Птицы рождены летать (СИ) - Матвеева Ульяна. Страница 12

— Привет, Элеонор, — с небольшим акцентом воскликнул он, с проклятой осторожностью обнимая меня. Мне вспомнилось, как при встрече в Шереметьево Андрей сгреб меня в охапку и чуть было не раздавил. Я проглотила что-то похожее на обиду и широко улыбнулась ему.

— От моих укусов тебя спасет только оправдание в виде того, что тебя похитили и пытали до тех пор, пока ты не уложил их всех на лопатки, — подмигнула я ему, но в ответ услышала лишь:

— Что, прости? Я не очень понимаю.

Я подавила в себе недовольное рычание и добродушно улыбнулась. «Забудь», — сказала я и снова обняла его, на сей раз так, как хотелось мне.

Все эти неприятные мелочи вскоре затерялись во времени и вспомнились лишь через несколько месяцев. А тогда я беспечно порхала по живописным уголкам полюбившегося города и его окрестностей, много фотографировала, много улыбалась, искоса любуясь моим прекрасным возлюбленным.

— Я так скучала по тебе, — снова и снова повторяла я, изо всех сил сжимая его руку.

И каждый раз он оборачивался, останавливался, с белоснежной улыбкой отвечал «Я тоже скучал» и целовал. Он не мог спокойно пройти мимо цветочных лавок и каждый день покупал мне розы. Их неповторимый аромат дурманил, вводил в то самое состояние, когда ощущаешь себя Гермесом в его крылатых сандалиях. А может быть, дело вовсе не в них…

К вечеру он привез меня к бухте Кала-Живерола, с которой я была уже заочно знакома по привезенному мамой магниту с одной из ее командировок. Много лет я сидела на подоконнике с чашкой какао и бессмысленно глядела на облепленный вплотную магнитами холодильник, лениво переводя взгляд с одного пейзажа на другой, и даже не подозревала, что через некоторое время увижу одно из этих мест вживую. Ни одна фотография не передает дух и атмосферу тех мест, которые мне посчастливилось посетить с моим дорогим спутником. Хотя мне кажется, что даже если бы он показал мне гаражи или городскую свалку, и то я отыскала бы в них особую прелесть. А в нашем случае мой термометр счастья и восторга зашкаливал настолько, что, казалось, добавь в мое поле зрение еще хоть одну яхту, он бы взорвался, разорвав меня на тысячи осколков.

Поднимаясь на вершины холмов, мы поймали последние лучи уходящего солнца, которое напомнило мне сливочное масло на раскаленной сковороде. Облака заслонили первые вечерние звезды, но они так мало волновали меня, когда рядом стоял Ник.

— Когда самолет полетел, я сожалел, что не оставил тебя здесь, — произнес он. Видя, как он старается говорить на моем языке, меня неизменно захлестывала волна нежности и благодарности. Интересно, если бы он не знал русского, наши отношения зародились бы? И смогли ли бы они сохраняться так долго?

— А я жалела, что у меня с собой не было парашюта, — призналась я.

— Когда ты полетишь назад?

«Никогда, если ты попросишь остаться», — подумала я, но не нашла в себе столько духу, чтобы сказать об этом Николасу. Я просто назвала тот день, что был обведен черным квадратом в моем личном календаре.

— Хорошо, — кивнул он, — я постараюсь не потерять тебя… эээ… время.

Что он имел в виду? Мне стало плевать на красивый пейзаж и на всю Испанию в целом. Волнение поглотило меня целиком, а фантазия уже обмакнула кисти в краски, чтобы нарисовать картину того, как Ник протягивает мне то самое колечко с тем самым вопросом. Время остановилось, все стало незначительным… Я спросила себя, действительно ли я хочу стать его женой. И, пока бесята внутри меня совещались по этому поводу с тараканами, я услышала:

— Я хочу сказать… У нас большая программа. Много мест.

Нет, эта поездка вряд ли станет чем-то большим, чем просто очередным туристическо-романтическим приключением. Госпожа Фантазия, выругавшись на своем фантазийном языке, бросила кисти в воду и оставила лист пустым. А тараканы уныло побрели в свои каморки.

