Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка". Страница 10

В этот момент Жеан вспомнил Сильвио, что дал обет «стать в первых рядах крестоносного шествия», и огляделся по сторонам. Но вместо приходского священника его внимание привлёк тот, кого он никак не ожидал увидеть здесь. «Право, нет, наверное, мне чудится!» — решил Жеан и поспешно протиснулся между двумя рыцарями и околачивающимися вокруг оруженосцами в коротких коричневых туниках.

Нет, он не обознался. Та же сухощавая фигура, копна густых ярко-рыжих волос, те же коварные жёлтые глаза, те же хаотичные, суетливые движения…

Несомненно, перед ним стоял Ян.

— Ты?! — ахнул Жеан, не сдержавшись.

Рыжий воришка, променявший свои нищенские лохмотья на такой же нарамник, что у Жеана, недоумённо сощурился, не отрывая взора от юноши, раскрасневшегося от смущения.

«Сейчас либо примет меня за умалишённого, либо нападёт и изрубит в куски! Кто тянул меня за язык?!» — сокрушённо подумал Жеан, и взгляд его упал на ножны, болтающиеся на поясе Яна. Совсем крохотные, но не пустые.

— Ага-а-а! Мона-а-ашек! — радостно протянул Ян и, к неожиданности Жеана, протянул ему костлявую руку. — Мир тебе! Или как там у вас, богомольцев, принято здороваться?..

Стеснённый до глубины души, Жеан робко коснулся дрожащими пальцами руки Яна — перемирие было заключено.

— Но как ты?.. Зачем?.. — теряясь в выражениях, пролепетал Жеан.

— А так! — бойко тряхнув огненными вихрами, фыркнул Ян. — Куда ещё идти-то четырнадцатилетнему ослу без кола и двора?

— Тебе четырнадцать?! — Жеан невольно оглядел Яна, выглядящего куда старше названного возраста, с ног до головы.

— Ну знаешь! С твоими усищами ты тоже мало на младенца походишь!

Жеан смутился. Ему нравились его усы — не по летам пышные и причудливо вздёрнутые кверху, которых он непременно лишился бы при пострижении в монахи. Но говорить об этом не любил, а потому поспешил переменить тему:

— Страшно тебе?

— Страшно-не страшно — всё равно помирать! — передёрнул хлипкими плечиками Ян. — Так уж если помирать, то при воинском параде, да чтоб всё вокруг грохотало и полыхало. Ты знаешь, на этот воинский парад я растратил все сбережения — продал всё, всё, что можно, распрощался со скотом, с родительским наследством, посудой да одёжей. Потому-то к вам в сад и полез! Но оно того стоит, не правда ли? Смотри, какой меч! — Мальчишка, выхватив меч из ножен, произвёл молниеносный выпад. — Совсем новый! А средства — ничего, совладаем. Будет, где раздобыть. Сарацины — народ побогаче нашего, поэтому то, что я разорился на меч и кольчугу, — очень мудрое решение. Настанет день, когда я заживу так, что не вспомню о былых утратах! Было бы впору иметь ещё щит, меч такой же, только длинный — как у настоящего рыцаря, копьё да лук со стрелами, да ещё… Ты туда, туда глянь!

Ян указал на высокого рыцаря, что-то втолковывающего своему оруженосцу в футах десяти от юношей.

— Видишь меч? На ремнях в ножнах болтается. Вот я понимаю — меч, а у нас так — клиночки! Но ничего… ничего. Не знаю, как ты, а я-то накоплю…

— Но ведь мы держим путь в Священный Град, а значит, твоя совесть должна быть чиста! Неужели ты собираешься грабить и мародёрствовать? — изумился Жеан, прервав Яна на полуслове.

— А что в этом такого? Ты так удивляешься, точно боевое снаряжение, кони, пища — это сродни воздуху и бесплатно людям достаётся!

— Я слышал, Боэмунд собирается договориться с ромеями насчёт пищи.

— С ромеями? Правда? Они же вруны!

— Откуда ты знаешь?

— А вот знаю, и всё! Потомки римлян, язычников — хороши союзнички! — Ян округлил глаза. — Сестра, кстати, тоже на меня по обещании лучшей жизни как на варвара взглянула… да что-то про честь пробормотала ещё! Уж и забыла, видать, что, если бы не моё бесподобное умение воровать, она бы осталась без кольчуги. Нашло на неё… Сама, пока не наслушалась проповедей, воровала как миленькая! И это ещё не всё! Убивать я тоже умею, и довольно неплохо. А вот ты, верно, и капли крови на своём веку не повидал… кроме своей собственной. — Ян бросил взгляд на правую руку Жеана. — Рука-то не болит? Ты извини, погорячился. И за яблоки прости, обезумел я от голода.

