Офелия (СИ) - Семироль Анна. Страница 35
- Ты чего такой? – спросила Агата, не сводя с него внимательных глаз.
- Какой? – не понял Питер.
Агата откинула за плечо завитые локоны, повела плечами. Ситцевый сарафан в мелкий синий цветочек сидел на ней, как на вешалке. Но сегодня Питеру не хотелось говорить сестре гадости.
- Ну… Ты такой довольный и таинственный, будто проглотил солнце, и оно теперь сияет у тебя внутри, - сказала сестра, хрустя стеблем сельдерея.
- Ешь больше маминых пирожков – и солнце будет внутри тебя, - улыбаясь, ответил Питер.
Агата лишь вздохнула и потянулась за следующим стеблем. Питер никогда не понимал, как можно в таких количествах есть эту гадость. Ладно огурцы и помидоры – свежие они действительно вкусны. Но пакость вроде сельдерея, будь он хоть трижды полезен для здоровья, он ни за что не стал бы есть. «Лучше есть вкусности и быть солидным. Особенно когда вырасту, - поглядев на тощие руки сестры, решил он. – Греметь костями – у, кошмарище!»
Внезапно Питеру в голову пришла прекрасная мысль. Настолько прекрасная, что он одним большим глотком допил всё, что оставалось от какао и выскочил из кухни с воплем, адресованным сестре:
- Кто последний, тот и моет посуду!
Грохоча босыми пятками по полу и ступенькам, раскинув руки и гудя, как заправский бомбардировщик, Питер промчался по дому на чердак. Там он не без труда выволок из угла ящик со старыми игрушками, уселся перед ним и открыл крышку.
Питер очень любил этот ящик. Сюда отправлялись все надоевшие игрушки, которые не были поломаны. Мама тщательно хранила их, а Питер обожал два раза в год устраивать «ревизию»: он доставал по одному всех обитателей ящика, протирал от пыли тряпицей и выстраивал в ряд. Любовался, вспоминая, кто подарил ту или иную машинку, механического барабанщика с облупившимся носом, сколько было изначально солдатиков в наборе и куда подевался прицеп от здоровенного броневика. Броневик принадлежал ещё Ларри. Когда Питер подрос, они с братом даже спорили, бывают ли на самом деле прицепы у броневиков. Питер говорил, что не бывает, а Ларри гнул своё: «Это мой броневик, у него всё возможно, ибо он – секретная разработка!»
На дне ящика жила лошадка. Старая, ещё папина. А может, даже дедушкина. Лошадка была деревянная, размером с кошку. Её можно было возить за собой на верёвке: к копытам скакуна крепились деревянные колёса. Лошадка была вороной: выкрашенная чёрной краской и покрытая лаком. Лак местами облупился, но краска оказалась очень стойкой. Хвост и грива были сделаны из толстых верёвок с распушенными концами. На спине красовалось плоское красное седло, в котором Ларри и Питер катали зверей и солдатиков, а Агата – своих многочисленных кукол. Лошадка за долгие годы успела побыть и просто лошадью, и троянским конём, и пароходом, и летающим конём Пегасом и даже грузовиком. Питер вытащил её из ящика, бережно погладил верёвочную гриву. К игрушкам он всегда относился, как к живым существам. Верил в рассказ бабушки о том, что у любимцев детей появляется душа.
- Здравствуй, - обратился он к игрушке. – Я хочу тебя кое с кем познакомить. Мне кажется, вы друг другу понравитесь.
Он достал из ящика пару пластмассовых пупсов, с которыми раньше играла Агата. Один был голый, на другом были намалёваны трусы и майка. Питер подумал, и голого отправил обратно. Мальчишка закрыл ящик тяжёлой крышкой, задвинул его на место, взял под мышку пупса и лошадку и поспешил в сад.
Агата паслась в кустах смородины и ела красные прозрачные ягоды.
- Они ещё незрелые, - скривился Питер, проходя мимо неё. – Дристать будешь.
- Питер Палмер! – вскинулась сестра. – Что за слова? Вас воспитывали на свалке?
- Где бы меня не воспитывали, дристать предстоит тебе, а не мне, - скорчил рожу мальчишка. – Или ты чувствуешь себя настолько леди, что думаешь, это тебя защитит?
Вместо ответа Агата запустила в него мелким камушком. Потом заметила игрушки у брата в руках и спросила:
- Это ты куда куклу и лошадь потащил? Пит, не смей их жечь!
