Выдумки чистой воды (Сборник фантастики, т. 1) - Вершинин Лев Рэмович. Страница 48
Русалки ткнулись носиками в песок от суеверного страха, да и сам Водяной отвесил почтительный поклон, произнеся ритуальные слова подводного приветствия:
— Кланяюсь тебе, Омутница, до струи воды, до желта песка! Низко кланяюсь!
Омутница устремила серые глаза на владыку, проникнув в самую глубь его души, угадав журчанье заветных мыслей.
— Ох, царь-батюшка! — вздохнула она. — Предрекала же я, что не доведут тебя до добра сидения на утесах да хождения по темну. Ночных ради мечтаний на лихое, опасное дело решился ты!
Водяной опустил зеленые ресницы, а девки-моргуньи позволили себе выпрямиться и насторожить любопытные свои чистенькие ушки.
— Исполнена есть земля дивности, — робко молвил царь. — Дай мне увидеть ее.
— Аль не видел? — пожала Омутница сквозящим от старости плечом.
— Меж людей бы пройти! Их глазами посмотреть, их руками жизнь потрогать! Понять!..
— Замучаешься! — едва приоткрыв уголок рта, буркнул утопший.
Водяной вздрогнул, а Омутница тотчас же склонилась к гостю:
— Почему от людей уплыл, селезень ты мой сизокрылый?
Но лик пришельца был по-прежнему неприветен, неохотно разомкнулись губы для загадочного ответа:
— Померкло мое солнце, закатилось мое счастье, истекло мое терпение, прежде чем успел я все оплакать и махнуть на все рукой.
— Чего оплакать-то? На что махнуть?! — аж застонал Водяной, и гость-нахмура показал один глаз:
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Мало тебе своей доли — на чужую потянуло? А этот кус сладок только лишь издалека да изглубока. Я вон как отяжелел — виселицу сломал, пока на дно камнем не канул! Замучаешься, рыбка ты моя.
— Истину речешь, — сурово согласилась Омутница, — достремливый человек, слушай его, царь-ба…
— Моя царская воля — на земле побывать! — грозно перебил Водяной. — Слыхала, старая ведьма? И не моги перечить!
— Так ведь я жалеючи! — выговорила Омутница столь скорбно, что у молоденьких шутовок зачесались носы, а из глазок скатным жемчугом посыпались слезинки. Повыплывали тут скрипучие касатки, хранительницы царской сокровищницы, и, шлепая широкими губами, жемчуг тот с песка проворно посбирали да унесли во дворец. И на подворье чистота-порядок, и казна растет!
А Омутница настойчиво продолжала:
— Погляди на себя, царь Обимурский! Не молоденек, чай! Месяц уж полон, на ущерб тянет! [20]
— Да и он не вьюноша, — справедливо отметил Водяной, кивая на утопленника.
— Тридцать пять, а что? — обиделся тот. — Поживи с мое — заморишься!
Наконец-то встал. Огляделся, скинул куртку:
— То ли у вас тут теплынь, то ли у меня кровь простыла?
— Вот что, сударыни мои! — повелел Водяной шутовкам. — Угомоните Омутницу в ее строптивости, инако… сам вас всех оберну рыбой-кетой. А у людей ведь сентябрь. Путина! — произнес он грозное слово, и печальная участь бывшего царя Обимурского живо представилась каждой водянице ее собственной явью, и воздели они тугие белые зады, моляще ткнувшись лицами в отборный песок:
— Матушка, Омутница! Уважь цареву прихоть, исполни государеву волю!
— Хоть на денек! — прошлепал губами Водяной, словно малек недоразвитый, и Омутница сдалась:
— Ин быть по-твоему! Но… кто же на царстве вместо тебя останется?
Недолго думая Владыка Обимурский кивнул на гостя:
— А вот с ними жребиями и обменяемся. Не зря ведь я именно заложного покойничка дожидался. С пленником обмена не произведешь, еще сбежит. А согласен ли ты, гость дорогой, поцарствовать?
— Согласен ли он! — высокомерно произнесла Омутница, но человек равнодушно дернул плечом, а златую, с самоцветами, корону, которую ему тут же радостно нахлобучил Водяной, небрежно сдвинул на затылок: не велика, мол, честь, зато хлопот не оберешься!.. И наставительно произнес, протягивая Водяному свою куртку:
— Гляди не потеряй. И чтоб не сперли! Импортная. Такие все сейчас носят.
