Инфернальный реквием - Фехервари Петер. Страница 62
— Да, абордажник, — согласился Лемарш. — Каюк. Но не прямо сейчас.
— Сюда! — крикнула Соланис, исчезая за стеной дождя перед мраморным козырьком над выходом.
Ветер, кружащий во дворе госпиталя, вцепился в ее слова и лампу — как будто на звук и свет одновременно набросили полог. С неба хлестало так, что Сантино ничего не видел в паре метров перед собой.
— Пошли! — рявкнул Номек, следуя за подпрыгивающим светильником Соланис.
Невзирая на ливень, Аврам радовался, что покинул госпиталь. Это место ему с самого начала пришлось не по нутру, но то, что выползло из недр здания, оказалось хуже любых картин, рожденных воображением бойца. А на воображение он никогда не жаловался.
Потоп на мгновение прервался: что–то плавно пролетело вверху. Подняв голову, гвардеец разглядел, как темное и плоское тело исчезает в круговороте шторма.
«А это у него хвост?»
— Ты видел? — спросил Аврам, всматриваясь в бурлящие облака.
— Сюда! — позвала их Соланис. — Идемте!
Ее лампа мерцала на дальней стороне двора, возле одного из санитарных грузовиков. Номек отставал от нее всего на несколько шагов.
— Сантино! — Разведчик повернулся к нему, подняв светильник. — Шевели…
Нечто распластанное, издав пронзительный визг, метнулось с высоты и утащило Номека за собой. Выпавшая из его руки лампа еще катилась по земле, когда вопли солдата утихли за ревом бури.
— Лезьте в грузовик! — заорал Аврам, устремляясь к машине. — В тучах кто–то есть!
Он представил, как еще одна тень мчится на него, готовясь схватить и унести, как разведчика. Сантино спиной ее чуял!
Сверху донесся протяжный вой, потом ответный крик, за ним еще один.
«Сколько тут этих ублюдков?» — думал Аврам, бешено выписывая зигзаги.
Фары грузовика вспыхнули, превратив машину в маяк посреди круговерти сумрака. Соланис махала бойцу из открытой дверцы. Ощутив, что дождь на мгновение ослаб, Сантино прыгнул вбок; в ту же секунду что–то рассекло воздух над ним и полоснуло его по спине. Отшвырнув лампу, Аврам ловко поднялся на ноги и заскочил в грузовик, едва не налетев на госпитальера.
— Где ваш товарищ? — спросила Соланис, отшатываясь.
— Погиб! — Сантино с лязгом захлопнул дверцу. — Поехали!
— Но…
Нечто продрало когтями крышу грузовика, оставив в металле длинную борозду.
— Ради Трона, сестра, — поехали!
Ичукву и его бойцы проделали остаток пути до палаты абордажников без происшествий, что весьма их обрадовало, поскольку сражаться они уже не могли. Лемарш дрожал и потел под шинелью. Перед ним мельтешили какие–то пятна — комиссару казалось, что в глаза ему забрались черви.
Может, так оно и было.
«Уже немного осталось, Ичукву, — говорил он себе. — Вручи парням оружие, потом вручи себя правосудию Императора. Нет никакого бесчестия в том, чтобы лишить врага еще одного раба».
Трое имперцев не встретили никого из патрульного отделения капрала Варни, но, добравшись до зала, примыкающего к палате с их сослуживцами, увидели, что за открытыми дверями и баррикадой стоят в ряд несколько человек. Хотя они держались спиной к свету, по телосложению комиссар узнал в них абордажников… и все же помедлил, решив присмотреться как следует. Солдаты держались чересчур тихо и слишком неподвижно.
Вскинув руку, Лемарш велел спутникам остановиться, и вся команда затаилась в тени. Правда, Гёрка хрипел так, что ни о какой скрытности речи не шло.
— Что–то не так, — прошептал Ичукву.
— Вижу, — согласился Зеврай, тихо подобравшись к нему.
— Если наши товарищи пали… мы освободим их всех.
«Ну, или скольких сможем», — мысленно добавил комиссар.
— Зажигательные! — приказал он, похлопав по гранате у себя в кармане.
Чингиз буркнул в ответ, но Гёрка промолчал. От Больдизара вообще уже не исходили никакие звуки. Его измученное дыхание стихло.
— Гёрка? — обернулся к нему Лемарш.
