Инфернальный реквием - Фехервари Петер. Страница 67
— Мы все помним его другим, — согласилась старшая целестинка. — Пастырь, где сестра Гиад?
— Она… больше не с нами, — тихо произнес Иона.
— До нее добрался враг?
— Да, сестра. — Ответ как ответ, не хуже любого иного. — Боюсь, что так.
Обернувшись к главным воротам, Тайт обнаружил ровную стену. Исчезли не только двери, но и коварные окна, заполненные светом.
— Мы не выйдем там, где вошли, — подытожила Индрик. Огромная целестинка по–прежнему держала настоятельницу, которая так и не пришла в себя.
— Раньше здесь тоже так было, сестра? — уточнила Чиноа у соратницы.
— Нет, старшая сестра, но ловушка та же самая.
— Неважно, — сказал Иона, вновь изучая внутренний двор. — Мы не вернемся, пока не убьем Ведаса. — Он показал на дальнюю стену, где ждали несколько дверей, выкрашенных в разные тона. — Похоже, дорога у нас только одна.
— Скорее, много дорог, Тайт, — поправила его Аокихара, шагая вперед.
— Нет! — предупредила Индрик, перекрыв ей путь. — Только не через двор, старшая сестра. — Она кивнула в сторону правой части колоннады. — Идти нужно вон там.
— Но почему не по двору?
— Доверия не вызывает, — прямо заявила Туриза.
Обдумав ее слова, Чиноа согласилась:
— Отлично, сестра, в этом оскверненном месте ты сможешь вести нас.
— Наверное, потому, что она сама осквернена, — буркнула Камилла, впервые вступив в разговор. Девушка стояла, привалившись спиной к колонне, и смотрела на болт–винтовку погибшей сестры. — Индрик не предупредила нас о той атаке.
— Она предупредила о чертовых окнах, — напомнил Иона.
— Я разделяю твою скорбь, сестра… — начала Туриза.
— Правда? — Безупречные черты Камиллы исказила презрительная усмешка. — Если мы сестры, почему же ты скрываешь от нас лицо?
— Хватит, Камилла! — Чиноа рубанула ладонью воздух. — Суждение о сестре Индрик составила лично канонисса–просветитель. Ты не доверяешь мнению нашей благой госпожи?
— Камилла права, — сказала Туриза, осторожно опуская свою живую ношу на пол.
Хагалац все так же смотрела в никуда и шевелила губами, выговаривая слышимые только ей слова.
— Сестра, в этом нет необходимости, — возразила Аокихара.
— Есть, старшая сестра. — Индрик потянулась к герметичным фиксаторам забрала. — Никаких секретов между нами. Только не здесь.
Тайт не совсем представлял, что ожидал увидеть, но уж точно не женское лицо с крепкими скулами и холодными глазами. Да, Туриза уступала другим целестинкам в красоте, но и уродиной ее не назвали бы.
— Ты… не изменилась, сестра, — неуверенно проговорила Чиноа. — Я не…
И тут, почти одновременно, они начали понимать.
Лицо казалось обычным лишь на первый взгляд. В нем все было чуточку неправильно.
Симметрию каждой его плоскости почти неуловимо исказили, пропорции черт едва заметно сместили, в радужки внесли мучительно неприметные различия. Бесконечные мелкие детали, трудясь сообща, превратили единое целое во что–то отталкивающее, пусть исподволь, но неотвратимо. И чем дольше Иона смотрел, тем тревожнее становился итог алхимической реакции несоответствий. В Тайте пробуждалось нечто более мрачное, чем жалость или отвращение…
«Нельзя мириться с существованием такого лица!»
— Теперь вы видите… — Индрик подняла руку к забралу.
— Нет, сестра! — Аокихара взяла ее ладонь. — Мы видим, но не верим. Мы — Адепта Сороритас. Непорочность мы ищем в сердце, а не на лице.
— Это всего лишь очередная ложь, сестра Индрик, — сказал Иона, отбросив постыдные злобные мысли. — И мы в ней уже разобрались.
Женевьева торжественно положила руку на кирасу Туризы, и через пару секунд так же поступила Харуки. Одна лишь Камилла держалась в стороне. Скривившись от омерзения, целестинка отвернулась — и заметила опасность.
— Настоятельница! — предупредила она, указывая вперед.
Повернувшись, все остальные увидели, как Хагалац шагает через дворик к фонтану.
— Стойте, настоятельница! — крикнула ей Чиноа. Если беловолосая женщина и услышала призыв, то не уделила ему внимания.