— Все? — удивился Водяной. — Так кому ж она спонадобится, коль у всякого есть?
— Есть?! — вытаращил глаза гость. — Эх ты, дитя природы! Что б ты понимал! Короче, без куртки не возвращайся, вник?
— Запомни, батюшка, — настойчиво касаясь широкого царского плеча худыми перстами, говорила ведьма. — Ничего своего не утрать в странствии. Кто владеет частью, тот владеет целым! С утра и до утра полную чашу человечью выпьешь в обличье гостя нашего. Только… потом не кляни меня. Запомни: ни раньше, ни позже, а завтра в этот же час возвращаться тебе.
Она хлопнула хвостом по песку, и откуда не возьмись — колода карт раскинулась.
— Ох, дальняя дороженька… казенная, поздняя! Доставит тебе неприятные хлопоты благородный король. Его ты бойся, зло-человек это и твой супостатель. Множество пустых хлопот ложится тебе… А в конце дороги встретится тебе трефовая дама, получишь ты от нее марьяжный интерес да сердечную скуку.
Водяной нетерпеливо пожал плечами.
— Будешь ты по кругу кружить! — схватила Омутница его ладонь. — И направо пойдешь, и налево повернешь, и по темному коридору побредешь. В одну дверь войдешь, в другую выйдешь — и на прежнее место вернешься. Словно волна — щепку, будет швырять тебя причуда твоя. А того, что искал, все равно не сыщешь. Только душеньку растревожишь!
При этих словах Чуда Водяной так и вздрогнул. Вот оно! Вот, оказывается, зачем рвется он из родимых, обжитых глубин на высокий берег! Вот зачем пойдет путем людей!
Разогнать бы тоску! Сонное колыханье вечного покоя души прискучило ему. Омутница, наверное, подумала, что испугала его всеведущим прикосновением? Нет, чудное пророчество зажгло ладонь, летучим огоньком сорвалась с нее мечта и замерцала зовуще. Душу растревожить! То ли вихрь подводный тронул его волосы, то ли Судьба тихо усмехнулась за плечом?..
— Что впереди?! Одумайся! У того беда на носу висит, кто не чтит примет да не слушает старых людей! — опять завела было Омутница, но Водяной свел брови — и она махнула рукой: — Тебя, вижу, не своротишь… Ну, слушай далее. Раньше часу урочного тебя Обимур не спознает, позже — обратно не примет. Явись на утес, возопи: «Обимур! Обимур! Человек! Возьми свою долю, верни мою волю!» — и опять в свое царство воротишься.
— Обимур… возьми свою долю… мою волю… — пробормотал, запоминая, владыка подводный.
И начала ведьма ворожить! Как волшвение происходило, никто не видал: волна с волной в реке сошлась, вода с песком сомутилась — где было разобрать! Только слова древние, чудные, заговорные прорывались сквозь шум испуганной реки:
— …тем моим словам губы да зубы замок, язык мой ключ. И брошу я ключ в море, останься, язык, во рту. Бросила я ключ в сине море, щука-белуга подходила, в морскую глубину ушла и ключ унесла. Будь по-моему!..
Едва молвила это Омутница, как в девятом часу утра на исходе сентября стал у подножия утеса человек в серой куртке, сроду словно не топился, тут и стоял всегда.
Как же так? А время, которое миновало, пока Водяной на исполнении своего каприза настаивал? А пока длилось колдовство? Куда девалось это время, спросите вы?..
Время! Что такое время! Оно, как и прочая мера, придумано для нас с вами, а Водяной, да и прочие существа стихийные живут вне понятий меры. Так говорят русские всеведы…
А теперь вернемся к нашему герою, который только что, бросив прощальный и неуверенный взгляд Обимуру, обители своей, вне себя от восторга, что желание его увенчано, ринулся вверх по лестнице, ведущей от набережной в парк. Повелитель реки сделал свои первые шаги в мире людей.
Водяной поначалу путался ногами в ступеньках, но шел да шел, и вот наконец пред ним открылся… Город? Нет, сперва (предглаголание Города!) — открылся перед ним парк.
День был будний, время — довольно раннее, и тихая пустота алеек огорчила нашего героя, который уже держал душу наизготовку для встречи с людьми. Никого!
Хотя нет, вот… Появились!
Да, появились — самое подходящее здесь слово. Они не вошли в каменно-железные ворота. Они не поднялись с набережной. Не свалились с неба. Явление их произошло из-под низкого деревянного помоста старой карусели.