Повстанец (СИ) - Уваров Александр. Страница 25
В его родные места, в маленький городок на берегу петляющей по степи замысловатыми зигзагами синей степной речки, приезжали из самых дальних городов Готтарда больные.
В городке их называли: "дамы и господа курортники".
Курорта там, конечно, никакого не было. Была пара гостиниц, трактир с весьма достойным по провинциальным меркам постоялым двором. И, чуть в стороне от городка, мотель для туристических гравилётов, привозивших особенно знатную публику из столицы.
Главным богатством городка был его воздух. И приезжавшие за ним "господа курортники".
В разгар курортного сезона дни были долгими, наполненными звенящей, изнуряющей жарой.
В степи ставили шатёр. Большой, красно-белый, украшенный закреплёнными по периметру разноцветными флагами шатёр.
Рядом с шатром была закрытая белым тентом палатка. В палатке — гордость городка. Городской оркестр.
Он играл старинные вальсы.
Официанты в белом с золотым шитьём костюмах на серебряных подносах разносили охлаждённое белое вино.
В небе парили аэростаты. Над головами трещали на ветру пергаментными крыльями синие воздушные змеи.
Дамы и господа важно прогуливались по лужайке. Беседовали, степенно и важно раскланивались друг с другом…
О чём говорили? А ему откуда знать!
Он стоял в оцеплении, слишком далеко от этого летнего праздника.
Он — малый из городка, местный пацан, когда-то удачно устроившийся охранником в службу безопасности мотеля.
И как же ненавидел он эту парадную форму охранника, которую надо было каждый раз нацеплять, отправляясь на такое вот праздничное дежурство!
Тяжёлая фуражка давила на лоб, от козырька несло тошнотворным запахом раскалённого на солнце пластика.
Узкий и приталенный мундир стягивал и грудь, и живот, мешая дышать.
А к вечеру, в довершении прочих мучений, ботинки натирали ноги. А из оцепления надо было уходить с улыбкой на лице, печатая шаг.
Дамы и господа не должны сомневаться в бодрости и выносливости охраняющих их молодцов…
"Вот интересно, а от кого же мы их охраняли?" подумал сержант.
Не то, чтобы вопрос этот и в самом деле вызывал у него интерес и желание непременно докопаться до ответа.
"Так, интересно…" неизменно говорил себе сержант.
Наверное, просто так охраняли. Чтобы порядок был. Потому что порядок должен быть, а иначе — какой же праздник?
"Нет свободы без порядка" повтрил накрепко заученную фразу сержант и потёр виски, отгоняя снова подкравшийся сон.
Да, хоршо всё-таки было. И платили неплохо. По местным меркам, так очень даже неплохо. Он уже и женитьбе подумывал.
Демон!
Эшбер, в очередной раз пробегая по салону, рукой случайно заехал сержанту по затылку.
И больно же!
Сержант подскочил, схватил Эшбера за ремень портупеи и резко развернул к себе.
Эшбер, поймав белеющий от ярости взгляд сержанта, смущённо заулыбался и закивал в ответ на каждое слово командира.
— Если ты, — свистящим и грозным шёпотом медленно произнёс сержант, — гад такой, не успокоишься и не свалишь от меня подальше, то я лично разукрашу тебе твою наглую, тупую и давно надоевшую мне морду. И хватит дёргать цепи, придурок, они стальные! И не крутись рядом с арестантами, это запрещено инструкцией. Понял?!
Эшбер кивнул особенно убедительно и вытянул руки по швам. Сержант толкнул его кулаком в грудь и прошипел:
— Исчезни!
Потом снова сел в кресло. И мысленно попытался вернуться в тот полдень, что…
Да какой там! Этот выскочка и карьерист, этот суматошный Эшбер совершенно вывел его из себя.
Никаких праздников… Да, говорили, что случилась беда. Что-то с речкой. Она изменила цвет.
Воздух, кажется, стал другой. Появился запах…
Исчезли господа курортники. И их прекрасные дамы. Городские, недосягаемые, конечно же, для местного парня, но такие притягательные столичной своей, какой-то особенной красотой дамы.
И праздников больше не было.
Потом закрылся мотель.
