Взять своё (СИ) - Агишев Руслан. Страница 28
— Первая добыча, — довольно проговорила она, чуть не мурлыкая от радости. — А теперь… надо быстро ее разделать. Не то прихватить тушку.
Птица, конечно, отощала за время, проведенное под снегом, но мяса в ней явно было достаточно, чтобы они с сыном протянули еще несколько дней. А потом глядишь и потеплеет. Все эти мысли она удовлетворенно прокручивала в голове, пока разделывала тушку птицы.
— Хм…, — крошечное черное лезвие в ее руках, легко разрезавшее кожу вместе с перьями, казалось очень хрупким, но другого у нее просто не было. — И взять-то негде, — в клане вообще с черными железом было плохо (все уходило на продажу), а уж ей, полукровке, вообще надеяться не стоило. — …
Позднее, с этими же мыслями гнома уже добралась до сторожевой башни, где к своему удивлению и наткнулась на плачущего сына. Ее кроха, укутанный в латанный — перелатанный тулупчик из драной овчины, год назад выменянный ее мужем у какого-то заезжего торговца, примостился у глубокой выемке в каменной кладке и тихо плакал.
— Что случилось? Опять спрятался? — вихрем налетела она на сына, ласково приговаривая при этом. — Кто обидел моего кроху? Ну? Кто? — гнома грозно прикрикнула куда-то в сторону, словно пытаясь кого-то наказать; после этого мальчик обычно начинал улыбаться, что произошло и сейчас. — Сейчас мы их всех отругаем! Накажем всех, кто обидел моего мальчика. А моему крохе, сейчас я что-то расскажу… Ну-ка посмотри на меня! — красное от мороза, заплаканное лицо мальчишки, с ожиданием уставилось на нее. — А расскажу я тебе страшную легеды, очень страшную…, — тот мгновенно забыл о слезах. — Про Ледяного Владыку гномов, перед которым трепетали и подгорный народ, и люди, и далекие эльфы и даже дварфы-великаны…
Успокоившийся малыш с легкостью дал себя увести в город клана, в одну из многочисленных каморок нижнего уровня, где обитали такие же, как и она — полукровки, да и сборщики грибов.
— … А враги устрашались лишь одного облика его! И едва завидев серую от пепла породивших его вулканов фигуру Ледяного Владыки, они устремлялись прочь. Он же, смотря на все это своими красными от налившей крови глазами, лишь хрипло хохотал, призывая проклятья на головы своих врагов…
И долго потом еще лился в полутьме каморки ее грустный голос, рассказывающий древнюю легенду о грозном Ледяном Владыке гномов — порождении промерзлых горных вершин и раскаленных подземных вулканов.
Деревянная дверь, ведущая кладовую, с такой силой хлопнула, что с косяка посыпалась каменная крошка. А из темного нутра пещеры вырвалась коренастая фигура в доспехах глубокого серого цвета, тащившая пару горбатых мешков, и припустила дальше по извилистому тоннелю.
Поворот! Потом наверх! У-у-у-у, башка все равно раскалывается! Потом еще поворот! Проклятье мешок чуть не свалился! Вот же дерьмо, похоже лишнего навалил припасов! Колин резко остановился, задев плечом стену, и начал вновь закидывать оба мешка на спину…
— Черт, черт, черт! — бесился он от того, что с каждой его новой заминкой времени остается все меньше и меньше. — Да, держись ты! — наконец, ему все же удалось пристроить за спиной оба мешка так, что их не кидало из стороны в сторону при беге. — … Теперь лишь бы успеть, лишь бы успеть…
Дальше лишь прямой тоннель. Из-за тяжелого груза за спиной глаз а уткнулись в пол, отполированные за десятки веков сотнями и сотнями гномьих торбазов и просто босыми ногами. Кровь с силой била по его вискам, словно часы, отсчитывающие оставшиеся в жизни секунды.
— А-а! — вот он с ревом долбит сапогом по одной из створок входных ворот в город и вырывается наружу, где тут же погружается в самый настоящий Ад! -…
Впереди что-то горело. Сильное пламя с треском пожирало дерево, выкидывая в морозное небо клубы дыма и наполняя воздух горечью. Отовсюду раздавались громкие крики — и яростные, и подбадривающие, и стонущие, умирающие…
Почти все пространство до сторожевой стены с башнями было черным от сажи. То там то здесь прямо на грязном снегу лежали стонущие гномы и люди. Кровь тех, кого еще не успели перевязать, багровыми каплями стекала вниз.
