Миллиардер под прикрытием (ЛП) - Эшенден Джеки. Страница 51
Это значит, что ты никому не принадлежишь.
Вульф снова поднял телефон, набрал другой номер, его рука дрожала. И на этот раз гудки длились дольше, прежде чем в трубке раздался холодный голос Лукаса.
- Кто это?
- Это я, - голос Вульфа задрожал. - Я хочу кое-что узнать. Папа когда-нибудь лгал тебе?
- Что? Вэн связался с тобой…?
- Просто ответь на гребаный вопрос! - взревел Вульф, не заботясь о том, кто его слышит. - Папа когда-нибудь лгал тебе? О твоих родителях?
Последовала малейшая пауза.
- Нет. Папа мне не лгал, - сказал Лукас. - Он сказал мне правду.
Вульф так крепко вцепился в телефон, что пластик заскрипел.
- О чем же?
- Мои родители погибли при пожаре. Все говорили мне, что мама умерла от вдыхания дыма. Папа узнал, что вместо этого она сгорела заживо, - хоть и очень слабо, но Вульф все равно услышал звук боли в бесстрастном голосе брата. - Он сказал, когда мне было тринадцать.
Грудь Вульфа напряглась и заболела, сдавленная каким-то массивными, неумолимыми тисками.
- Но почему? Какого черта он тебе это сказал?
- Потому что я был слишком вспыльчив. Я поджег конюшни и чуть не убил всех его лошадей, и поэтому папа рассказал мне о моей матери, чтобы научить меня ценить контроль.
О Господи. Напряжение в груди усилилось.
В отличие от Лукаса, ему не давали никаких уроков о ценности контроля. Нет, вместо этого его отец поступил наоборот. Он позволял ему иметь свои эмоции, тщательно культивируя его потребность принадлежать кому-то, жаждать любви, отчаянно желать семью. Поощрение лояльности, а затем праведного гнева Вульфа на то, что де Сантис нацелился на семью Тейт. Обещая Вульфу, что в конце концов он получит все, что захочет, если только сделает то, что скажет ему отец.
Ной хотел, чтобы Лукас был холодным и бесчувственным. Он хотел, чтобы Вульф был полон праведного гнева. Потому что Вульф был оружием. Кувалдой, которую он собирался использовать, чтобы сломить своего врага - и гнев был топливом, которое ему нужно было для этого.
Гнев и любовь.
Голос Лукаса стал глухим, и Вульф понял, что отнял телефон от уха.
- Вульф? Что, черт возьми, происходит?
Вульф промолчал. Вместо этого он изо всех сил швырнул телефон в реку.
Он исчез в воде без малейшей ряби.
Он уставился на реку, чувствуя, что мир вокруг был полон трещин и мог разбиться в любой момент. Или, может быть, просто только он сам. Он чувствовал себя таким чертовски опустошенным, что не удивился бы этому.
Ной солгал Вэну, но он сказал правду Лукасу. И он солгал Вульфу о его матери. Неужели он солгал и о том, что он его отец?
Господи, что же было правдой? Что ложью? А если он не сын Ноя, то кто же он, черт возьми?
Ты никто. Ты никому не принадлежишь.
Земля под его ногами была неустойчивой, как будто вокруг него были пропасти и трещины, и один неверный шаг мог привести его в такую глубокую яму, что он падал бы в нее целый день.
- Не задавай вопросов, Вульф, - сказал ему однажды Ной после того, как он настойчиво расспрашивал его о матери. - Твоя работа - не думать, помнишь? Это моя работа. Твоя работа - быть сильным и делать то, что тебе говорят. Ты солдат, вот кто ты такой. Ты мой солдат.
И так оно и было. Он был хорошим солдатом Ноя. Не думать, подчиняться приказам, делать то, что ему говорят. Он верил всему, что говорил ему отец, потому что любил его, а отец всегда был прав. Отец тоже хотел его, нуждался в нем.
Ты всегда был не очень умен.
Его руки вцепились в перила, отделявшие реку от тротуара, так крепко вцепившись в них, чтобы остановить горе и бесформенную ярость, которые разрывали его на части, не давая вырваться.
Все, чего он хотел, это пойти в бар, найти пьяниц, затеять драку. Вонзить кулаки в чье-то лицо. Сломать что-нибудь. Вызвать боль.
