Волчонок (СИ) - Салах Алайна. Страница 46

Отец не берет трубку в течение долгих секунд, с каждым мгновением превращающихся в вечность, после чего, наконец, слышится его густой голос:

— Не слишком ли поздно для звонка, Рика?

— Пап... — как я не стараюсь держаться, нервы подводят меня и я снова начинаю рыдать. — Я должна тебе рассказать… давно должна была, но думала, что сама справлюсь…

37

Не уверена, что этой ночью мне удалось поспать: тело словно отключилось, в то время как мозг продолжал бодрствовать, вновь и вновь воспроизводя кадры случившегося и реагируя на малейший звук, раздающийся в тишине квартиры. Что некстати, ведь к утру мне понадобится вся моя собранность, чтобы не выдать себя Тайлеру дрожащими руками и затравленным взглядом. Я просто не могу позволить, чтобы его снова заперли в камеру.

Мышцы и кости ломит, когда я встаю с кровати и, подавляя дрожь в теле, иду в душ. Третий по счету за последние семь часов. Вода, стекающая из-под потолка горяча настолько, что обжигает, но даже ей не под силу растворить унижение и страх, сковывавший грудь ледяными тисками. Я до сих пор чувствую на себе пальцы, обшаривающие тело; дыхание, пропитанное похотью и злостью; слышу голос, говорящий унизительные вещи. Быть сильной, быть сильной.

Растираю кожу полотенцем докрасна и оглядываю себя в зеркало: на шее и предплечьях предательски багровеют отпечатки ночного кошмара. Лезу в туалетный ящик и извлекаю оттуда тюбик тонального крема, начиная с остервенением втирать в его в кожу, как если бы он обладал волшебными свойствами не только маскировать следы, но и стирать память. Через пару дней гематомы потемнеют, а значит о майках и футболках можно забыть минимум на пару недель, переключившись на шарфы и водолазки.

Мои движения резки, когда я наношу на лицо пудру с эффектом сияния и делаю несколько мазков румян, чтобы скрыть нездоровую бледность. Стремительно шагаю в гардеробную и натягиваю водолазку с длинным рукавом, подкатывая ее ворот под самый подбородок. Возвращаюсь на кухню и, следуя составленному плану, начинаю варить кофе и готовить яйца в попытке отвлечься домашней рутиной. Совсем немного потерпеть. Скоро Тайлер приедет домой и этот металлический ком, мешающий мне дышать, исчезнет.

Тайлер появляется на пороге через час, привычно роняет на пол спортивную сумку и заключает меня в объятия. Жмусь к нему сильно, дышу им, его запахом, любовью и спокойствием, и шипящий голос, отравляющий слух, постепенно стихает, напряжение ослабляет хватку и конечности теплеют.

— Я скучала, — выдыхаю прерывистое признание и стискиваю тугие плечи крепче. Могла бы греться в его объятиях весь день.

— Вчера ты не брала трубку, — произносит Тайлер, покачивая меня в руках.

— Уснула. — по-детски скрещиваю на руке пальцы, словно это поможет уменьшить вину моей лжи. Тело Тайлера едва заметно напрягается подо мной, поэтому я спешу отстраниться и отвожу глаза, чтобы он не прочел в них пробивающееся отчаяние.

— Я приготовила завтрак, — говорю чересчур быстро, направляясь в кухню. Начинаю греметь крышками и хлопать дверцами кухонного гарнитура, извлекая тарелки. — Ты ведь любишь яйца пашот больше чем глазунью, я правильно подметила? Кажется, я нажарила бекона больше, чем нужно, но, к счастью, у моего бойца хороший аппетит.

Рука Тайлера разворачивает меня к себе, заставляя замолчать и крепко сжать в ладони столовую лопатку.

— В чем дело, Тай? — выжимаю из себя солнечную улыбку, пока он, нахмурившись, разглядывает мое лицо. Старательно напрягаю уголки губ в попытке не уронить свою беззаботность, ведь на кону моей актерской игры, возможно, стоит наше будущее.

Тайлер постепенно разжимает ладони на моих плечах, и когда я почти готова вздохнуть с облегчением, его пальцы подцепляют ворот водолазки и оттягивают вниз. Мое тело напрягается словно гитарная струна, перетянутая руками неумелого настройщика, пока он осматривает мою шею. Наверное, нужно что-то солгать,сказать, что ударилась… сказать хоть что-то, чтобы спасти ситуацию, но я просто не могу. Потому что нервы предают меня здесь и сейчас, и все на что я способна — это судорожно втягивать носом воздух и не позволять скопившимся слезам вытечь из глаз. Потому что я устала. Потому что слаба.

