Княжьи люди (СИ) - Лисовин Алексий. Страница 10

— Он стрелял в того, на ком броня богаче, верно, рассудив, что это кто-то знатный. Вот и попал в боярича. А тот уже и так был ранен…

— Эй, вы! — Жилята попытался крикнуть на дружинников, но рот оказался заполнен густой слизью, к тому же, вперемешку с древесной корой. Крик получился шепотом и услышан не был.

— Что там? Что… — с трудом выхаркнул слизь и голос стал громче. — Что с Изяславом?

За спиной раздались возгласы Коченя и Мезени.

— Опамятовал! Как ты?

— Не шевелись! Не вставай!

— Что с Изяславом? — Громко, насколько это у него получилось, повторил свой вопрос Жилята.

Парни, подбежав к раненому, принялись осторожно его переворачивать, помогая лечь на спину. При этом нога отозвалась болью всего один раз и Жилята к своему удивлению, эту боль чувствовал, словно чужую. Наконец перед его глазами появились нижние ветки сосны и чуть с боку на фоне серой хмари сумеречного неба, возникло лицо Коченя, который сразу же затороторил.

— Жив боярич. Поганые его еще раз подранили. Стрела в плечо попала. Но Мезеня ее уже вынул. Говорит, кость не задета и рана не опасная. Только он кровью очень истек. Сейчас лежит в беспамятстве.

— Где он?

— Так вот, с тобой рядом. Ты поверни-ка голову влево!

Изяслав лежал на той же куче лапника, заботливо укрытый каким-то полотнищем. Лицо его было обращено к небу, глаза закрыты и еще никогда Жилята не видел юного боярича таким умиротворенным.

— Он дышит? — Возглас вырвался сам собой, но еще раньше, чем Кочень успел ответить, Жилята скорее ощутил, чем увидел:

— Дышит! Ну, слава тебе Господи! И давно он так?

— Да сразу как Мезеня стрелу из него вынул, так он и забылся. А тогда еще был день.

Жилята снова, посмотрев на Изяслава, обратил внимание на укрывавшее его полотнище.

— Чье это корзно? Бархат! Шитье! В крови все!

— Ну да. И дыра с Мезенин кулак. Он же это корзно сулицей пробил, когда того бугая убивал, того что тебе ногу поранил.

Жилята отвернувшись от Изяслава, поискал глазами Мезеню. Тот с гордым видом стоял за спиной Коченя.

— Ребятки, а поведайте мне о ваших свершениях! Начинай Мезеня! Расскажи, как это ты богатыря одолел!

Мезеня вдохнул в себя, сколько смог воздуха.

— Он когда тебя поверг, копье переломил. Сразу за меч. А тут я. Он не успел. Я его сулицей. — Проговорив это, дружинник замолчал.

— Сулицу в него метнул?

— Нет. — Мезеня мотнул головой.

— Он его ей как копьем заколол. — Пришел на помощь смутившемуся другу Кочень. — Прямо через щит и вместе с броней насквозь. В грудь вошла и из спины вышла.

— А ты силен!

От похвалы Мезеня заулыбался, и видно было, очень хотел, сказать, что-то еще, но так и не смог подобрать нужных слов. Жилята повернулся к Коченю.

— Ну, сказывай, что дальше было!

Тот запел соловьем, повествуя о том, как сразив копьем одного врага, устремился на другого. Тот боя не принял — увернулся. Сумел из лука спешить Коченя и когда тот упал, хотел зарубить его топором.

— Стрела попала коню между глазом и ухом и он повалился. Я стремена сбросил и спрыгнул с седла. Упал, но сразу же, поднялся. Поганый увидел, что я на ногах, забыл про топор, и вновь взялся за лук. Тут уж я не знаю, как бы оно вышло. Меня Мезеня выручил. Метнул в него сулицу. Не попал, но тот испугался и ну наутек.

— Постой! Ты что же, теперь совсем без коня? И как ты теперь?

— Бог миловал! Мирята добыл мне другого. Он, как ты и велел, был при Изяславе. Двое эрзян напали на него. Чаяли, должно быть, добраться до боярича. Мезеня попал в одного из них сулицей. Пробил его щит и ранил поганого. Тот завизжал и ну в твердь убегать. Второй только и смог доехать до Миряты. А тот ему голову отрубил саблей. И сразу коня хвать за узду! Теперь я на нем езжу. И для тебя он коня раздобыл. Тот бугай застрял в стременах, да так что не дал жеребцу убежать. Мирята его поймал и привел. Так что кони есть у всех.

