Викинг - Гарин Максим Николаевич. Страница 56

Храм был божий, но собрались в нем на этот раз сплошь безбожники. Чиновничья верхушка и денежная элита Глотова отмечали день города. Почти никто из этих людей не верил в Бога, очень немногие пришли сюда, чтобы получить некий очищающий душу импульс, остальные явились в церковь как на новое, ставшее обязательным, мероприятие. Так в прежние годы почти все из них ходили на партийные собрания, садились в зале или занимали места в президиуме и с казенно-дубовой физиономией выслушивали очередной доклад. Теперь партия утратила свою былую мощь, зато Бог остался. И какая разница, как его зовут, — Иисус Христос или Владимир Ильич, каким образом его почитать и какие жертвы приносить. Главное — незыблемость традиций, постоянное наличие предмета поклонения, о котором — и это придает особое очарование всему остальному — в узком кругу проверенных лиц можно высказываться самым пренебрежительным образом.

Чем отличается «Отче наш! Иже еси на небеси…» от «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»? Только тем, что первое трудно сразу понять, а во второе невозможно поверить. А по сути и то и другое — о вечности и месте в ней верховного повелителя. Поэтому не существовало никаких моральных преград для смены потрепанного партбилета на потертую иконку в служебном кабинете.

Денежные магнаты, чье финансовое благополучие во многом зависело от расположения городского начальства, тоже не жаждали быть уличенными в вольнодумстве. Остальные дельцы, которых держали на коротком поводке глотовские уголовники, а не официальная власть, тоже пришли в церковь. На всякий случай. А вдруг тот, кого не стало в семнадцатом году, снова воскрес. Смотришь, и сделает поблажку в каком-нибудь щекотливом дельце, если как следует попросить.

Так и кружился сатанинский хоровод в святом для верующих божьем храме.

Перстень стоял почти в самом центре толпы, брезгливо морща нос. Похоже, кто-то из новообращенных отведал поутру сомнительный деликатес из яркой заморской упаковки, и теперь приятный запах церковных благовоний был начисто вытеснен омерзительной вонью сероводорода. Но вот волны смрада ослабили свой натиск, и Илья Самойлович вернулся к своему прежнему занятию. Поскольку проповедь наскучила ему уже через пять минут, он стал разглядывать церковную утварь, прикидывая, за сколько можно было бы «толкнуть» ту или иную вещь. Сказывалась-таки профессия, которой он посвятил большую часть своей жизни. Правда, сам Перстень по церквям никогда не шарил, предпочитая избавлять от лишнего имущества состоятельных граждан, однако толк в предметах культа знал, а потому имущество местной церкви оценивал очень невысоко. Иконы, как одна, сделаны посредственно, и, похоже, нет ни одной раньше девятнадцатого века. Ритуальные предметы в лучшем случае только покрыты тонким слоем благородного металла — вон у кадила сквозь облупившуюся позолоту просматривается простецкий бочок. Перстень приценивался к церковному имуществу исключительно из профессионального интереса, красть он ничего не собирался. Более того, сегодняшним утром сам пожертвовал церкви тысячу долларов.

Поскольку Илья Самойлович лично вел дело с чеченцем, то и вознаграждение оказалось несколько больше обычного. Часть этих «лишних» денег он и решил пожертвовать на богоугодное дело. То, что предназначенные господу доллары были получены за продажу оружия, его ничуть не смущало. Человек сугубо практичный, он считал наличие этого качества обязательным и для всех остальных. Ну разве станет господь интересоваться тем, что за деньги поступили на его счет? Главное — их количество. А если и станет — с чего бы это вдруг торговля оружием не богоугодное дело? Человеконенавистническое — это да, тут никто не поспорит. Но богу-то от этого прямая выгода. Кто-то скорее попадет в рай, кто-то в ад.

Деньги Перстень передал лично батюшке, вроде бы не афишируя это дело, но сумев устроить так, что при сем оказалось несколько свидетелей.

