Концертмейстер - Замшев Максим. Страница 88

Обсуждая это, солдаты неизменно посмеивались — слишком уж комично выглядели Бубнов и иногда также забиравшийся на подставку Усов, когда громогласно грозили покончить навсегда с существованием в казарме гражданской одежды.

Первая ночь 1977 года выдалась бурной для Арсения. Конечно, в казарме отмечать Новый год было рискованно, но солдаты оркестра выдумали хитроумный план. Стол они накрыли в каптерке. На случай прихода патруля или дежурного по академии каптерка закрывалась на ключ, а солдаты мигом забирались под одеяла и изображали из себя крепко спящих. Не повезло лишь дневальному и дежурному: им не наливали из опасения, что проверяющие, если придут, учуют запах алкоголя. Правда, оба бойца взяли с товарищей железное обещание при первом же случае компенсировать им пропущенную дозу алкоголя.

Арсений, выпив с товарищами сладкого шампанского, затосковал сильнее обычного. Ему очень захотелось к отцу. Однако сейчас для самоволки время не самое удачное. В праздники бдительность армейского начальства в разы усиливается. Конечно, можно было уговорить себя, что офицеры тоже люди. Им тоже надо выпить, закусить, Новый год отметить. Наверное, это более приятное занятие, чем солдат пасти.

Но опасность все же велика.

Да, он уже ездил в Москву, встречался с дедом, который чуть не плясал от радости, когда увидел его, но тот выезд, та самоволка была тщательно спланирована; все риски учитывались, все были предупреждены. Он уехал в субботу утром, а вернулся в понедельник рано-рано. В выходные по ночам оркестр на его памяти патрули не дергали, а на дневное время у него имелись увольнительные. Но сейчас?

Сейчас все по-другому. Засекут его — ему конец! Подставит и себя, и сослуживцев.

И все же он вышел из казармы.

Пьяные его товарищи, конечно, ему попеняли, но он сослался на вымышленную подругу, к которой ему нужно съездить «бросить пару палок», отчего солдаты с завистью присвистнули. Вырваться на встречу с барышней — в армии дело святое! Препятствовать этому — западло.

На проспекте Маркса он огляделся: не бредет ли где бессонный академический патруль? Ни одной живой души. Только острый бесприютный запах зимы. Только бесконечное небо, сегодня не серое, как обыкновенно, а темно-синее, с бессонным бельмом почти полной луны.

Пошел к реке, чуть наклоняясь вперед, тем самым закрывая лицо от ветра. Чуть вдалеке, по правую руку, словно впечаталась в берег «Аврора» со своими тремя трубами и вытянутым корпусом с острым носом. Над ней соединялись изящные контуры Нахимовского училища с небесной твердью, а немного левее черным массивным прямоугольником приземлял весь вид сталинский многоэтажный дом.

На мосту Свободы Арсений задержался. Обожаемый, самый лучший вид на город сегодня не вдохновлял. Слишком сиротливо жались друг к другу особняки на набережной Кутузова, слишком темными и поникшими были их стены, слишком широкой и безалаберной — заледеневшая Нева. Он уже давно научил себя проходить со спокойным, не дрожащим сердцем мимо поворота на улицу Чапаева. Сейчас он, правда, в первый раз предположил, что, наверное, в комнату, где они с Леной разбросали столько счастья, уже кто-то въехал. Куда делись мебель, посуда? Кому-то достались? Или родственникам позволили забрать вещи? Хотя какая теперь разница! Ее больше нет в этом городе, в этой стране, там, где он мог бы за нее бороться.

В конце улицы делила перспективу надвое тонкая игла Петропавловки. Это его маяк. Его ориентир! Там, рядом с ним, папа! Они часа полтора назад поздравили друг друга по телефону. Наверное, он обрадуется, когда увидит его.

Неизвестно откуда в это время взявшийся, мимо него прогремел трамвай! Внутри не было ни одного человека.

Открыв дверь в их с отцом квартиру, он услышал отцовский голос, что-то увлеченно пересказывающий. Странно! У него гости? Почему он ничего не сказал? Второй голос оказался женским. Папа встречал Новый год вместе с женщиной? Это было неожиданно. Но и хорошо. Голос у отца такой довольный.

— Олег! Там кто-то, по-моему, пришел.

— Не может быть, тебе показалось.

— Нет-нет, точно.

Олег Александрович вышел в коридор.

