Разрушение (ЛП) - Рэйсс К. Д.. Страница 20

Но я была слишком разбита, чтобы возражать. Меня уложили на чистые белые простыни в комнате без окон. Я вздрогнула. Не знала, что мне может быть настолько холодно. Горели свечи.

Включили успокаивающую музыку, и прекрасный женский голос произнес:

— Добро пожаловать в мир разрушенных, — Дебби накрыла меня пуховым одеялом. — Ты всегда была милой. Но прямо сейчас ты самая красивая.

Она села рядом и погладила меня по волосам. Я чувствовала себя отчужденной, одинокой, плавающей в звездах, в милях над жизнью человеческой расы.

ГЛАВА 24

Фиона

До избиения паддлом в Лорел Каньон я не была разрушена. У меня болела задница, и меня это раздражало. Я ждала, пока появится Эллиот и закатит сцену. Затем мне придется действовать быстро, чтобы разрулить ее.

— Двадцать пять! — выдавила я сквозь стиснутые зубы с большим облегчением от того, что мы можем сделать что-то еще, кроме того, что я дойду до болевого порога.

Дикон отбросил паддл в сторону и толкнул меня вниз, из-за чего мое лицо впечаталось в скамейку.

— Помнишь, как я в последний раз разрушил тебя?

Из-за давления на челюсть ответить не получилось.

— Лишил тебя личности. — Он положил другую руку на проявившиеся ссадины на моей заднице, впившись пальцами в кожу. — Молния не бьет дважды в одно и то же место.

Он отступил назад, опустив обе руки на мою задницу и развел ягодицы. Я не предвидела, что он это сделает. Потому что он увидел все, и жестокость исчезла из его движений.

— Что за…

— Подожди, я...

— Кто сделал это с тобой? Ебаный доктор?

— Нет!

Он дернул вверх мои трусы. Злой. Нежный. Все сразу.

— Это, — он указал на мое тело, словно оно было полностью изувечено. — Я все видел. Это было не по согласию. Фиона, котенок, что случилось? Что он сделал с тобой, и почему ты его защищаешь?

Дикон всегда все держал под контролем, но в тот момент, когда он стоял надо мной, пока я поправляла штаны, от него исходили замешательство и боль, которых я никогда раньше не видела. Как будто земля ушла из-под ног. Если он не знал, что делать, то, должно быть, все мои замыслы ошибочны.

Прямо у меня на глазах замешательство превратилось в ярость, и я испугалась за своего друга, за свой план и своего Мастера.

— Оставь его в покое. — Я могла бы и дальше отрицать. Могла бы сказать ему, что это Уоррен, но я просчитала быстрее, чем когда-либо, и решила построить барьер вокруг Эллиота. — Это разверзнет ад на тебя, Дикон. Я люблю тебя, и я же тебя разрушу.

— Ты мне угрожаешь?

Снова замешательство. Узнав его во второй раз, я поняла, во что оно превратилось, в уверенную эмоцию.

И ничего не сказала. Я опустила руки по бокам, избитая паддлом задница требовала ухода, которого не будет. Желала позволить ему держать меня и позаботиться обо мне, хотела встать на колени перед ним, потому что после этого все будет хорошо. Мне не пришлось бы брать на себя ответственность. Все вышло бы само по себе в виде насилия.

Послышался стук в дверь и голос за ней. Виллем.

— У ворот какой-то парень.

Не успел он закончить предложение, как я уже промчалась мимо Дикона, открыла дверь и пробежала мимо Виллема и мимо Дебби, собирающей созревшие апельсины во дворе, и дальше, через парадную дверь к подъездной дорожке. Я пересекла ее огромными скачками босиком по острой гальке и открыла калитку.

Эллиот ждал в своей машине.

Я дернула ручку двери.

— Разблокируй!

Клик.

Я бросилась на пассажирское сидение.

— Увези меня отсюда.

— Что?..

— Езжай!

Он сдал назад по подъездной дорожке — из-под колес небольшой машины полетела галька — и взял курс на Малхоллэнд. Я повернулась всем корпусом, чтобы посмотреть, не преследует ли нас кто-нибудь.

— Ты в порядке? — спросил он.

— В порядке. — На данный момент побережье выглядело чистым.

— Что случилось?

— Дикон думает, что ты меня изнасиловал.

