Служанка (СИ) - Росси Делия. Страница 26
Он отпихнул меня, да так сильно, что я споткнулась и налетела на отставленный кем-то стул. Колено прострелило болью.
– Осторожнее, – придержал меня за руку Владко. Тяжелая ладонь легла на мою спину, но я толком не замечала происходящего. Образ умирающего арна стоял перед глазами, а сердце отчаянием окатывало, будто прибоем, затапливало все внутри водой солено-горькой, пеной безнадежности прокатывалось.
– Что случилось? Дан управляющий, что с Его сиятельством? – послышался голос лекаря Кранца, а вскоре и сам дан появился рядом с графом. – Милорд! Вы меня слышите?
Старик посмотрел на графа, зачем-то приподнял его веки и заглянул в синие, лишившиеся малейшей красноты глаза, а потом приник к груди графа и принялся сосредоточенно слушать. Время шло, лекарь хмурился все сильнее, а потом поднялся с колен и с сомнением посмотрел на управляющего.
– Ну что? Не молчи! – громким шепотом спросил дан Кражич. От напряжения на лбу его выступила испарина. – Что с милордом? Он жив?
– Жив, – кивнул лекарь. – Сердце бьется.
Старик ещё раз взглянул на арна, и добавил:
– Видать, отравили Его сиятельство.
– Так чего ты ждешь? Сделай что-нибудь! – взревел дан Кражич.
– А что я могу? – голос Кранца дрогнул. – Яд неизвестный, поди узнай, какое противоядие нужно? Остается только на Скарога надеяться и ждать. Может, выживет милорд, а может, и нет.
– Пошел вон! – рявкнул управляющий. – Не лекарь, а гадалка старая!
Он посмотрел на неподвижно лежащего арна и повернулся к испуганным гостям.
– Из столовой никому не выходить. Владко, Стан! – позвал он лакеев. – Заприте двери и никого не выпускайте. Велимир! Иди сюда, поможешь милорда перенести.
Управляющий с Велимиром подняли арна и понесли его к выходу, а слуги заперли за ними двери, и в столовой наступила зловещая тишина, нарушаемая лишь едва слышными звуками икоты барона Драговеца.
Гости молча переглядывались, лица их были испуганными, но, похоже, ещё не все понимали, что их ждет.
– Слышь, Илинка, а ведь нас теперь допросами замучают, – подошел ко мне Владко. – Дознаватели понаедут, будут все выспрашивать да вынюхивать.
Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. И сразу вспомнились холодные глаза дана Збежича, его бесцветный голос, бесконечно повторяемые вопросы…
Я невольно потерла враз занывшие запястья.
– А на нас больше всего подозрений, – продолжал нагнетать Владко. – А ещё на кухарке. Отрава явно или в вине, или в еде была. А кто тут все подносил-наливал? – он многозначительно посмотрел на меня и кивнул. – То-то же. Ты да я. Ну и Стан с Велимиром. Вот на нас все и повесят. А что? Не господ же обвинять?
Владко наклонился ко мне и заговорщицки прошептал:
– Ты как хочешь, а я не собираюсь дожидаться, покуда меня повесят. Бежать надо, пока не поздно.
Он придвинулся еще ближе и предложил:
– Могу тебя с собой взять. Пойдешь?
Я отрицательно покачала головой. Убегать без денег и документов глупо. Все решат, что мы виноваты, в розыск объявят, а когда поймают – даже допрашивать не станут, вздернут – и вся недолга.
– Дура ты, Илинка! – продолжал шептать Владко. – У меня дядьку так ни за что казнили. Дознавателям правда не нужна, им бы только найти, на кого вину повесить. Нет, ты как хочешь, а я сбегу. Пойду к морю, в портовых городах легко затеряться, и умельцы там есть, что документы сделают.
Он продолжал убеждать то ли меня, то ли себя, а я слушала его и вспоминала темную, сырую темницу, тонкий лучик света, падающий из крошечного окошка, звон цепей. И вонь. Невыносимый смрад немытых тел, нечистот и затхлой воды. Даже сейчас, спустя два года, я отчетливо помнила каждый день, проведенный в городской тюрьме, ощущала въедливый запах нечистот, слышала надсадный кашель заключенных и грохот кандалов.
– Илинка! – выдернул меня из мрачных воспоминаний голос Велимира.
Я подняла глаза и увидела, как лакей машет мне рукой, стоя у приоткрытой двери.