Глава 12

Наступил шестой день «недели счастья». Я проснулась слишком рано. Находиться в душной постели я больше не могла, несмотря на то, что в ней мирно спал Ник, и, вдоволь налюбовавшись им, я решила немного прогуляться в одиночестве. Улизнув из отеля в просторном топе, джинсах и ветровке, я с наслаждением разминала стопы, обутые в старые кеды, которые я все же решила положить в чемодан. Я повернула туда, где из-за позолоченного горизонта выплывало ласковое солнце. Оно наполняло меня золотым светом, проникало сквозь кожу и осталось там, чтобы потом согревать, когда внутри меня поселится холодный ноябрь. В моем подсознании уже тогда зародились первые горькие мысли о том, что нашу с Ником историю вряд ли возможно обвести знаком бесконечности. Она останется жить в моем потайном альбоме с несколькими пустыми страницами, в которые я всегда смогу поместить новые мгновения, стоит лишь захотеть. Мои быстрые шаги превратились в бег: от него, от себя, от разъедающей душу боли и раздражающих сомнений. Я остановилась лишь тогда, когда встретилась со Средиземным морем, наедине, лицом к лицу. Я вслушивалась в шепот волн и чувствовала, как по телу разливается покой. Если бы из морской синевы высунулась золотая рыбка и предложила исполнить мое желание, я бы, наверное, попросила лишь о том, чтобы рядом со мной появился Андрей и увлек своими рассказами, которые не раз утешали меня в трудные минуты. Но тут же отмахнулась от этой мысли. Как странно, что мне приходит в голову такое… Я нахожусь в красочном уголке Европы рядом с любимым человеком, по которому невыносимо тосковала столько бесконечных недель! Я так мечтала об этом каждый вечер перед сном, а теперь думаю о другом мужчине, пусть даже и друге. И почему вместо такого странного желания мне не пришло на ум попросить о том, чтобы остаться здесь навсегда, рядом с Ником. А действительно ли я хочу этого, действительно ли это сделает меня счастливой?

В невольной медитации, которая захлестнула меня примерно с пятидесятой волной, я погрузилась в прошлое и вспомнила одну из бесед с Андреем, еще до переезда в Москву. Он тогда спросил меня, чем немало удивил выбором такой философской темы:

— Ты никогда не задумывалась о том, что для тебя означает семейное счастье?

Я вздрогнула. Не самая приятная тема для меня. Своим вопросом он предлагал открыть мой сундук с похороненными мечтами, который мне хотелось бы когда-либо трогать.

— Конечно, задумывалась. Но воедино собрать все свои мысли и ответить тебе я вряд ли смогу, — я взяла небольшую паузу на раздумье и вскоре продолжила: — Помнишь моих родителей?

Андрей кивнул.

— Для меня счастье — это когда наоборот. Не так, как у них. Понимаешь?

— Пока не очень. Объясни, пожалуйста.

— Сомневаюсь, что кто-то смог бы убедить меня в том, что у них настоящая любовь. Мне иногда кажется, что они поженились по каким-то удобным материальным соображениям. Уже много лет они живут каждый своей жизнью и играют в семью. Я часто размышляла о том, как так вышло, что за пару десятков лет замужества они стали настолько безразличными друг к другу… Раньше, когда я была еще совсем маленькой, они часто ссорились. Заканчивалось все стандартно, как по прописанному занудой-писателем сценарием: мама сидела у окна и молча плакала, а папа уходил. Затем ссоры становились все реже, а расстояние между родителями все больше. Они ведь до сих пор практически не общаются, так, по бытовым мелочам. Если бы ты задал мне этот вопрос раньше, когда мне было лет десять, я бы, не задумываясь, ответила тебе, что счастье — это когда в семье царит уют, любовь и покой. Когда на кухонном столе лежат ажурные салфетки и серебряные ложки, в середине стоит пузатый фарфоровый чайник, вокруг него — несколько изящных чашек из сервиза, а вокруг стола — несколько дорогих друг другу людей, которые собрались все вместе, чтобы узнать, как у кого прошел день, поделиться советом и накинуть на плечи невесомую согревающую шаль нежности и заботы. А не так, как у нас: исписанные никому не нужными глупыми делами ежедневники, несмолкающие телефоны, вечно включенный ноутбук, закрывающий лицо мамы, груда хлама у стены и пачка чипсов… Я не помню, когда в последний раз мы вели душевные беседы. Ко мне ни разу в жизни, представляешь, никто из них не подошел с вопросом, от которого так вздрагивали мои ровесницы: «Почему ты грустная?». Сейчас мне уже не хочется иметь свою семью, я боюсь. Кто даст мне гарантию, что со временем даже самые прекрасные и возвышенные отношения не превратятся в это?