— Что? — Машина Эллиота вильнула в сторону обочины.

— Да поезжай!

Он снова выехал на дорогу. Я еще раз повернулась, выискивая на трассе черный «Рендж Ровер».

— Ты сказала ему, что я тебя изнасиловал?

— Конечно нет. Он увидел... — Я вжалась в свое сиденье.

— Что происходит?

— Просто езжай. Пожалуйста.

— Куда мы едем?

— Сам мне скажи.

— Хорошо, — ответил он, словно принять решение было скорее облегчением, чем бременем.

Он свернул влево, затем вправо, затем проехал ряд поворотов, количество которых я бы никогда не запомнила, и направился к бассейну реки. Мы не разговаривали. У меня было слишком много того, с чего нужно было начать, чем закончить, что ему сказать и что скрыть.

ГЛАВА 25

Фиона

Эллиот остановился возле указателя на Уилшир, выровнял руль и переключил рычаг на режим парковки. Постучал пальцами по рычагу и сказал:

— Ты ерзаешь.

— Меня двадцать пять раз ударили паддлом.

Он посмотрел на меня.

— Тебя это возбуждает, — сказала я, и это не было вопросом.

— Мой член — последнее, о чем я думаю.

— Но он отреагировал.

Эллиот покинул машину, не сказав ни слова, и подошел к моей стороне. Открыл дверь. После того, как я вышла, закрыл ее и повел меня в небольшую кофейню.

Он прошептал, когда я проходила рядом:

— Все, что касается тебя, заставляет мое тело реагировать.

Я улыбнулась ему.

— Мне органический кофе. Без сахара.

Я села за один из столиков из тикового дерева с лакированной поверхностью, над которым с потолка свисали ведерки из хозяйственного магазина. Деревья бонсай стояли в центре каждого столика и вдоль бара, а корейские баллады о любви распевались достаточно громко, чтобы в них затерялись наши слова.

Эллиот поставил передо мной чашку и сел. Я вмешала витки пенки с рисунком, похожим на мрамор поверх черной жидкости.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Ты хочешь рассказать мне об Уоррене?

Я кивнула, прикусив верхнюю губу. Глаза наполнились слезами. Я не рассказывала об этом ни единой душе, поняв, что в ином случае все стало бы реальностью. Я не смотрела на Эллиота. Мои слова были обращены к закручивающемуся кусочку пенки в моем эспрессо.

— У ручья. Он причинил такую боль, что два дня спустя Дикон увидел ее последствия. Я сказала «нет». Сказала «смажь меня» чем-нибудь… понимаешь? Просто... было очень больно сидеть. Приходилось, потому что никто не поверил бы в изнасилование. Но это было больно. То, как он называл меня шлюхой, которой это нравилось. Потому что мне нравилось. Мне весьма часто нравилось именно так. Все было так плохо. Болело внутри. В душе. Я чувствовала, что меня разрывают. И он просто... было похоже, словно ему просто захотелось анала, а я оказалась там. Не скажу, что ему понравилось, что мне было больно. Ему просто было все равно. Я была невидимкой. Я умерла. Чувствовала себя мертвой.

Эллиот положил руки мне на предплечья и сжал их. Он не сказал ни слова.

Бремя было слишком велико. Плоская серая масса печали снова поглотила меня. Я должна была сломаться в тот день за забором. Должна была уйти в подпространство, подготовиться к выходу из больницы и выйти блестящей сильной новой женщиной. Но я сдержалась, и в этом кафе в корейском райончике я разваливалась, выпуская весь мусор и гниющие токсины, которые носила в себе. Мое унижение и боль пролились на старый асфальт к остальному мусору, который никто не убирал.

Но это еще не все. Может, клапан в ковше моей печали ослаб. Может, давление было достаточно слабым, чтобы заставить меня держать голову прямо.

Я немного отстранилась.

— Ты должна знать, что это не твоя вина, — сказал Эллиот.

Я кивнула, но не поверила ему. Часть меня всегда задавалась вопросом, как сильно моя история сыграла в решении Уоррена и сколько мне стоило ожидать от парня, который продавал амфетамины больной анорексией девушке. Я всегда говорила, что я умнее этого. У меня сноровка лучше, чем у девушек, проснувшихся на пляже без трусиков и с кровью под ногтями. Я грубее, чем те, кому пришлось делать аборт от незнакомых парней.