Огромный боец стоял прямо, как жердь. Изо рта у него текла кровь, а глаза превратились в выбеленные шарики.
Ичукву поднял пистолет, сознавая, что уже поздно. Кулак Больдизара, подобно кувалде ударив в лицо комиссара, сломал ему нос и отбросил на несколько шагов. Зал завертелся вокруг Лемарша, перед его глазами протянулись полоски темноты.
— Еще… рано, — выдавил Ичукву. — Черт… еще рано!
Поднявшись на ноги, он увидел, что Зеврай и Гёрка сцепились и, покачиваясь, борются. В помещение меж тем входили шаркающие твари, отрезая пути к отходу от палаты. Среди них комиссар заметил Варни: тот ковылял к бывшим товарищам, мотая головой на сломанной шее.
— За… Трон, — просипел Лемарш и нажал на спуск.
Отдача вырвала болт–пистолет из онемевших пальцев, но снаряд попал Больдизару точно в висок. Взрывом неживому гвардейцу снесло большую часть черепа — остались только лязгающие челюсти. Чингиз оттолкнул труп, однако другие вурдалаки уже окружили его так плотно, что солдат никак не вырвался бы.
— Оберай Искупленный! — выкрикнул Зеврай девиз своего народа.
С благоговейным выражением лица он засунул ствол лазпистолета себе в рот и выпустил очередь лучей.
Как только неупокоенные мертвецы повернулись к Лемаршу, комиссар захромал к палате и перевалился через баррикаду. Упал он скверно, едва не потеряв сознание, но заставил себя очнуться, поскольку твердо решил выяснить судьбу своих бойцов. Харкая кровью, Ичукву поднялся на колени и вскинул глаза.
— Нет… — печально выдохнул он, не сумев подобрать лучшего слова.
Абордажники выстроились по стойке «смирно» вдоль прохода между кроватей, глядя белыми шариками в пустоту. За ними держался бледный великан, почти обнаженный и гораздо более высокий, чем его рабы, — очевидно, жертвы подчинялись именно ему. Хотя глаза существа скрывала повязка, Лемарш ощутил на себе его бесчувственный взор. Рядом с великаном стоял на коленях лейтенант Райсс, еще живой, но с посеревшим, лишенным выражения лицом.
— Комиссар. Мы ждали твоего возвращения.
— Фейзт… — устало произнес Ичукву.
Он понял, что в исполина преобразился именно сержант, как только услышал голос создания. Возможно, догадке способствовало то, что подобный исход не слишком удивил комиссара. Толанд Фейзт всегда был опухолью на душе роты — взращивал в ней семя разложения, даже если сам того не осознавал.
— Простите меня, — прошептал Лемарш, не совсем понимая, к кому обращается. Вероятно, к собравшимся здесь потерянным душам, ибо их погубило его бездействие, но, возможно, и к Толанду, который мог бы умереть героем, если бы комиссар не оставил его судьбу на волю случая.
Собрав последние силы, Ичукву поднялся и заковылял к еретику. Мертвецы игнорировали Лемарша: несомненно, их хозяин не видел в нем опасности.
«А я опасен?» — смутно подумал комиссар. Да, в этом он не сомневался, вот только забыл почему. Что–то там… насчет того… что он мог сделать.
«Огонь, — пришло ему в голову. — Я могу зажечь огонь».
— Они… любили тебя, — пробормотал он, подойдя к восставшему из мертвых.
— А я люблю их, — объявило создание, когда–то бывшее Толандом Фейзтом. — Смерть — это начало, Ичукву Лемарш.
— Огонь, — сказал комиссар вслух, стараясь вспомнить…
Его челюсти с влажным щелчком застыли в открытом положении. Мир перед глазами помутнел и пошел зелеными пятнышками, нетронутым осталось только светоносное существо перед Ичукву.
— А–а–аонь, — горлом простонал Лемарш.
— Огонь — не наш путь, брат, — пожурил его полубог.
Подняв обе руки, он снял повязку. Глазницы под ней срослись в единое углубление, плотно набитое миниатюрными зелеными кристаллами. Шумно загудев, они всем роем вылетели из гнезда и свились в темное облако.
— Мы выживем! — прожужжала тысяча кошмаров, сплетенных воедино.
«Не кристаллы, — понял Лемарш, когда мухи окутали его. — Глаза. Тысячи крошечных фасеточных глаз».