Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности - Сникет Лемони. Страница 14

Пятеро детей сидели за столом во время перерыва на ланч, и Бодлеры пытались обсудить с тройняшками Квегмайр прошедшую ночь. У тех ничего не болело, и они не так устали, как Бодлеры. Причина состояла, во-первых, в том, что Квегмайры прятались за аркой и только подглядывали за Чингизом и Бодлерами, а не бегали круг за кругом вдоль светящейся линии. Во-вторых, Квегмайры занимались подглядыванием поочередно. После того как Бодлеры пробежали первые несколько кругов и явно не думали останавливаться, тройняшки решили чередоваться: Дункан спит, Айседора подглядывает, потом подглядывает Дункан, а спит Айседора. Они договорились: если подглядывающий заметит что-то подозрительное, он разбудит спящего.

– Я дежурил последним, – объяснил Дункан, – поэтому сестра не видела окончания ОСПА. Но это не имело значения. Ведь учитель Чингиз просто велел вам прекратить пробежки и отправил спать. Я думал, он не отпустит вас, пока не заставит отдать ему наследство.

– А я думала, что светящийся круг послужит взлетно-посадочной полосой для вертолета, – добавила Айседора, – а управлять им будет кто-то из помощников. Вертолет упадет камнем вниз и унесет вас. Единственное, чего я не могла понять, – это зачем нужно столько бегать до появления вертолета.

– Но вертолет не появился, – заметил Клаус и, глотнув воды, сморщился. – Ничего не произошло.

– Может, пилот заблудился, – предположила Айседора.

– Или учитель Чингиз устал, как и вы, и забыл потребовать наследство, – высказал предположение Дункан.

Вайолет покачала головой.

– Никакая усталость не помешает ему отобрать наше наследство, – сказала она. – Нет, он что-то затевает, это ясно, но что – никак не могу разгадать.

– Конечно не можешь, – сказал Дункан. – Ты очень устала. Хорошо, что мы с Айседорой придумали дежурить поочередно. И теперь мы все наше свободное время посвятим расследованию. Просмотрим наши записи, пороемся в библиотеке. Должно же найтись что-то, что поможет нам догадаться.

– Я тоже займусь поисками. – Клаус зевнул во весь рот. – Я это хорошо умею.

– Я знаю. – Айседора улыбнулась. – Но не сегодня, Клаус. Мы поработаем над раскрытием планов Чингиза, а вы немного поспите. Вы такие усталые, что сегодня от вас совсем не будет пользы – ни в библиотеке, ни где-то еще.

Вайолет с Клаусом взглянули друг на друга, затем на маленькую сестру и поняли, что Квегмайры правы. Вайолет устала настолько, что записала самую малость из невыносимо скучных историй мистера Реморы. Клаус устал настолько, что неправильно измерил почти все предметы, принесенные миссис Басс. Солнышко не сообщила, что делала этим утром в офисе Ниро, но она едва ли проявила себя очень усердным секретарем, во всяком случае в столовой заснула прямо за столом, щекой в тарелке, как будто это была мягкая подушка, а не листья зеленого салата и ломтики помидора в густом сливочно-горчичном соусе с маленькими гренками, которые делают это блюдо особенно хрустящим.

Вайолет тихонько приподняла голову сестры и стряхнула с ее волос несколько гренков. Солнышко сморщилась, издала слабый стонущий вздох и заснула снова, как только Вайолет взяла ее к себе на колени.

– Наверное, ты права, Айседора, – согласилась Вайолет. – Мы как-нибудь уж дотянем вторую половину дня, а зато поспим как следует ночью. Если нам повезет, может, завуч Ниро будет сегодня играть что-нибудь тихое, тогда мы и на концерте подремлем.

Видите сами: последняя фраза свидетельствует, насколько устала Вайолет. Выражение «если нам повезет» и она, и ее младшие брат с сестрой употребляли не очень часто. И причина, конечно, ясна: бодлеровские сироты не были везучими. Сообразительные – да. Обаятельные – да. Способные вынести суровые испытания – да. Но – невезучие, и поэтому фраза «если нам повезет» звучала в их устах так же нелепо, как фраза «если мы станем стеблями сельдерея», потому что обе фразы им не подходят. Будь бодлеровские сироты стеблями сельдерея, они не попали бы в беду, а если бы они были везучие, около них не возникла бы в этот именно момент Кармелита Спатс с новым неприятным сообщением.