– Тебя дан Кражич зовет! – крикнул парень.
– Ну вот, что я тебе говорил? – прошептал Владко, и его круглое веснушчатое лицо побледнело. – Началось! Сейчас управляющий тебя допрашивать будет, потом и до меня очередь дойдет... Оборони нас всех Скарог! Точно, казнят! – голос лакея дрогнул и сорвался.
– Илинка, давай быстрее! Дан управляющий ждать не будет! – не унимался Велимир, и я, провожаемая взглядами всех, кто был в столовой, медленно поплелась к двери.
В душе прочно поселился страх: за себя, за арна, за его и свою жизни, за неясное настоящее и зыбкое будущее. Если приедут дознаватели и всплывет та старая история – мне конец. А если лорд Штефан умрет… Нет, он не может умереть, только не он! Я ему самый лучший вирош вышью, защищу от смерти, своими руками от нее закрою! У меня получится, я знаю!
– Ох, что теперь будет! – захлопнув за нами двери, зловеще произнес Велимир. Глаза его возбужденно блестели, длинные пальцы подрагивали, кадык при каждом слове ходуном ходил. – Дан управляющий в ярости, за дознавателями в город послал, а милорд так и не очнулся, лежит, как колода неподвижная. И тяжелый такой же. Пока несли, у меня чуть пупок не развязался!
Я с сомнением покосилась на лакея. Парень был крупным, высоким, и кулаки имел пудовые. Ему бы не в лакеях ходить, а на кузне молотом махать.
– Ох и здоровенный лорд Штефан. Еле доволокли, – не умолкал Велимир. – А вот наследника-то у него и нет. Как помрет – кому все достанется? Это ж, выходит, не будет больше в Стобарде господара! И арнов не будет, если только из соплеменников его кто не приедет.
Лакей говорил, а мне хотелось остановиться и со всей силы ударить его по дергающемуся кадыку и заставить замолчать. Не может лорд Штефан умереть! Не такой он слабак, что бы его какой-то поганый яд одолел! И вообще, я ведь ему вирош ещё не вышила… И…
– Ну, иди, – остановился перед спальней графа Велимир. – Дан Кражич велел тебя привести и в столовую возвращаться. Так что, я пошел.
Он постучал, открыл уныло заскрипевшую дверь и впихнул меня внутрь. Дверь с громким стуком захлопнулась, а я замерла у порога, уставившись на кровать и на ноги в кожаных сапогах. Грубая обувь поверх шелкового покрывала выглядела так неуместно, что это заставляло поверить в худшее.
– Пришла? – послышался голос дана Кражича, и я очнулась от своего непонятного ступора. – Иди сюда.
Я придвинулась ближе и вытянула шею, пытаясь рассмотреть за широкой спиной управляющего бледное лицо арна.
– Ухаживать за больными умеешь? – тихо спросил дан.
Я кивнула. У нас при монастыре лазарет был, так Паница воспитанниц к тяжелым больным приставляла. «Выйдете из обители, начнете своим домом жить, придется вам не только о себе, но и о семье, и о работниках заботиться. Вот тут-то знания и пригодятся», – любила повторять наставница.
– Останешься с милордом, – сказал управляющий.
Он поднялся, постоял минуту, хмуро глядя на арна, и снова повернулся ко мне.
– Дверь никому не открывай, кто бы ни пришел. И следи тут. Тряпку вон на лбу меняй, что бы влажная была, пот вытирай.
Я посмотрела ему в глаза. Они словно незнакомцу принадлежали: болотная зелень уступила место непроницаемой черноте, стала жесткой и страшной. Да и сам дан Кражич будто потемнел весь, как дуб мореный.
– Не подведи, Илинка, – внушительно произнес он и положил руку мне на плечо. Ее тяжесть придавила, не позволяя сдвинуться с места. – Арну нашему сейчас без помощи никак, слишком уж плох. Не отходи от него ни на минуту, поняла? – голос дана звучал напряженно. В нем слышалась озабоченность и толика сомнения, словно бы управляющий не был уверен в том, что можно арна на меня оставить. – И не подпускай никого к милорду, ясно?
Я снова кивнула и указала на стол, где бумага лежала.
– Что? – переспросил дан Кражич.
Я вывернулась из его захвата и быстро написала имена тех двоих, что лорду Штефану смерти желали. На глаза наворачивались слезы, капали на белый лист, буквы расплывались.