Горячие пальцы Тайлера перемещаются мне на запястья и тянут рукава вверх. Я не вижу его лица, потому что мой взгляд сосредоточен на стоящем в стеллаже золотом поясе, который Тайлер привез с последних соревнований; но отчетливо слышу как учащается его дыхание, перемежаясь с шершавыми хрипами.

Когда он тянет вверх ткань водолазки, обнажая живот, не выдержав, мотаю головой и перехватываю его руку.

— Там ничего нет, Тай. — заставляю себя поднять глаза. Лучше бы мне этого не делать. Не видеть его лицо, скованное неверием и яростью, потому что это выражение я никогда не забуду. В нем отражение всех моих страхов, прямая угроза нашему будущему, решимость и жажда отомстить.

— Он…сделал… Что он с тобой… — хрипит Тайлер, сжигая меня невидящей чернотой зрачков.

Смахиваю текущие из глаз слезы и истерично глажу Тайлера по сжатым кулакам, словно этот набор действий способен повернуть время вспять.

— Ничего… клянусь ничего. Он ушел… просто хотел меня напугать.

Лицо Тайлера похоже на высеченную из камня маску бога войны, и глядя на него я понимаю, что уже ничего не смогу изменить. Чтобы я не сказала и не сделала, он уже принял решение.

Он коротко обнимает меня одной рукой, и я, предчувствуя неизбежное, начинаю судорожно цепляться за него: хватаюсь за футболку, крепче стискиваю талию и запускаю пальцы за ремень его джинсов в попытке удержать.

— Не нужно защищать меня, Рика. Это я должен защищать тебя. — С этими словами он решительно снимает с себя мои руки и разворачивается.

— Тай, — всхлипываю — Пожалуйста… Я уже позвонила отцу. Он обязательно поможет.

— В этом мне не нужна помощь. — последнее, что я слышу перед тем как дверь входная дверь захлопывается.

И я снова на полу, рыдаю, истерично дергая на себе волосы. Я не могу потерять Тайлера. Я слишком долго его искала, чтобы лишиться, и знаю, что не смогу без него жить.

В приступе отчаяния звоню отцу, но его телефон недоступен. Он обещал приехать в самое ближайшее время, и сейчас, возможно, в полете. Позвонить Дженни? Для чего? Сестра все равно не сможет сделать. Ненавистное чувство бессилия. Моя жизнь рушится как шаткий картонный домик, а ничего не могу сделать. Абсолютно ничего.

Я сижу на диване, гипнотизируя стену в ожидании приговора своим чувствам, пока дверь не распахивается и в квартиру не входит Тайлер. Его футболка разодрана в нескольких местах, на лице и неприкрытых тканью предплечьях темнеют алые брызги, а костяшки кулаков покрыты черными воронками ссадин.

— Я сейчас вернусь. — оглядывает меня, застывшую немой скульптурой посреди прихожей и быстро проходит в сторону душевой.

Иду за ним и, прислонившись к стене рядом с захлопнувшейся дверью, стою там до тех пор, пока звук льющейся воды не стихает. Тайлер появляется на пороге, замотанный в полотенце и стоит нам встретиться глазами, как он два шага подходит ко мне и поднимает на руки. Несет меня в спальню и, положив на кровать, стаскивает водолазку. Покрывает поцелуями шею, стирая ненавистные воспоминания, гладит лицо, руки, живот, не переставая шептать «Прости». Я сама стаскиваю с себя джинсы и сдираю с него полотенце, отвечаю на поцелуи, умоляя его не оставлять меня.

Потом мы еще долго лежим, соприкасаясь лбами, кожа к коже, потому что ни один из нас не хочет быть друг от друга дальше чем это. Его руки на мне, мои — в его волосах — так должно быть всегда.

— Ты обещал никогда меня не оставлять. — шепчу беззвучно.

— Я сделал то, что должен был.

Решительный стук в дверь впивается в сердце осколками разбившихся надежд. Так быстро? Сейчас они его у меня заберут?

Закутавшись в халат, шагаю к двери на ватных ногах, и нерешительно дергаю ручку. Облегчение от вида нашего посетителя ударяет по нервам с такой силой, что я в ту же секунду начинаю рыдать.