- Ты меня совсем дураком считаешь? – фыркнул он. – Лошадка – семейная ценность! А в куклу ты всё равно никогда играть не будешь. И она страшная.
- Не вздумай её поджигать!
- Не буду, - отмахнулся Питер и побежал к пруду.
Он присел на корточки у воды, поставил на краю дорожки лошадку, усадил пупса.
- Офелия! – позвал он негромко. – Офелия, смотри, что я принёс!
С противоположной стороны пруда, у ограды, что-то плеснуло. Под самой поверхностью заскользило, направляясь к Питеру, светлое пятно. Он в очередной раз удивился, как быстра Офелия в воде. Пруд она пересекала секунд за пять-семь, когда торопилась. Раз – и русалочка уже вынырнула в паре метров от места, где её ждал Питер. Радостно разинула рот, махнула рукой: «Привет!»
- Привет, Офелия, - Питер присел на корточки, указал на игрушки: - Смотри-ка, что у меня тут.
В чёрных глазах русалки зажёгся интерес. Она приблизилась к ограждению, положила пальцы рук на бетонный край берега. Вопросительно склонила голову набок: «Что там? Что это?» Питер взял в руки пупса, поднёс поближе к Офелии:
- Это игрушка. Как мячик. Только похож на человека.
Офелия отпрянула, на лице отразилось удивление: тонкие брови вверх, рот буквой «О», ушки торчком. Русалка сложила ладони, изображая нечто круглое, потом указала на куклу и оскалилась.
- Ты говоришь, что это не мяч? – улыбнулся Питер. – Ну, как бы да. Только с ним играют, как с мячиком. Можно плавать. Можно просто таскать.
Она внимательно слушала, подёргивая розовыми кончиками ушей. Питер разглядел у неё в волосах тонкую голубоватую прядь, а рядом ещё одну – розовую.
- Ух ты, у тебя цвет в волосах появился! – воскликнул он. – Очень красиво. Ладно. Офелия, это игрушка. Возьми?
Он протянул ей пупса – медленно, чтобы не испугать. Офелия замерла, изучая игрушку красными точками зрачков и принюхиваясь. Взгляд переместился на Питера, и русалочка уверенно указала сперва на мальчишку, потом на куклу.
- Ага, почти человек, - кивнул Питер. – Бери, не бойся. Это тебе.
Офелия неуверенно закрутилась на месте, резко ушла под воду, вынырнула и указала на Питера. Тот нахмурился, не понимая, что она пытается ему сказать. Русалка снова повторила действие, подплыла совсем близко, заглянула мальчишке в лицо.
- Я не понимаю, - растеряно пожал плечами Питер.
Он осторожно положил куклу на воду. Офелия заметалась, тут же подставила под игрушку ладони, подхватила.
- А! Ты думаешь, что это человек, и что он утонет? Нет, не бойся. Отпусти, он будет плавать.
На то, чтобы убедить девочку-цветок в том, что пупса не надо тут же спасать, Питер потратил несколько минут. Он говорил, ложился на спину на дорожку, показывая, что нет, не утонет, но стоило ему бросить игрушку в воду, как Офелия тут же пугалась и несла её обратно. Питер вспотел и сдался.
- Ладно, раз ты так боишься, что этот человек утонет, мы возьмём лошадку.
Он усадил выловленного из воды пупса в стороне, взял деревянного скакуна и поставил его на край перед русалкой, повилял его верёвочным хвостом.
- Это конь. Как келпи. Келпи ты знаешь. А этот келпи скачет по земле.
Питер покатал лошадку туда-сюда, вызвав у Офелии море изумления на лице. Она следила за игрушкой, как кот за мышью – не отводя взгляда ни на миг. Конь проскакал вдоль берега и пошёл на водопой. Офелия бережно потрогала и голову, и хвост, и верёвочную гриву, и красное седло. Потрогав, она обнюхивала свои пальцы, проводила ими по ладони, снова тянулась трогать. Похоже, эта игрушка её очаровала.
- Конь, - повторял Питер. – Лошадка. Смотри, у него колёсики крутятся.
Когда Офелии удалось покрутить колесо, как показывал Питер, явилась Агата.
- Пирожок, ты что творишь? – ахнула она. – Отойди от края немедленно!
- Отстань, отмахнулся брат. – Мы играем. Офелия знакомится с нашей семейной лошадкой.
Агата подошла поближе, и Офелия настороженно прижала уши и отплыла в сторону. Питер недовольно засопел, косясь на сестру: пришла тут, всё испортила.