Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна. Страница 102

Линтьелю казалось, что он рассчитал всё — и никогда ещё он так не оступался, никогда себя так не корил. Как последний глупец, он доверился королеве Альсунга и своим учителям, магам-убийцам из Дома Агерлан… Доверился, позабыв, что доверять в Обетованном можно только себе.

Он тяжко поплатился за это.

Они использовали талант Лауры и довели её до самоубийства, угрожая ему. Они сделали это, а Хелт всё знала.

Линтьель не винил её в подлости: она всего лишь поступила так, как поступил бы любой. А уж винить в нехватке благородства Дом Агерлан может только сумасшедший… Но заплатить она обязана, ибо платят все и за всё. Линтьель до сих пор был привязан к Кезорре — за то, что там люди живут честно: по законам мести. Именно месть он славил этой ночью — ледяную, до мелочей рассчитанную, — но никак не справедливость, не суд и не возмездие от имени богов. Пусть Дорвиг грохочет и кичится этими красивыми игрушками, если ему так удобно…

Ослепший старик был, разумеется, бесполезен в качестве соучастника; кроме того, рядом со стариками Линтьеля всегда охватывала гадливость. Сильнее его раздражали, пожалуй, только грязь, чужая расхлябанность и уличные воры… Дорвиг был отвратителен, как любой северянин и любой дряхлый человек. Но обойтись без него не получится: кто иначе объявит воинам Альсунга, что их Двуру Двур покарали боги?… Соверши такое Линтьель, с ним немедленно бы расправились — а вот Дорвиг, которого любят в войске и в Ледяном Чертоге, сумеет всё растолковать. Покажет, почему надо бы завязывать с Великой войной и обживать земли захваченного Ти'арга, почему назрела нужда сменить власть… Почему, в конце концов, на трон Чертога должен снова воссесть мужчина.

Как же славно, должно быть, управлять народом, которому хватает одного довода: так распорядились боги.

Зажмурившись, Линтьель вдохнул пьянящий аромат ночи — запах зелени и весны. Вот бы увидеть утром, сколько альсунгской крови пролилось под Энтором — и скорее домой, в Кезорре: платить любимым учителям…

Мысленно Линтьель уже подбирал слова для новой песни. Она будет прекрасной и жестокой, как и то, что совершится сейчас. Пожалуй, он посвятит её Лауре — той, с кем ушло из мира живых его собственное лицо.

— Я не подставлю Вас, Дорвиг, — прошептал он, протягивая старику руку. — Мы уже у её шатра.

Линтьель перешагнул через тело охранника, и они с Дорвигом двинулись к шатру. Он откинул тяжёлую ткань — сине-белую, в цвет знамён Альсунга. Под лунным светом серебрился вышитый на шатре дракон.

— Добрый вечер, Линтьель и Дорвиг, — произнёс знакомый нежный голос. В нём, как и раньше, звонкие нотки непостижимо сочетались с гортанными; Линтьель не впервые подумал, что Хелт могла бы стать неплохим менестрелем. — Не ждала сегодня гостей.

Королева стояла посреди шатра — спокойная, в роскошном бархатном платье, рукава которого ниспадали почти до земли. Она определённо не ложилась. Плащ из чернобурой лисы был небрежно брошен на сундуке.

С долей сожаления Линтьель оглядел её светло-золотистые волосы, красивую тонкую шею, молодое тело, о котором раньше размышлял не столь отвлечённо… Всегда грустно убивать красоту. Только красота и могла доставить ему истинное наслаждение в этом подлейшем из миров.

Но медлить он не стал — как и отвечать ей. Нескольких плавных и быстрых движений хватило, чтобы швырнуть Хелт на пол, на колени, и вытряхнуть нож, припрятанный в одном из длинных рукавов.

Хелт зашипела, точно кошка, и попыталась призвать магию: Линтьель увидел, как замерцали кончики её пальцев. Кинжалом он деловито срезал зеркало Отражений с её пояса, какой-то амулет — с шеи, а потом скрутил руки ей за спиной. Белая Королева несколько раз дёрнулась, но потом затихла, глубоко и часто дыша. Они оба знали, что Линтьель сильнее во много раз — и как маг, и как мужчина. Как он и предполагал, Хелт не опустилась до бестолкового сопротивления.

— Как нелюбезно, господин Эсте, — протянула она, улыбаясь краешком губ. — Нелюбезно и внезапно… Я могу позвать Ао.

— Какого ещё Ао? — с отвращением спросил Дорвиг. Хмурой горой он застыл у входа в шатёр — устрашающая фигура в неверном свете факелов. — Твоя охрана мертва.