— Погоди, ты сказал, что у тебя есть сестра?

— Ну да! — неожиданно просиял Ян. — Она где-то здесь. Пошли, глянем же.

Пылкий юнец бесцеремонно ухватил Жеана за руку.

— Стой-стой, если твоя сестра явилась сюда, чтобы проститься с тобой, значит, она скоро вернётся.

— Зачем проститься? Она с нами пойдёт!

Жеан разом опешил:

— Но ведь она… она! Разве Его Сиятельство позволит ей участвовать в походе в качестве воина?

— Лишняя плоть для рванья никогда не помешает. Не думаю, что сиятельным есть до этого дело. Будем идти в хвосте и не мешаться, тем более, коня у меня нет. Какой был — того сестре посулил. Вон она! Смотри!

Невысокая девушка выступила из толпы, восторженно озираясь по сторонам и ведя под уздцы низкорослую гнедую лошадь. Она также была облачена в рыцарское платье. По плечам лежали кудели взлохмаченных ярко-рыжих волос. Помимо желтовато-серого нарамника и громоздкой кольчуги, изрядно безобразивших болезненно-тощее сложение, при ней был меч и кольчужная сетка, которую она удерживала в руке, не желая пока надеть.

«Молодая дева в мужских штанах! Что может быть более несуразно и отталкивающе? Как только члены от брони не отнялись?»

— Кьяра, эй, Кьяра! — бодро позвал Ян, и девушка приблизилась. — Гляди, я тебе подходящего жениха нашёл! Он так же, как и ты, питается исключительно святым духом да запахом фиалок, а уж столько слов про совесть я не слышал с тех пор, как…

— Молчи, осёл! — властно одёрнула Яна сестра. Голос её был высоким, но твёрдым. — Сколько раз повторять, что я не собираюсь замуж? По Божьей милости мой суженый отошёл в иной мир, едва собрался жениться на мне! Подержи капюшон, Ян, я хочу спрятать волосы. — Кьяра подала брату кольчужную сетку и, вытянув из-за пояса льняной плат, принялась бережно подбирать свои непослушные кудри. — Ты тоже с нами? Как тебя зовут?

Представившись, Жеан задумчиво покачал головой и быстро поморгал, желая понять, действительно ли перед ним возвышается девушка, а не бесплотный плод его разыгравшегося воображения. Он заострил внимание на её лице. Пожалуй, оно не являлось идеалом женской красоты, но в его крупных чертах было что-то приятное. Какая-то детская непосредственность, несопоставимая с самим понятием войны.

Жеан едва не фыркнул.

«Дева воли. — И тут же его пренебрежение сменилось жалостью. — Погибнет. Непременно погибнет, если не обуздает своего строптивого пыла».

«Жеан! Жеан!» — заслышал он возгласы Пио из-за своей спины и поспешил откликнуться, простившись с Яном и Кьярой и разом выбросив последнюю из головы.

Наконец, явился Боэмунд в сопровождении племянника Танкреда и нескольких приближённых. Не впервой Жеану приходилось видеть его, но всякая встреча оборачивалась невыразимой бурей чувств — настолько потрясающе и невероятно было его обличье. Весь он был точно мифический герой скальдической баллады, точно древний великан, потомок Одина, познавший Христа и восставший из могилы на погибель неприятелю. Точно живое воплощение далёких предков Жеана, славных норманнских мужей, освободителей Сицилии из-под магометанского ига, чьи героические подвиги с самого детства будоражили и пленили его воображение. Несмотря на преклонность лет, пожилой граф был куда более красив, чем он предполагал. Величественное сложение, степенность поступи, лицо, украшенное густой бородой, вьющиеся, начинающие покрываться старческой сединой каштановые волосы, лучезарные глаза необыкновенной сини, что мерцали холодным, словно из Нифльхейма, огнём, — всё это внушало ужас и восхищение. Сегодня Боэмунд не был облачён в графскую мантию и платье из роскошной алой парчи, но выглядел подобно прочим крестоносцам. Однако при столь аскетичном параде грозная красота мужчины выступала ещё рельефнее, более того, он был ему вполне к лицу.

«Будь я женщиной, — подумал Жеан, — соблазнился бы. Будь сарацином, никогда не стал бы с ним драться. Сколько же византийцев, магометан и вражеских сеньоров пало от его меча? Десятки… Нет, сотни. Говорят, его отец — Роберт Гвискар — был победоносец. Бьюсь об заклад, Боэмунд ему ничуть не уступает!»