Проклятие валькирии (СИ) - Счастная Елена. Страница 26

Побратим, казалось, нарочно бегал от Ингольва весь следующий день: кого ни спроси - видели его вот-вот, а куда подевался, знать не знают. Даже Мёрд отмалчивалась и болезненно морщилась, не желая говорить о брате и тоже сторонилась всех и вся. Знать, для неё его поступок, как и для других, стал неприятным сюрпризом.

Но накануне хольмганга всё ж удалось поймать Эйнара. Или тому просто надоело уходить от разговора, который назрел сразу, как он сказал первое слово в обвинение Радвальда. Перехватил Ингольв друга, когда тот выходил из конюшен: уж куда мотался, неизвестно, а ведь раньше не жаловал поездки верхом.

- Ты что же это, - окликнул его Ингольв, - так и будешь от меня всю жизнь бегать?

Эйнар остановился и обернулся. Глянул так, словно не были они уже почти десять лет побратимами. Словно чужого увидел.

- Ещё чего. Бегать от тебя, - буркнул.

- Скажешь, дел у тебя вдруг стало невпроворот?

Тот плечом дёрнул, не найдя, что ответить. Работягой, который от труда не отлынивает, он никогда не слыл. Откровенно любил пиры и увеселения, а вот чтобы спину гнуть хотя бы на благо конунга, который его растил наравне с отцом, это еле упросишься. За то Сиглауг его не жаловала ещё больше, чем бастарда мужа.

Ингольв догнал его и встал на пути, захочешь - обойдёшь, конечно - да не так это просто. Эйнар рисковать не стал, только вперился тяжело и ожидающе. Так он ещё никогда не смотрел. Будто подменили. А может, это раньше он притворялся?

- Ты что про отца наплёл? - Инголье сложил руки на груди. - С чего вдруг Фадиру подпевать взялся? Думаешь, ложь я тебе так спущу, только потому, что ты братом мне когда-то назвался?

- Откуда тебе знать, наплёл или нет? - ещё пуще ощетинился Эйнар. - Ты, вроде как, ничего не видел - умчался в поместье, самое богатое после конунгоеа. Хорошо там поживился, пока Радвальд буйствовал.

- Ты мне скажи только, зачем? - Ингольв шагнул ещё ближе к нему.

Кулаки откровенно чесались пустить их в ход. Не мог он поверить, чтобы отец приказал убить женщин лишь за то, что Фадир неверно распорядился судьбой дочери. Или верно?..

- А зачем молчать? Меня отец с детства учил быть честным. Справедливее было рассказать, что я видел.

- Справедливо будет морду тебе начистить за поклёп! - угрожающе хмыкнул Ингольв. И тут побратим отступил, явно прочитав что-то на его лице. - Думал, ты брат мне поболе сыновей Радвальда. А ты отца чернить вздумал? Спущу, посчитал?

- Да разве отец твой заслужил от тебя верность и почтение? - вдруг кинулся в наступление Эйнар, доставая из закоулков прошлого все обиды, что когда-то терзали Ингольва. - Разве он не унижал тебя тем, что сыном своим не признавал столько зим? Держал за цепного пса, от которого только и надо, чтобы охранял справно? Хоть все знали…

Кулак врезался в скулу побратима будто сам по себе. Только вслед за этим пришло осознание. А за ним второй удар. Уже более тяжёлый и обдуманный. Эйнар качнулся назад, сделал пару шагов, слепо моргая. Но третий удар уже перехватил, поймал руку, попытался вбить под рёбра ответный. Ингольв шагнул вперёд, подсёк его под колено. Но тот вцепился в одежду, и на землю рухнули вместе. Вскочили, отпуская друг друга, но в следующий миг снова сцепились, не говоря ни слова. Только глухой звук вбивающихся в плоть кулаков нарушал тишину вечернего часа. Высунулся из конюшни трелль, который закончил чистить денники, но замер, не зная, верно, что и делать. Потом сорвался с места и умчался прочь.

Кровь из разбитой брови заливала глаз, в ухе звенело от хорошего удара в висок. Они падали в грязь и вновь поднимались, но не доставали оружия. Иначе обратного пути уже не будет: кто-то умрёт.

Когда после короткой передышки Ингольв снова хотел броситься на Эйнара, его остановили, сковав поперёк пояса.

- Остынь! - грянул Лейви в стихшее было ухо. - Вы чего разошлись, эй!

Побратима схватили тоже, но быстро отпустили, когда он поднял руки, давая понять, что больше кидаться не станет. Досталось ему немало. Девицы долго не взглянут… хотя, может, наоборот - пожалеют. Ингольв тоже вывернулся из рук скальда.

