Ночной охотник - Барнс Томас. Страница 14

Через мгновение громкое веселье прекратилось, словно по команде. Потухли оживленные улыбки, озарявшие весь вечер их задубевшие, обветренные лица. Подвыпившие сёрчеры стали стремительно трезветь, их блестящие от вина глаза стали приобретать обычную серьезность и озабоченность.

Внутренним зрением, не оборачиваясь к пещере, Кийт увидел сквозь темноту и заросли ливидамбараса своего давнего приятеля Джиро, уже шагнувшего внутрь исполинского дерева и зашедшего внутрь пещеры.

Не обращая даже взгляда в ту сторону, Хрипун мысленно приказал ему остановиться.

Излучающая вибрация мгновенно коснулась расслабленного сознания чернокожего гиганта. Хрипун уловил ответное удивление Джиро, и слабая улыбка тронула губы вожака.

Некоторое время стояла тишина. Было лишь слышно, как наверху, в ветвях гигантского дерева над головами бродяг шелестел ветерок. Со стороны лесного озера долетало приглушенное журчание источника.

Поскрипывая кожаной жилеткой, из которой выпирали мощные плечи, чернокожий Джиро вернулся из пещеры на прежнее место. Только, естественно, с пустыми руками.

Он даже представить себе не мог, что кто–то смог так стремительно вмешаться в его сознание. Поэтому обескураженный Джиро не совсем понимал, что, собственно, ему помешало притащить новый мех доброго вина, которого так хотелось всей веселой компании.

Верзила даже не осознавал до конца, что несколько мгновений назад подчинился чужой воле. Он бессознательно выполнил четкое мысленное распоряжение Кийта, но телепатическое вмешательство это оказалось настолько бережным, дружеским, тактичным, что не вызвало у него никакого отторжения.

— Давайте укладываться. Пора и в пещеру, на покой. Завтра у нас много дел. Не мешает хорошенько похрапеть. Пора спать, правда? Согласны? — миролюбиво сказал Кийт, поднимаясь со своего места и упираясь натруженными ладонями в свои крепкие колени.

Он кивнул на Бакли, мерно храпевшего у костра, и поинтересовался:

— Кто из вас потащит этого красавца к лежанке? Или пусть пока подышит свежим воздухом здесь? Пожалуй, это даже пойдет ему на пользу…

С добродушными улыбками сёрчеры переглянулись между собой. Потом толстый Лоник, ухмыльнувшись, предложил:

— И правда, пусть пока поспит тут, бедолага. Чего его тащить?

Махнув черной рукой и сверкнув в свете пламени блестящими металлическими заклепками, усеивавшими кожаные полуперчатки, он добавил:

— Сегодня моя очередь стоять на вахте вместе с Рахтом и Хекфи. Мы остаемся сторожить около костра, заодно и присмотрим за ним…

Джиро уже почти исчез в черной пасти лесной пещеры, но потом оглянулся и издевательски крикнул в сторону мирно посапывающего клаймена:

— Эй, приятель! Клянусь светлым ликом Троицы, сегодня ночью к тебе придет твоя любимая кошка! Ц'Веела уже сгорает от любви, она уже вся взмокла, думая о тебе, и бежит через лес, сгорая от страсти.

Услышав во сне его слова, почувствовав, что речь идет именно о нем, светловолосый Бакли вскинул голову. Дикарь обвел всех взглядом, бессмысленно тараща слипающиеся глаза, но было заметно, что он находится в глубоком забытьи.

Точно продолжая внезапно прервавшуюся беседу, клаймен громко завопил в темную пустоту, непонятно к кому обращаясь:

— Точно говорю тебе, я спал с этой кошкой! Эта девка лизала меня всю ночь! Ц'Веела не давала мне спать до утра и искусала все плечи! Она…

Светловолосый парень хотел добавить еще что–то, но силы его оказались на исходе. Неопределенно махнув расслабленной рукой, он снова уронил голову на грудь, взмахнув длинными спутанными прядями, напоминающими копну сухой перезревшей травы.

— Действительно, ему неплохо было бы поваляться на свежем воздухе, чтобы выветрить всю дурь из котелка, — едва заметно усмехнулся Хрипун. — Боюсь, завтра он не в силах будет поднять свою непутевую голову. Нам придется всем вместе помогать ему оторвать затылок от земли. Пусть храпит здесь, пьянчуга, а вы все ступайте в пещеру.