— Ой! Что это? — не обращая никакого внимания на испуганный вскрик столкнувшейся с ним гномы, Колин рванул в сторону башен. — А-а-а! — следом из ворот вылетел и Кром, с точно такими же мешками и точно таким же бешеным лицом. — А-а-а!
Творившееся вокруг орущие, скрипевшее, стонущее, плюющееся огнем, пыхающееся дымом месиво казалось хаотичным, бредовым и сюрреалистичным… Хотя, нет! Тысячу раз нет! Хаос ему лишь привиделся! За горящими у ворот постройками, свороченными валунами и валявшимися телами он не сразу разобрал главное — железную волю крепкого полного ярости гнома, на которой держалось все вокруг… Тимбол, отец Амины, черный от коптящего дыма, возвышался над всем этим, как бог войны! Крепкий, с широченным разворотом плеч, казавшимися еще более здоровыми из-за наплечников на доспехах, он что-то орал, тыча в стороны ворот своим излюбленным топором. А сразу же за его спиной, словно его свита, из огня и дыма пылающих бревен выступала плотная коробка гномов, закованных головы до пят в сплошные латы. Далеко впереди них выступали острые полуметровые наконечники копий, торчавшие из-за прямоугольных ростовых щитов.
— Ба, мои гоплиты! Откормили же их…, — только сейчас, на расстоянии в несколько десятков метров, до Колина дошло, что эти здоровые фигуры в плотной фаланге, от топота которых тряслась земля, были никем иным, как его тяжеловооруженной пехотой. — Лоси, мать их, как есть лоси!
Те тоже, вслед за Тимболом, орали что-то неразборчивые и, судя по их остекленевшим от ярости глазам, чрезвычайно обидное для долбивших в ворота противников.
Баах! Баах! С периодичностью метронома что-то долбило по воротам их сторожевой стены. Баах! Баах! Толстенные доски, окованные черным железом, с трудом держали сильные удары. Баах! Баах! Массивные петли со скрежетом скребли по каменной кладке. Баах! Баах! Краах! С треском разлетелась одна из досок, превращаясь в деревянные лохмотья! На какое-то мгновение в проломе в воротах мелькнул крупный бронзовый набалдашник в виде головы дикого вепря с круто закрученными клыками. Баах! Краах! Краах! Под новыми ударами треснула еще одна доска и вновь в ярких сполохах огня мелькнула блестящая рожа вепря… И Колину на какое-то мгновение показалось, что она улыбается.
— Черт! Мерещится уже, — он мотнул головой и ринулся к лестнице на одну из башен, крепко поддерживая сползающие мешки. — Кром, ворота, вот-вот рухнут. Готовь гранаты! Точняк, они все внизу! — заорал он, обернувшись к Крому. — Пусти им немного крови, а я сверху добавлю. Добросишь? — однако, взглянув на согнутый внушительный бицепс гнома, деловито тащившего из своего мешка очередную металлическую болвашку, он примолк. — …
Первые несколько гранат отправились в полет, едва Колин наступил на первую ступеньку каменной лестницы, ведущей на стену. Где-то на середине, начали раздаваться и сами взрывы, несколько приглушенные расстоянием.
И уже на стене, разогнавшись, Колин буквально пушечным ядром влетел в гущу защитников, которые почему-то тут же шарахнулись от него, как от прокаженного. Не обращая на них ни какого внимания, он ринулся в башню, возле которой торчали верхушки лестниц атакующих и, словно тараканы, лезли они сами.
— Я, вам… А-а-а…, — пытался было заорать он, но вместо этого из его пересохшего горла, и так ослабленного болезнью, раздался лишь хрип. — Осип… А-а-а…, — мерзкий, горький дым словно специально лез в рот и нос, лишь усиливая кашель. — Кхе, кхе.
И вот именно таким — с неестественно бледным, почти серым лицом; с красными от лопнувших из-за лихорадки сосудов глазами; изрыгающим что-то невнятное, хриплое — его увидели сражающиеся у первой башни… Они увидели и вздрогнули! Ведь прямо перед ними был тот, кем матери пугали своих расшалившихся детей, о ком старики со страхом рассказывали долгими зимними вечерами. Это был Ледяной Владыка, один из древних Властителей гномов, один из первых Владык Подгорного трона! И сейчас он был именно таким, каким его и описывали — выпученные от бешенства, кроваво-красные глаза; страшные мертвенный серый цвет всего тела (от той лечебной мази, что во время болезни его натерла Амина); хриплый голос и, конечно, знаменитый мешок за спиной, куда он складывал головы поверженных королей и владетелей чуждых земель.