- Будет думать в другой раз, как напраслину наводить на людей! Из-за него теперь…

- Что, боишься, Фадир душу из Радвальда на хольмганге вытрясет? - не желая унимать ехидство, оскалился Эйнар.

- Из тебя бы всё дерьмо кто вытряс, наконец, - скучающе осадил его Лейви.

- Да раз он понять не хочет, что Радвальд… - начал было побратим, но вдруг махнул рукой, мол, чего вам, тугодумам, объяснять.

- Ещё хоть слово скажешь, и я тебя в землю закопаю! - Инголье промокнул краем рукава залитый глаз.

Поднял руку, останавливая Лейви, который собрался уже встать между ними, чтобы не допустить продолжения драки. А после повернулся и пошёл к себе, едва замечая, как щиплет ссадины на костяшках пальцев и саднит разбитая изнутри щека. На душе было пусто и погано, словно прогорклой воды кто плеснул. Не думал он никогда, что так с побратимом выйдет. Многое они вместе пережили, много походов плечо к плечу прошли. И жизни друг другу спасали не раз. А лёгкий нрав Эйнара часто поднимал настроение в тяжёлые времена.

Теперь будто обрубили всё. Даже если он прав, даже если отец мог так поступить… Ингольв всё равно не понимал, что толкнуло Эйнара на сторону противника.

Он, чуть покачиваясь, поднялся на пологий пригорок и тут краем глаза увидел Асвейг вдалеке, у длинного дома. Она говорила что-то Фадиру, а тот слушал её, сдвинув брови. И вдруг покачал головой и едва заметно развёл руками. Даже отсюда стало заметно, как побелели губы девушки, а в следующий миг она увидела Ингольва и тут же быстро пошла к его дому.

Он и не стал её нагонять, вошёл чуть погодя, на ходу подбросил пару поленьев в почти потухший очаг Хоть немного разогнать промозглость наступающей ночи. Скинул порванную на плече рубаху: жалко, новая совсем, из хорошего шерстяного полотна.

- Зашить? - Асвейг вышла из-за стенки, встряхивая покрывало из козьих шкур.

- О чём ты говорила с Фадиром?

Они встали, разглядывая друг друга, и стало вдруг заметно, как она поменялась за эту зиму. Прекрасные рыжие волосы теперь постоянно были собраны в косу. Скулы выделялись сильнее: у Сиглауг и её верных брути не зажиреешь. На похудевшем лице голубые глаза теперь казались просто огромными. Чуть пухлые губы растрескались от ветра. Она смотрела тревожно и мрачно. Она всегда смотрела так, с того дня, как оказалась на “Змее волн”.

- Уна. Она сказала, что это я навлекла беду на них… Что зря тогда они приютили меня. И попросила не везти меня назад. Я думала, он поможет, - честно ответила девушка, решив, видно, не погружаться во враньё. - Но он отказал.

И не удивительно. Фадиру сейчас нет дела до рабыни, пусть она и была раньше дочерью гокстадского лагмана. У него нынче заботы поважнее. А вот стань его дочь рабыней, небось, с живого с Радвальда не слез бы, любые богатства предложил, чтобы выкупить.

- Уна не права. Но я не продал бы тебя.

- Почему? - задала резонный вопрос Асвейг. - Зачем я тебе? Зачем ты меня мучаешь?

- Разве я тебя мучаю? - ушёл он от прямого ответа, сложив руки на груди. Девушка потупилась.

- Нет, но… Ты же сам всё понимаешь, - промолчала, болезненно морщась. - Так зашить?

- Да, надо бы, - кивнул Ингольв и протянул ей рубаху.

Девушка наконец свернула покрывало, взяла её и положила сверху

- И с этим могу помочь, - указала взглядом на разбитую бровь. - Если надо.

Не спросила, откуда ссадины, не усмехнулась злорадно. Словно всё, что было связано с Ингольвом, для неё было всего лишь работой, рутинной, но которую надо выполнять.

Он сел на ближайшую лавку.

- Помоги.

Асвейг быстро набрала в миску нагретой на огне воды, достала чистых тряпиц из запасов, о существовании которых в своём доме Ингольв даже не подозревал. Мелькнула странная и забавная мысль, что вот, она не только жизни его хозяйка, но и жилья. Рабыня и хозяйка.

От её точных и аккуратных прикосновений тут же стало легче. Успокоилась боль, и Ингольв даже пригляделся к девушке внимательнее: не нашёптывает ли тайком какие заклинания. Но она молчала, только прятала глаза и сжимала бледные губы, будто смущаясь того, в каком виде он сейчас перед ней сидит.