— Она все еще зачарована, — проворчала Индрик и тут же, заметив, что Иона, а потом и Харуки, бросились за настоятельницей, рявкнула: — Нет!
— Хагалац! — на ходу позвал Тайт. Она не успела далеко отойти и шла обычным шагом, но Иона никак не мог догнать ее. Казалось, само пространство между ними растягивается, мешая ему. — Это ловушка!
Настоятельница обернулась, блистая глазами.
— Мы ошибались, Тайт! — ответила она. — Все не так, как мы воображали!
«Она потеряна», — осознал Иона, когда Хагалац двинулась дальше, и устрашился собственной мысли. Невзирая на свой интеллект и закалку, настоятельница сдалась первой из них. Ее соблазнили манящие огни, перед искусом которых выстояло недалекое создание вроде Камиллы.
Что это говорило о шансах группы на успех? Или о шансах всего человечества в борьбе с великой бездной?
Адский том зашевелился над сердцем Тайта, будто хищник, почуявший жертву. Происходящее наделило Иону вдохновением — пора ловить смысл момента!
— Все мы танцуем на лезвии ножа — собственном понимании мира, — забормотал он на бегу, поддавшись желанию покормить книгу. — Чем острее наш разум, тем уже наш путь, ибо знание — обоюдоострый клинок, и каждый взмах его режет как внутри, так и снаружи.
Тайт почувствовал, что слова сами записывают себя в том. Их, как и предыдущий отрывок, переносила на бумагу его воля в союзе с варпом. Здесь откровения воплощались в тексте без материальных посредников, если не считать самих грезящих авторов.
— Чем больше мы изучаем и изыскиваем, тем настойчивее изучают и ищут нас…
Меж тем что–то происходило с фонтаном. Некая рябь пробегала по розовому мрамору, и его прожилки пульсировали в унисон со вспышками небесной паутины. Жидкость, извергаемая ртами скульптуры, теперь хлестала водопадом, и воздух рядом с ней дрожал и свистел.
Иона замедлил шаг, потом начал пятиться. Что бы ни случилось дальше, он уже не успел бы вернуть Хагалац. Настоятельнице оставалось пройти пару метров до центра двора, и она громко и лихорадочно молилась.
В один миг фонтан ожил под шипение волны жара: его окаменевшее тело взвилось неудержимыми языками огня. Воздвигнувшись на куполе голубого пламени, чудовище выпростало два щупальца, которые оканчивались щелкающими пастями с клыками из магмы. На вершине ярко пылающей колонны, что служила монстру туловищем, угнездился бесформенный комок ртов и глаз; они непрерывно меняли форму, расширялись, грызли и пожирали друг друга лишь затем, чтобы возникнуть вновь.
— Демон! — воскликнула Харуки, останавливаясь рядом с Тайтом.
Она приняла защитную стойку, держа меч горизонтально над головой.
Ухая и визжа, тварь соскочила с пьедестала и помчалась на незваных гостей, извергая потоки многоцветного огня из отростков, увенчанных пастями. Когда пламя объяло Хагалац, женщина вскинула руки, однако Иона не понял, что она пыталась сделать — защититься или выразить поклонение.
— Искорените отродье, сестры! — приказала Чиноа из–за колоннады справа от Тайта, выпуская очередь из шторм–болтера.
Ее снаряды, пройдя сквозь фантомную шкуру демона, взорвались от жара внутри. Две сестры, занявшие позиции за столпами слева, поддержали командира болтерным огнем, причем Женевьева стреляла из оружия погибшей Марсильи. Чудовище завыло, мерцая и разбрасывая капли эктоплазмы. Хотя взрывы нарушали цельность монстра, он не прерывал атаку.
Когда тварь ринулась к Тайту, он прыгнул вбок, уклонился от хлестнувшего поверху щупальца, крутнулся на месте и всадил несколько болт–снарядов в бесформенную голову врага.
В ту же секунду Харуки шагнула в сторону и рубанула по другому отростку мечом. Клинок, потрескивающий разрядами энергии, рассек конечность без всякого сопротивления. Из раны молниеносно хлынули брызги пламени, попавшие на бронежилет сестры. Отсеченное щупальце ударилось о пол и рассеялось облачком цветного дыма, на что демон отозвался разъяренными воплями из нескольких ротовых отверстий и веселым уханьем из остальных. Многие пасти, разорванные сосредоточенной стрельбой Ионы, успели восстановиться за пару мгновений.