— Выходит, что троих вы ворогов убили, да двоих прогнали. — Жилята опять ощутил подкатывающую дурноту. Мир перед глазами куда-то поплыл. Снова смежил веки, и стало чуть-чуть легче, но мысль ворочалась в голове с тяжестью жернова.

— Так кто же ранил Изяслава?

— Тот, что коня подо мной застрелил. В него еще Мезеня сулицу метал, да мимо. Мы про него и думать забыли. Мирята в лесу тропу отыскал, и мы по ней ехали. А эрзянин, видать, крался за нами. Мы его увидели, когда он стал стрелять. Первой же стрелой попал в Изяслава, другой Миряте лицо оцарапал. Тот осерчал и пустился в погоню. Нам же сказал ждать его тут. Ну, мы и ждем. Давно уже ждем. Стрелу из Изяслава вытянуть успели и ты вот опамятовал. А его нет.

Кочень замолчал. Жилята его не видел, но чувствовал на себе вопросительный взгляд. Вместо ответа, он окликнул Мезеню.

— Рану мою ты перевязывал? Скажи что с ногой?

Тот рассказал, что наконечник копья, пробил ногу чуть ниже колена и сквозь нее вошел в коня. От боли Гнедой сильно рванулся и древко в нем переломилось. Его обломок, словно гвоздь, так и пришил к коню Жиляту. Мезеня с древка ногу сдернул и рану как следует перевязал.

— Кость-то цела? А почему же я не могу ногой пошевелить?

— А ты ее хоть чувствуешь?

От заданного вопроса Жилята даже приоткрыл глаза.

— Да она болит все время! Вот же спросил!

Мезеня стал объяснять, что железо копья прошло рядом с коленом. А там, у человека мышцы и сухожилия.

— Могло и порвать, что-нибудь важное. Тогда будет худо.

После его слов Жилята, какое-то время молчал, усваивая услышанное и прислушиваясь к собственным ощущениям. Боль была терпимой. Нога ощущалась и почему-то мерзла.

— Мезеня, сапог мой куда подевали?

— Так он в мешке. Не беспокойся. — После некоторой заминки вместо Мезени ответил Кочень. — Нога в него не влезла. Она же вся в повязках. Да еще Мезеня к ней примотал древко от сулицы. Это что б ты ногу в колене гнуть не мог. Говорит нельзя тебе.

— Хм. А как же я в седло? — Дурнота отступала, и возвращались все ощущения тела. Боль в ноге становилась острее и кроме того, Жилята почувствовал, что теперь уже весь замерзает. Открыв глаза, он увидел склонившегося над его повязкой Мезеню. Тот, ее поправил и потом очищал снегом пальцы от крови. Вместо него вновь говорил Кочень.

— Мы твое седло приспособили, так что бы ты мог сидеть в нем хоть… хоть спящий.

— Мезеня, это ты измыслил? — Удивился Жилята. — А ты, как я погляжу искусник! Кто же тебя выучил лекарскому делу? Скажи! Небось, родитель твой?

Мезеня, прежде чем ответить, отер о штаны влагу с ладони, поднялся и отошел к Изяславу.

— Отца я не помню. Он на Липице остался. Я тогда мальцом еще был. — Он аккуратно приподнял корзно на бояриче и наблюдавший за ним Жилята, чуть не подпрыгнул на своей постели.

— Ах, что бы вас… так! Остолопы… вы что…сотворили?

В правом боку Изяслава, сквозь слой побуревших и местами сочившихся красным повязок, до сих пор, так и торчала стрела.

— Ты… почто ее не вынул?

Мезеня потрогал повязку вокруг раны. Потом поднес к лицу Жиляты пальцы с оставшимися на них пятнами крови.

— Видишь? Свежая. Сочится все время. А это ее в ране стрела запирает. Если ее вынуть, Изяслав до утра еще истечет кровью.

— А если не вынуть? Сколько он сможет с железом в боку?

— Завтра доедем до княжьего стана…

— Тихо! — Возглас Коченя остался не услышанным. Жилята смог приподняться на лапнике и жег Мезеню пылающим взглядом.

— Да что тебе в том стане…? Здесь стрелу вытаскивай! А то мы туда его не довезем!

Молодой дружинник, против своего обыкновения не стушевавшись под грозным взглядом старшего, отвечал голосом полным уверенности.

— В княжьем обозе есть мой дядька Лавр. Он и не таких раненых выхаживал. Нам нужно привезти к нему боярича живым. Если стрелу выну…

— Да тихо вы! — Кочень вскочил на ноги. — Едет кто-то! — Взяв в руки копье и щит, он побежал по тропе до того места, где она сужалась из-за обступивших ее деревьев. Мезеня, вооружившись мечом, встал между ним и лежащими под сосной ранеными.