Но даже сейчас, даже когда он умирал внутри, у него оставалось немного здравого смысла, что делать это было не очень хорошей идеей. Средства массовой информации, уже смкующие историю Вэна и его приемной сестры, будут в восторге, если «дикий» из семьи Тейт попадется на драке в баре.
Вульф медленно, мучительно медленно отпустил поручень.
Кто же он теперь? Кем он был теперь? Он понятия не имел. Так долго он верил, что он истинный сын Ноя Тейта и что у него есть миссия, которую он должен выполнить, и в конце этой миссии он потребует свою награду. Что он будет там, где ему место, с людьми, которые его любят.
Но теперь эта награда исчезла. И люди, которые, как он думал, будут любить его, были мертвы. Один отдал его, а другой использовал. Никто из них не любил его.
Все, что у него осталось, - это миссия.
Убить де Сантиса. Это то, что он был обучен делать. Вот чем была вся его жизнь. Все эти годы он оттачивал свои физические навыки. Все эти годы он провел рядом с Чезаре.
Все эти годы, проведенные во лжи Оливии... Причиняя ей боль…
Вот черт.
Боль в груди была яркой и острой, как ножи.
Все было напрасно, не так ли? И все это ради лживого, манипулирующего человека, который однажды сделал что-то не так и был слишком жаден, чтобы загладить свою вину. Не то чтобы де Сантис был невиновен. Нет, он был так же плох, как и Ной. Он лгал и манипулировал собственной дочерью, так же как Ной лгал и манипулировал собственным сыном.
Если ты вообще сын Ноя.
Вульф повернулся спиной к реке и прислонился к перилам, его руки были сжаты в кулаки, бессильная ярость кружилась внутри него, как торнадо.
Он не знал, что делать. У него ничего не было. Никакой награды. Не за что бороться, не к чему стремиться. Никто не нуждался в нем. Он никому не принадлежал.
У него отняли направление, его цель была потеряна.
У тебя все еще есть миссия. Ты собираешься позволить всему этому пропасть даром? Не думай - это не твоя сильная сторона. Просто делай, что тебе говорят.
Что-то дикое перевернулось в нем.
Да, это так. Эти бесконечные гребаные вопросы ни к чему не приводили, потому что не было никаких гребаных ответов. Размышление приводило только к боли, к замешательству. Размышление привело к целому ряду слабых эмоций, которые он не должен был чувствовать в первую очередь. Эмоции, как любовь, как одиночество. Как потребность.
Во всяком случае, он не был ни мыслителем, ни стратегом. Он не был командиром.
Он был оружием, и у него была цель. У него была миссия, которую он должен был выполнить, и он собирался ее выполнить.
Это было все, что он знал. Все, чем он был. Это было единственное, что у него осталось.
Вульф отодвинул боль и горе в сторону, сосредоточившись только на гневе, затем оттолкнулся от перил и побежал обратно тем же путем, каким пришел.
Он бежал и бежал изо всех сил, останавливаясь только для того, чтобы купить новый одноразовый телефон и новую сим карту. Он не будет проверять, ответил ли де Сантис на его сообщение или нет, он позволит этому ублюдку попотеть еще немного. Может быть, даже оставит это до утра.
А тем временем?
Обычно, когда у него было много гнева, чтобы сжечь его, он шел в спортзал, работал, пока его мышцы не кричали от боли. Но здесь он не мог этого сделать, а бегство только увеличит его шансы быть замеченным.
Ему чертовски повезло, что его не заметили ранее.
Нет, он не мог заняться спортом, и поскольку о том, чтобы напиться до бесчувствия, не могло быть и речи, оставался только один вариант.
Оливия. Возможно, он потерял все остальное, но он не потерял ее.
Его сердце начало биться быстрее, когда он добрался до лодочной станции, и внезапно он не мог думать ни о чем другом.
Ему не нужно было ничего ей объяснять. Она уже знала все, все его секреты, всю его ложь. Она знала, как сильно его отец лгал ему. Она знала, что ему обещали и в чем обманули.
Она знала все, и она была единственным человеком в его гребаной жизни, кто все знал, и что это значит для него.
Он может и не принадлежать ей, но она определенно принадлежала ему.