Миллиардер под прикрытием (ЛП) - Эшенден Джеки. Страница 52

Он побежал быстрее, с грохотом спускаясь по причалу туда, где была пришвартована «Леди», затем по сходням и на палубу. Ухватившись за поручни по обе стороны лестницы, он соскользнул вниз, даже не коснувшись ногами ступенек, и приземлился в коридоре. Затем он выхватил из кармана ключ и отпер дверь камбуза.

Оливия сидела там, где он ее оставил, на скамейке с открытым ноутбуком перед ней. Рядом с ней стояли две пустые пивные бутылки, и когда она подняла на него глаза, они были красными.

Все гребаные чувства скрутились и завязались узлом в его груди, напоминая ему обо всем, что он отбросил в сторону. Все горе и боль, и внезапное, сильное осознание того, что он сделал, чтобы приблизиться к Чезаре де Сантису, используя ее для достижения этой цели, он был не лучше своего проклятого отца.

- Ты был прав, - сказала она, прежде чем он успел заговорить. - Ты был прав насчет отца. Пока тебя не было, я попыталась проникнуть в его интранет, но он сменил пароли. И мне очень жаль, но я нашла способ обойти твои блоки на почту. Я действительно хотела посмотреть на свои собственные записи электронной почты, чтобы увидеть, смогу ли я найти ту связь между папой и Мэем, потому что он заставлял меня иногда отправлять некоторые вещи для Мэя или пересылать их.

Вульф никогда не жалел, что был прав раньше. Но в этот момент, увидев боль в ее прекрасных глазах, он пожалел об этом. Лучше бы он ошибся насчет Чезаре де Сантиса. Он даже не злился, что она нашла способ обойти его блоки.

- Я обнаружила несколько писем в моем почтовом ящике с сильно зашифрованными вложениями. Они были от папы Мэю, и я не знаю, что за файлы там прикреплены. Но я знаю, что шифрование - это то, что «DS Corp» использует в своих лабораториях для всего, что является очень секретным или коммерчески важным. И вообще все, что связано с разработкой оружия, - Оливия осторожно протянула руку и закрыла ноутбук. - Я не могу расшифровать файлы, но что бы это ни было, папа не хотел, чтобы кто-нибудь знал о них. И с тех пор, как он ушел с поста генерального директора «DS Corp», я не могу придумать ни одной причины, по которой он использовал бы такое сильное шифрование для чего-либо, - она положила руки на стол и медленно встала, словно все ее тело болело. - Кроме того, я полагаю, что есть причина на это, не так ли? - она встретилась с ним взглядом. - Те сделки с оружием, о которых ты мне рассказывал. Это... определенно было бы то, для чего он использовал бы такой уровень шифрования.

Вульф уставился на нее, не говоря ни слова. Что тут сказать? Слова были бесполезны. Они ничего не значили. И ничто не могло облегчить предательство.

- Папа использовал меня, чтобы отправлять эти файлы для него, - продолжила она, обходя стол и подходя к нему. - Он знал, что я никогда на них не посмотрю. Он знал, что мне и в голову не придет взглянуть на них.

Все тело Вульфа напряглось, когда она подошла ближе, а ее теплый, знакомый запах окружил его. Ее волосы спадали на плечи, и она все еще была одета в его рубашку, ее ноги были обнажены, ее кожа была бледной и шелковистой. Но под глазами у нее были темные круги, челюсть была плотно сжата, и в этих темно-синих глазах не было ничего, кроме усталости. Разочарование. Горе.

- Он использовал меня, - сказала Оливия, подходя и становясь прямо перед ним. - Он солгал мне. Они оба это сделали, Вульф. Они оба лгали нам, предавали нас. И из-за чего? Из-за жадности. Из-за какой-то чертовой черной дряни, вылезающую из-под земли, - ее голос сорвался на последнем слове, но в глазах уже не было слез, только горящее голубое пламя.

У него не было ничего, что он мог бы ей сказать в ответ. Не было слов, чтобы все исправить. Его собственный гнев и горе занимали каждую часть его сердца, и все же, так или иначе, было место и для ее боли. И он был благодарен ей за это, потому что знал, что не заслуживает ее. Он не заслужил, чтобы она отдавалась ему так, как она это сделала.

