он пожал плечами.
– Все это теперь так далеко, что я даже не помню того чувства к ней. Я тогда был другим человеком. Тебе знакомо это ощущение.
Оно было ей очень хорошо знакомо. Благоразумие подсказывало Джулии, что не стоит продолжать разговор на эту тему, но она почему-то никак не могла отступиться.
– Пьеро рассказывал мне, как она спускалась по большой лестнице и была такая прекрасная, а ты стоял там…
– Вероятно, с глупейшим выражением на лице, сказал Винченцо. – Я должен был тогда понять, что в действительности ей нужна была эта лестница, этот антураж плюс титул. А чтобы получить все это, ей нужно было выйти за меня замуж. Когда же ситуация изменилась, то… – Он пожал плечами, потом коротко засмеялся. – Думаю, что сердцем я всегда знал правду, но не позволял себе этому верить. Когда она с такой скоростью бросила меня, то это было и удивительно, и совсем не удивительно, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Джулия кивнула.
– Хотелось бы, чтобы ты увидела один такой карнавальный вечер, – проговорил Винченцо.
– Что ж, может, и увижу, если наша идея осуществится.
– О, теперь это уже наша идея?
– Но ведь идея-то хорошая! Послушай, Винченцо. Похоже, ты вернулся к нормальной жизни. Пора делать следующий шаг. Начни приводить в порядок свой дом, и, как только он станет хотя бы отчасти пригоден для обитания, вы с Розой и малышом Карло переберетесь туда.
– А ты?
– Я тоже буду там – не в дорогих комнатах, потому что они будут нам нужны для платных клиентов.
Мне хватит какой-нибудь крошечной комнатки, и мы будем встречаться для деловых разговоров.
– Предпочитаешь сохранить статус привидения? – спросил он с вызовом. – Собираешься обитать на обочине моей жизни?
– Вряд ли на обочине, раз мы будем жить под одной крышей. Для Розы это будет лучшим решением. Я буду поблизости, если окажусь нужна ей.
Мы с ней сможем видеться каждый день, но становиться навязчивой я не собираюсь. Ты говоришь, я буду как привидение, призрак, но ей, может быть, именно это и нужно. Роза легко ладит с призраками, ты разве не заметил? И знает, что некоторые из них дружелюбны.
– И это лучшее, на что мы можем надеяться? тихо спросил Винченцо.
Она вздохнула.
– Остальное – это счастливая мечта, а мечты долго не живут.
– Тебе ли не знать лучше, чем кому-либо, как долго могут жить мечты! Они могут жить столько, сколько у тебя хватит мужества их питать. Давай хранить нашу, сколько сможем, давай забудем реальность и подумаем о нас. Я знаю, знаю… – Он не дал ей заговорить, коснувшись ее губ кончиками пальцев. – Кто может сказать, будем ли вообще когда-нибудь «мы»? Но неужели нельзя чуточку притвориться, хотя бы на какое-то время?
Джулия хотела прошептать «да», но Винченцо заставил ее молчать поцелуем. Прикосновение его губ ответило на все вопросы. На несколько бесценных мгновений реальной действительностью стало лишь то, что вмещали его объятия.
Потом он встал и протянул ей руку; она улыбнулась и пошла с ним. Когда они проходили по темным коридорам, он теснее прижимал ее к себе, зарываясь лицом ей в волосы, и говорил о своем желании страстным шепотом, от которого ее всю охватывало жаром.
– Mummy! [3].
Этот крик разорвал тишину, пронзил их, отбросил друг от друга.
– Mummy, Mummy, no! [4].
Крики доносились из комнаты Розы, потом послышался громкий, захлебывающийся плач. В одно мгновение Джулия оказалась внутри и включила свет.
Роза сидела в постели с закрытыми глазами, протягивая руки словно в отчаянной мольбе, с залитым слезами лицом, явно во власти какого-то ужасного кошмара. Джулия села на кровать, обняла ее и держала, крепко прижав к себе, пока девочка не проснулась.
– Тише, милая, тише, не плачь. – Она говорила по-английски, хотя и не отдавала себе в этом отчета. Для нее не существовало ничего, кроме необходимости утешить и успокоить ребенка.
Роза проснулась и теперь громко рыдала, вцепившись в Джулию. Этот шум разбудил Карло.
Винченцо, на котором лица не было, подошел к малышу и взял его на руки.
Наконец рыдания Розы стихли. Теперь она лежала, прислонив голову к плечу Джулии. Женщина отклонилась назад и заглянула в заплаканное личико, боясь поверить тому, что слышала. Неужели возможно, чтобы?..
– Что случилось? – спросила она, на этот раз помня, что надо говорить по-итальянски. – Тебе приснился страшный сон? , – Да, наверное… Там было холодно и темно, и мне было страшно.
– Что-нибудь еще помнишь? – Джулия старалась, чтобы голос не дрожал.
Роза нахмурилась и долго молчала, но потом покачала головой.
– Просто темно, страшно – и очень одиноко и грустно. Как будто.., делается самое плохое на свете, но я не знаю, что.
– А помнишь, что ты кричала?
– Мне кажется, я не говорила никаких слов.
Просто кричала и кричала. – Внезапно встревожившись, она стала пристально всматриваться в лицо Джулии. – Я что-то сказала во сне?
3
Мамуля! (англ.)
4
Мамуля, мамуля, нет! (англ.)