– Привет, кексолизы, – сказала она. – Хотя поглядеть на вашу девчонку, так вам больше подойдет «сливколизы». У меня к вам новое поручение от учителя Чингиза. Я теперь его личный посланец, потому что я самая умная, самая хорошенькая и приятная девочка во всей школе.

– Если б ты была самая приятная, ты не насмехалась бы над спящим ребенком. Ладно. Какое поручение?

– Да в общем, такое же, как в прошлый раз, могу повторить, если вы по глупости не запомнили. Трое бодлеровских сирот обязаны явиться вечером сразу после обеда на лужайку.

– Что? – переспросил Клаус.

– Ты глухой? Мало того что кексолиз? – осведомилась Кармелита. – Я сказала…

– Да Клаус слышал тебя, слышал, – перебила ее Айседора. – Он не потому сказал «что?». Хорошо, мы приняли сообщение, Кармелита. А теперь, будь добра, уходи.

– Вы мне уже два раза на чай должны, – огрызнулась Кармелита, но все-таки убежала.

– Не могу поверить, – проговорила Вайолет. – Какие могут быть еще пробежки! У меня ноги еле ходят, куда тут бегать!

– Кармелита ничего не сказала о пробежках, – заметил Дункан. – Может, учитель Чингиз именно сегодня собирается привести свой план в исполнение? В любом случае мы опять выскользнем из зала и будем следить.

– Поочередно, – добавила Айседора, кивая в знак согласия. – Я уверена, к вечеру картина происходящего уже станет ясна. У нас для расследования вся вторая половина дня. – Айседора помедлила, а потом раскрыла свою черную записную книжку на нужной странице и прочла:

– Спасибо. – Клаус устало улыбнулся Айседоре. – Я и сестры очень благодарны вам за помощь. Мы тоже попробуем поразмыслить над проблемой, хотя на расследование у нас сейчас не хватает сил. Если нам повезет, мы, работая все сообща, победим учителя Чингиза.

Вот, опять эта фраза «если нам повезет» из уст Бодлера, и опять она кажется столь же уместной, как «будь мы стеблями сельдерея». Разница лишь в том, что бодлеровские сироты не желали быть стеблями сельдерея. Правда и то, что, будь они стеблями сельдерея, они не стали бы сиротами, поскольку сельдерей – растение, а значит, о родителях тут говорить как-то неуместно, да и Вайолет, Клаусу и Солнышку вовсе не хотелось быть волокнистым низкокалорийным овощем. Конечно, неприятности могут приключаться с сельдереем с такой же легкостью, что и с детьми. Стебель сельдерея можно нарезать кусочками и обмакивать в соус из моллюсков на какой-нибудь модной вечеринке. Его могут намазать арахисовой пастой и подать в качестве закуски. Сельдерей может просто сидеть себе в поле и гнить, если посадившие его фермеры лентяи или уехали в отпуск. Все эти неприятные вещи вполне могут приключиться с сельдереем, и сироты об этом знали, и если бы вы спросили Бодлеров, хотят ли они быть стеблями сельдерея, они бы, разумеется, ответили «нет». Им просто хотелось, чтобы им повезло. И необязательно повезло как-то особенно, например как счастливцу, нашедшему карту с обозначением, где спрятан клад, или как выигравшему на состязании пожизненный запас мороженого, или как тому, кому посчастливилось (увы, не мне) жениться на моей обожаемой Беатрис и прожить с ней беспечально оставшийся ей недолгий отрезок времени. Нет, Бодлерам хотелось обыкновенной удачи. Хотелось, чтобы им удалось додуматься, как избежать когтей учителя Чингиза. А спасти их, похоже, могла только удача. Вайолет слишком устала, чтобы изобретать, Клаус слишком устал, чтобы читать, а Солнышко, все еще спящая на коленях у Вайолет, слишком устала, чтобы кусать что-либо или кого-либо. И даже несмотря на прилежание Квегмайров, что означает здесь «их способность усердно делать полезные записи в темно-зеленой и черной как смоль книжке», бодлеровским сиротам требовалось большое везение, чтобы остаться в живых. Трое Бодлеров тесно прижались друг к другу, как будто в столовой стоял отчаянный мороз, и морщились от боли и тревоги. Им казалось, что никогда еще они не испытывали такого сильного желания, чтобы им повезло.