Но ничего не изменилось. Он все еще не мог отпустить ее, и он все еще собирался использовать ее как приманку, чтобы заманить ее отца. Он все еще собирался убить этого ублюдка при первой же возможности. И он все еще причинял ей боль своей ложью.

Он ничего не мог с этим поделать, но, по крайней мере, он мог помочь им обоим забыться. На некоторое время.

Вульф взял в ладони ее лицо. Она наклонилась к нему, тепло ее кожи одновременно ослабило боль в его груди и заставило его член затвердеть.

- Я хочу, чтобы ты прикоснулась ко мне сейчас, - сказал он грубо. - И я хочу прикоснуться к тебе. Ты не против этого?

Ее руки легли ему на грудь.

- Не против, - ее взгляд потемнел еще больше. - Я больше не хочу этого чувствовать, Вульф. Я даже думать об этом не хочу.

- Я понимаю, - он погладил большими пальцами ее подбородок, наблюдая, как тени движутся в ее глазах. - Но это ничего не меняет. Ты ведь понимаешь это, да? Я все еще на задании. И я сделаю то, что должен сделать, - он должен был сказать это, чтобы она не питала никаких иллюзий на его счет. Чтобы все было предельно ясно. Слишком много лжи уже затуманило все вокруг, и он не собирался добавлять к этому еще больше лжи.

Ее взгляд не дрогнул.

- Я понимаю. Но ты знаешь, что я сделаю все, что должна сделать, чтобы остановить тебя. Папа хоть и солгал мне, но он не заслуживает смерти.

Несмотря ни на что, на боль и ярость, на предательство и горе, на боль стыда, которую он испытывал всякий раз, когда смотрел ей в лицо, он чувствовал, как его губы кривятся в полуулыбке. Даже несмотря на то, что она тоже страдала, она не сдавалась. Она была полна решимости бросить ему вызов.

Он это чертовски любил в ней.

И ты, блядь, также любишь ее.

Мысль пришла и ушла, яркая, как летняя молния. Но он не мог принять это, и он не хотел думать об этом сейчас.

Вместо этого он пробормотал:

- Ты не можешь остановить меня, детка. Но ты можешь попробовать.

Затем он нежно обнял ее и накрыл ее губы своими.

Глава Четырнадцатая

Губы Вульфа были горячими, но его руки на ее подбородке были нежными. Это был медленный, болезненный поцелуй, как тот, что он подарил ей в первый раз в отеле, уговаривая и пробуя на вкус. Его язык коснулся ее сомкнутых губ, побуждая открыться. И она сделала это, потому что тоже отчаянно хотела попробовать его на вкус.

Было неправильно хотеть его, отдаваться ему. Особенно после всего, что он сказал ей, и все, что он натворил. Все, что он все еще хотел сделать.

Но больше никто во всем мире не знал, что такое предательство. И он это сделал. Конечно, он тоже предал ее, но его тоже использовали. Им манипулировали так же, как и ею.

Найти эти файлы было больно. Больно осознавать, что они означают. И, возможно, хуже всего было то, что она даже не была шокирована. Как будто часть ее всегда знала, что она обнаружит.

Она чувствовала себя глупо. Преданной. Ей было очень больно. Что ее отец не только лгал ей о том, что делал, но и использовал ее, чтобы замести следы. Он использовал ее любовь к нему, ее желание угодить ему, ее отчаяние в его одобрении. И все, о чем она могла думать, было то, что это правда. Она была для него всего лишь инструментом. Средством для достижения цели.

Его не волновала она сама. Потому что, если бы волновала, то, конечно же, он не лгал бы ей постоянно.

Это правда. Ты никогда никому не была дорога. Ни твоей матери, ни ему.

Она немного поплакала по этому поводу, но потом решила, что больше не будет плакать из-за Чезаре де Сантиса. Она не собиралась больше тратить на него свои слезы.

Поэтому она открыла еще одну бутылку пива и медленно выпила ее, даже не замечая вкуса, пытаясь решить, воспользуется ли она отсутствием Вульфа, чтобы предупредить отца, или нет. Даже если он и предал ее, она не хотела, чтобы он умер. Ответить за свои преступления, да, но перед правосудием в виде судьи и присяжных, а не в виде палача Вульфа Тейта.