Проповедь близилась к концу, Илья Самойлович тайком поглядывал на лица собравшихся. Удивительно, насколько схоже внешнее выражение двух очень разных чувств: отрешенность от всех земных помыслов ради поклонения своему кумиру и полнейшее безразличие человека, просто отбывающего должное и жаждущего поскорее вернуться к нормальной жизни.

Однако скука скукой, но присутствие в церкви в этот час означало принадлежность к некоему избранному кругу, точно так же, как и посещение фуршетов, презентаций, прочих новомодных мероприятий. Поэтому Илья Самойлович очень жалел, что сын наотрез отказался идти с ним. А где же еще можно познакомиться с таким количеством нужных людей, завести полезные связи, в конце концов просто примелькаться? Не вечно же Михаилу быть у него на подхвате.

Наконец, проповедь закончилась. Вся тусовка двинулась к выходу, на волю. Первым степенно шагал мэр, подле него увивались трое чиновников не самого высокого пошиба, «шестерки», как назвали бы их на преступном жаргоне. Три чиновника — три шестерки. Получалась какая-то нелепая пародия под названием «явление начальства Иисусу Христу».

У машины Перстня остановил пьяненький мужичок, чье имя-отчество никто уже не помнил, зато все отлично усвоили его прозвище — «Бухарик». В начале девяностых он украл или грабанул кругленькую сумму и сумел ею удачно распорядиться. Теперь у Бухарика было собственное дело, которым управляли знающие люди. Хозяину оставалось только получать прибыль да пить с утра до вечера, чем он, собственно, и занимался последние годы.

Этим утром Бухарик успел хватануть нужную дозу, к тому же в душной церкви его основательно развезло. Он стоял, ухватившись за машину и пошатываясь из стороны в сторону. Наконец ему надоело работать маятником и он спросил у подошедшего Перстня:

— Ну, и что ты попросил у Господа нашего?

Перстня покоробило это фамильярное тыканье, и он ответил как можно язвительнее:

— Чтобы не дал мне умереть от алкоголизма.

Но пьяному Бухарику плохо скрытая ирония была до фонаря. Заплетающимся языком он неожиданно высказал трезвую мысль:

— Тебе это не грозит. Во всех отношениях. Смотри, на какую высоту взлетел, каких людей уважать себя заставил. Они тебе этого не простят. Хорошо, если сразу пристрелят, а то ведь еще придется мучиться перед смертью. Вот о чем тебе надо Бога на коленях молить. А то придумал — алкоголизм, — Бухарик икнул и удалился прочь.

— Пьянь дешевая, — ругнулся ему вслед Илья Самойлович.

Хорошее настроение, вызванное припадком собственной щедрости, безвозвратно кануло в лету. Очень хотелось вернуться в церковь и забрать свои баксы. Вместо этого Перстень ввалился в машину и яростно громыхнул дверцей.

В 963 году французский король начал войну против нормандского герцога Ричарда. Нормандцы, как обычно, мужественно сражались, но на этот раз французам удалось собрать довольно сильную армию. В первых битвах король одержал несколько побед, и, казалось, судьба герцогства висит на волоске. Тогда Ричард послал гонцов с просьбой о помощи к конунгу Харальду Блаатанду. Тот не стал отказывать своему бывшему соотечественнику, и вскоре целая флотилия викингов устремилась к берегам Нормандии. Но военная фортуна — дама непостоянная. Вскоре после первых поражений она улыбнулась Ричарду, и дальше война проходила с переменным успехом. Когда викинги прибыли в Нормандию, они с удивлением и огорчением узнали, что враждующие стороны заключили мир. Что было делать морским бродягам? Бесславно возвращаться на свою бедную Родину? Это не могло прийти в голову ни одному уважающему себя викингу. Переплыть Ла-Манш и высадиться в Англии? Но там и так с ожесточением сражаются толпы их соотечественников. Некоторые из прибывших стали поговаривать о том, чтобы, несмотря на договор, отвести душу во владениях французского короля. А что еще оставалось делать в таком положении? И тут Ричард, маленько пораскинув мозгами, подбросил викингам славную идею. Оказывается, те лишь смутно представляли о существование Испании.

— А почему бы вам не отправиться туда? — предложил герцог. — Там есть чем поживиться.