— Боже мой, сынок!

— С Новым годом, папа!

— И тебя, мой дорогой! Как ты вырвался?

— Сейчас можно. У офицеров и прапорщиков тоже есть новогодняя ночь.

Арсений как был в шинели и шапке, так и стоял.

— Здравствуйте. — Из-за спины Храповицкого-старшего выглянула миловидная женщина лет тридцати. — Раздевайтесь, что же вы встали?

Арсений, сев за праздничный стол, понял, как он соскучился по таким вот домашним посиделкам. Женщиной, проводящей новогоднюю ночь с его отцом, была та самая Аня, что когда-то ухаживала за отцовскими родителями, потом они прописали ее в этой квартире, и она, когда Арсений и Олег Александрович прибыли в Ленинград, сказала, что квартира по праву их и она на нее не претендует. Отец представил их друг другу.

«Вроде бы отец говорил, что она замужем. Дети есть. Хотя не мое это дело», — размышлял Арсений.

Они все втроем мило пообщались какое-то время, и Арсений решил, что ему пора уходить. Пусть отец останется вдвоем с той, кого пригласил. Он имеет на это право. Он еще в самом соку. Но куда идти? В казарму пока рановато. Зачем тогда с таким риском, да еще в форме, выбирался из нее?

Пришло в голову позвонить Кате. Номер он тогда, после их случайной встречи на танцах, запомнил. Память на цифры его не подвела.

Вряд ли она, конечно, дома. Но вдруг…

На том конце трубку взяли почти сразу.

— Привет. С Новым годом. Это Арсений.

— Привет! И тебя с Новым годом!

— Что делаешь?

— «Голубой огонек» досматриваю. А ты?

«Голубым огоньком» в СССР называлось новогоднее шоу с участием всех звезд советской эстрады, театра и кино. Особым почетом тогда пользовались разного рода шутники, пародисты и куплетисты. Их номера ждали с куда большим энтузиазмом, чем выходы Кобзона, Лещенко и Эдиты Пьехи. Волновались также и за то, как будет выглядеть, какой наряд продемонстрирует Алла Пугачева, в народе чаще всего прозываемая Пугачихой.

— Я ничего особенного не делаю.

— Ты в казарме?

— Нет.

— Что значит «нет»?

— То и значит. В самоволке я. Но это не страшно.

— Как не страшно? Ты меня такими ужасами пугал в прошлый раз.

— Может, я зайду?

— Ну заходи. Я, правда, спать собираюсь… Но нет. Заходи, конечно.

Всю дорогу до Катиного дома Арсений сомневался, правильно ли он себя повел. Отец и Аннушка так уговаривали его остаться! Но он сослался на необходимость вернуться к месту службы. А сам!.. Дома за столом он ничего не выпил. Все еще стеснялся при отце. Да и все еще не возникало желания с шиком отметить Новый год. Что ждет его в этом еще одном году без Лены? В феврале ему исполнится 21 год.

Катерина действительно собиралась спать. Это нетрудно было заметить по ее виду. Но она собралась. Отогнала сон на максимально возможное расстояние от себя. Достала шампанское, салат оливье, икру, ветчину.

Арсений удивился, что она в Новый год дома одна, сказал, что не чаял ее застать, позвонил наудачу, полагал, что она веселится где-нибудь в приятной компании.

Катя потянулась, довольно улыбнулась:

— Родители поехали гулять на дачу к каким-то знакомым. Меня звали, но я не люблю эти старперские пьянки. Друга сердечного у меня нету. Ни жениха, ни поклонника… Вот и сижу одна. Тебе шампанское не нравится? — Катя заметила, что Арсений поднял бокал, но не отпил ни глотка.

— Не очень хочется. Да и на службу утром возвращаться.

— Поешь тогда. Я оливье много наготовила. Сама не знаю для кого.

Арсений уже наелся дома, но из вежливости Катин оливье отведал. Вкусный.

Город. Парень и девушка. Новогодняя ночь. Будь они внутри какого-нибудь фильма, все бы кончилось постелью. Но жизнь не фильм. Они вспомнили общих знакомых, посмеялись над чем-то совсем незначительным из прошлого. Арсений спросил, какая у нее дипломная программа. Она ему перечислила все произведения. Все это ничего не значило. Ни их воспоминания, ни ее программа. Значило только то, что следующий год обещал быть лучше. И они оба верили в это.