Бросив взгляд на небо, он добавил:

— Пора на покой. Укладывайтесь, а я скоро приду.

Углубившись немного в сторону и оказавшись в полной темноте, Кийт присел на ствол упавшего от старости палисандра, покрытого мягкой ворсистой бахромой светло–желтого мха. Несмотря на то, что ночной мрак окутывал его со всех сторон, метс все–таки плотно прикрыл глаза.

Отрешившись от всего, Хрипун сосредоточился только на одной цели. Он попытался сконцентрировать все свои телепатические способности для осторожного прощупывания, своеобразного обследовании всей округи.

Сёрчеры даже не догадывались о том, что подобную процедуру их вожак проделывал изо дня в день, каждую ночь и каждый вечер. Путешественники считали, что собственной безопасности обязаны только внимательности сторожевого поста, — ведь каждый из них по очереди оставался на ночь бдительно охранять спокойствие товарищей. Никто не думал, что покой их бережет и излучающая вибрация предводителя.

Пальцы Хрипуна распахнули походную тунику на груди и привычно нащупали тонкую витую цепочку, изготовленную из древнего сверхпрочного легкого сплава, выдерживающего огромные нагрузки. Мало кто знал, что у него под рубашкой, еще со времен учебы в школе Аббатстве, висит подарок наставника Лелио, — ментальный медальон, зеркальный серебристый круг величиной с древнюю десятицентовую монету.

В обычное время мысленный рефлектор смотрел тыльной стороной к телу и ничем не отличался от обыкновенного украшения, плотно прижимаясь к смуглой коже на груди. Но сейчас, как и во время всех обычных телепатических сеансов, Кийт плавно развернул его активной плоскостью наружу.

Приведенный в действие медальон мгновенно отреагировал на движение и ощутимо изменил энергетическое поле, окутывавшее до этого Хрипуна. Вектор психической энергии, до этого свернутый наподобие спиралевидной ленты, сразу распрямился. Этот процесс не прошел даром для его сознания и тут же отозвался множеством ослепительно–ярких вспышек, светящихся расползавшихся точек, пронзавших мозг подобием фосфоресцирующих зигзагов скрещивающихся молний.

Когда–то давно, в первые годы учебы в школе Аббатства, Кийту в такие мгновения приходилось нелегко. В прошлом он даже испытывал в подобные секунды неприятные, болезненные ощущения, но со временем постоянные ментальные тренировки и духовная закалка взяли свое.

Он научился достаточно спокойно переживать напор этого ослепительного матового света, озаряющего в подобные мгновения все уголки сознания. Невидимые острейшие иглы точно пронзили лоб насквозь, воткнувшись над бровям и упершись изнутри, во внутреннюю поверхность затылка.

Все равно, как бы он ни был готов к напору энергии, полностью совладать с собой не удалось. Даже тихий стон вырвался из изуродованного горла Хрипуна, когда острый ментальные лучи ворвались в сознание и начали лихорадочно, беспорядочно метаться внутри черепной коробки.

Бирюзовые иглы, сжимаясь и распрямляясь, оживляли своими стремительными прикосновениями каждый угол рассудка. Они проносились по всем секторам мозга и в заключение круговыми движениями очертили изнутри ободы глазниц, оставив на несколько секунд перед мысленным зрением бледнеющую картину двух мерцающих горизонтальных овалов.

За плотно закрытыми веками на мгновение ярко полыхнули изумрудно–серебристые языки пламени. К этому Кийт привык, такое с ним бывало почти каждый раз. Но внезапная картина заставила его встрепенуться — неожиданно перед мысленным взором из этих изменчивых, скрещивающихся бесформенных бликов стало проступать то же самое женское лицо, которое померещилось совсем недавно, когда Хрипун сидел перед костром.

Темнота, царившая вокруг него, рассеялась. На какое–то мгновение ему даже стало не по себе.

Почувствовав секундную мутную слабость, Кийт провел задрожавшими от напряжения пальцами по лбу и жадно, с сипением схватил вечерний воздух открытым ртом. Он почувствовал, что похолодевшее сердце стало разрастаться в груди и подступать к горлу комком липкой тошноты.