И куда ему — в городке, с профессией охранника. Тогда и передали по одному из новостных каналов, что жандармерии требуются крепкие и выносливые парни с железными нервами, преданным Республике сердцем и горячим желанием защищать свободу и благополучие Готтарда.
А что, пошёл, конечно… Что оставалось делать?
Кто ж знал, что для таких как он вакансий в метрополии нет. И звали его вовсе не для службы в метрополии.
А вот для этой… конвойной каторги на планетах Тёмного пояса.
Нет, не убивал он никого. Ни к чему это…
Боги, как же спать хочется! Эти вон, арестованные, дрыхнут и в ус не дуют. И правильно. Для них уже всё плохое позади.
В лагере никто их мучить не будет. Наверное…
Может, совсем чуть-чуть. Если охранники попадутся вроде Эшбера.
А так: допрос и ликвидация.
А что ещё с ними делать? Они всё равно уже не жильцы. Доходяги.
Хотя вот тот… Доктор он, вроде? Мужин на вид крепкий, жилистый. И бабу ту нёс как пушинку. Без одышки.
Да всё равно… И ему ни к чему жить. Его планета — теперь часть Республики. А он?
А он — прошлое. Отжившее, ненужное прошлое. Пора и ему успокоиться. Так для него же будет лучше.
"Да уж лучше бы мне всего этого не видеть" подумал сержант.
И тут же устыдился собственного малодушия.
"Говорят же, что так надо. А если бы ты к этим… повстанцам попал? Тогда что? Едва ли тебя пожалели бы. Так что… так и должно быть. Только так!"
Нурис едва не ослеп от вспышек: солдаты забрасывали повстанцев световыми гранатами, не давая вести прицелбный огонь.
Он давно уже не слышал крика детей. Непрестанный, нарастающий грохот выстрелов и разрывов давно уже оглушил его, как и всех других обороняющихся у входа в шахту повстанцев.
Женщины и дети, спрятавшись за камнями, уже и не пытались кричать: одни от подступившей к ним слабости, другие — от охватывающего их отчаяния, перерастающего в покорность судьбе и безразличие к собственной участи и даже — участи погибающих детей.
Огонь солдат становился всё плотнее и плотнее. Над головами повстанцев непрерывными, сплошными белыми сходящимися линиями сверкали в воздухе трассирующие пулемётные очереди.
Нурис перекатился за скальный выступ. Не высовываясь, с вытянутых рук выпустил обойму по серым, прыгающим теням у входы в шахту.
И крикнул бойцам:
— Пулемётчики и радист со мной! Остальные вместе с беженцами отходят к Касси.
И тут, словно прилетев на его голос, выпущенные из гранатомётов заряды ударили по скале, выворачивая крошащиеся от взрывов в пыль куски гранита.
Взрывной волной Нуриса выбросило из его укрытия. И снова в его сторону понеслись следы трассеров.
— А за командиром! — крикнул Боггер.
Прижавшись, вдавив себя в землю, Боггер подполз к Нуриса, схватил его за капюшон куртки и с силой потянул на себя.
И тут же, отпустив на мгновение командира, прикрыл голову ладонями, спасаясь от полетевших на него дождём острых щепок.
Боггер застонал — по пальцам из появившися на них порезов заструилась кровь.
"Откуда это?" подумал Боггер.
И тут же, краем глаза, увидел: будто огромные невидимые зубы грызли деревянные крепи шахты, выхватывая куски тёмного от времени дерева.
Солдаты били по ним из крупнокалиберных пулемётов.
"Свод рухнет!" подумал Боггер. "Уходить…"
Он опять схватил Нуриса за капюшон. И снова потянул на себя, отползая дальше и дальше от входа, в спасительную глубину шахты.
И тут же… Какой-то обрывок мысли, важной, но из-за суматошной горячки боя до конца не обдуманной, промелькнул у него в голове.
"Они не идут… Не идут за нами… мы уже не стреляем в ответ, а они…"
Земля, по которой полз Боггер, неожиданно качнулась и подкинула его в воздух.
Тяжёлый, испепеляющий, стягивающий кожу огненный поток перекатился через него.
Тёмная пелена поплыла перед глазами и Боггер почувствовал во рту кисло-солёный вкус подтекающей из горла крови.