— Ао у Вас уже нет, — проигнорировав его, сказал Линтьель. Согнув руку в локте, он крепко стиснул запястья Хелт, а другой рукой прижимал кинжал к её горлу. Золочёная рукоять приятно врезалась в пальцы; не скрывая удовольствия, Линтьель наблюдал, как бледная кожа над губой королевы покрывается бусинками пота. — Его украли, не так ли? Ещё в Академии. Белый волк Вам больше не поможет, и магия тауриллиан — тоже.

— В ставке есть воины.

— Но нет тех, кто спасёт Вас. Здесь горстка людей, и они едва дышат… Ваше войско теперь — гора мертвецов под Энтором, моя королева. И это мне тоже известно.

Хелт коротко выдохнула.

— Ты вернулся к лорду Заэру? Тебе заплатили?

— Я узнал о Лауре. Ваше величество, она была моей сестрой.

— В бездну сестёр! — прорычал Дорвиг, с лязгом доставая Фортугаст. — Тысячи мужей Альсунга погибли из-за твоих происков — вот что важно. Тысячи и десятки тысяч, если не сотни, отдала ты богине смерти — не ради королевства, но ради себя. Именем богов, встречай свой суд и воздаяние!

Линтьель невольно поморщился: он не любил такое грубое и громоздкое оружие — хуже мясницкого топорика… Но выбора нет. Хелт смотрела на волнистое лезвие, и её зрачки медленно расширялись, заполняя голубизну радужки.

— О, понимаю… — прошептала она. — Понимаю теперь, почему ты предал меня, Дорвиг. Ты не простил мне свою слепоту, о обиженный воин?

Змеиная язвительность — такая знакомая и такая банальная… Линтьель был почти разочарован.

Дорвиг шагнул к ней, занося над головой меч.

— Я не простил тебе их. Каждого из них. А главное — Хордаго, Форгвина и молодого Конгвара… Отвечай мне, как на суде, женщина: в их смертях есть твоя вина?

Хелт презрительно усмехнулась.

— Кто ты такой, чтобы судить меня? Особенно железкой Хордаго? — она затряслась в тихом и жутком смехе. Линтьель теперь разглядел в ней ещё больше жалкого, постыдного; так под разноцветными шелками открываются струпья болезни… Ему хотелось поскорее со всем закончить. — Да, это по моему приказу сотник Увальд подсыпал яд в кубок старика… Перед той битвой это я напоила Форгвина, моего мужа, отнимающим силы зельем. Пусть твои несуществующие боги убьют меня прямо сейчас, Дорвиг, если хотя бы миг я жалела об этом!.. Я ненавидела Форгвина и его отца, — Хелт перевела дыхание, будто перед последним змеиным броском. — И я убедила дурачка Конгвара начать Великую войну за Обетованное, хоть и не убивала его. Видишь, Дорвиг? Я не скрываю правды. Но это никакой не суд — ты просто убиваешь свою королеву ночью, заодно с кезоррианцем-колдуном. Ты доволен таким положением?

Лицо Дорвига брезгливо перекосилось. Он прикрыл глаза, изуродованные бельмами.

— Я недоволен лишь тем, что так долго терпел тебя живой, змея… Молись, если можешь. Сегодня ты умрёшь. Никто из наших воинов больше не погибнет напрасно.

— О Дорвиг! — Хелт сладко улыбнулась. — Как же ты заблуждаешься… Погибнут тысячи — и сотни, и тысячи тысяч. Моя смерть не завершит эту войну. Есть, знаешь ли, войны, которые не заканчиваются… Бессмертные властители скоро приплывут с запада и овладеют Обетованным, как в былые времена. Королевства людей обречены — все, и Альсунг тоже. Тебе придётся принять это, Дорвиг-предатель.

Что ж — видимо, сейчас… Линтьель наклонился к королеве — к самому её уху — и прошептал:

— Ко мне приходил боуги, житель материка из-за моря под личиной человека. Он очень просил передать Вам вот это, слово в слово… Разрыв в ткани Обетованного открыл Альен Тоури, и именно его Хаос избрал своим Повелителем. Он уже в краю бессмертных и скоро закроет разрыв. Он не вернёт власть тауриллиан, ибо тот, кто учил вас обоих, не захотел бы этого. Всё.

Хелт не просто побледнела — стала серой, как пепел. Чернота в её глазах окончательно поглотила льдистый оттенок. Линтьель не знал, кто такой Альен Тоури, и имени своего наставника из Отражений Хелт тоже никогда не называла… Он просто повторил слова Зелёной Шляпы и ждал, задержав дыхание.