Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 31

— Что? Да… То есть, нет. Да, в смысле, нет, это не нужно.

Альберт встал. Не встал — вскочил, и отошёл к её картине, пытаясь успокоиться. Она рисовала шторм. Он рассматривал рваные мазки и почти видел это буйство стихии.

— В этой картине слишком много силы и ярости… и страсти…

Иррис отложила книгу, тоже встала и, отойдя за мольберт, отвернулась, глядя на море.

— Я хотела сказать тебе — спасибо, — произнесла она тихо, — за то, что ты снова меня спас. И за ту цену, которую ты готов был за это заплатить. И мне снова нечем тебя благодарить… но я хочу, чтобы ты знал — если придётся выбирать, чью жизнь спасти: твою или свою, я, не колеблясь, выберу твою...

Она вздохнула и добавила:

— …Ты спрашивал... Да, мы можем быть друзьями. Хотя я знаю, что ты всё равно нарушишь все свои обещания, потому что ты это ты. Но мы можем попробовать это сделать.

Иррис посмотрела на него и робко улыбнулась.

Это были самые горькие и сладкие слова, которые ему приходилось слышать. Он был почти счастлив и почти убит ими. Потому что она только что сказала, что готова отдать за него жизнь, и это было так сладко слышать, но лишь потому, что чувствовала бремя вины и долга, и вот это было горько.

— Так, значит… теперь друзья? — спросил он, не в силах удержать глупую улыбку.

— Да, — она улыбнулась в ответ, уже уверенно и искренне.

И эта тёплая и такая лучистая улыбка заставила потерять голову, и едва не толкнула Альберта тут же всё разрушить. Шагнуть ей навстречу, сгрести в охапку и поцеловать.

Они говорили ещё долго. О видах с холма, игре света и тени, об ашуманской магии, о всякой ерунде, как два незнакомых человека, встретившихся в чьей-то дружеской гостиной. Они старательно обходили в разговоре историю их знакомства и всё то, что произошло между ними недавно. И Альберт порывался несколько раз уйти, но каждый раз, пытаясь прощаться и делая шаг в сторону, он возвращался с очередным вопросом. Снова и снова спрашивая её о том, о чём она говорила охотно — о картинах, о красках, о лошадях, и откровенно любуясь её воодушевлением.

Альберт совсем растерзал шляпу и бросил её на траву. У него было ещё полно дел, а солнце уже давно перевалило за полдень, но он понимал, что добровольно уйти не в силах, и ждал, когда за него это сделает Иррис — сама уйдёт или просто прогонит его, но она всё не уходила и не прогоняла.

И лишь когда появилась Армана, приглашая хозяйку к обеду, он опомнился и попрощался. Он обещал её не смущать, но она всё равно смутилась. Покраснела и замялась, а потом попросила одну из книг, обещая прочесть её полностью в поисках чего-нибудь полезного. И он отдал ей их все с радостью, потому что понимал, что это повод снова её увидеть. И пусть в этих книгах не будет даже крупицы чего-то полезного — это предлог, чтобы опять встретиться и поговорить, соблюдая установленные сегодня границы.

Он шёл по тисовой аллее, не чувствуя под ногами земли и думая лишь об одном:

Проклятье! Быть друзьями, оказывается, невыносимо сложно!

Глава 23. Коварные планы

Альберт сначала наведался к Мунсу. Если кто в городе и знает все злачные места, так это он.

Мунс долго вертел бутылку, осторожно держа её двумя пальцами, понюхал содержимое и, прищурив свой единственный глаз, сказал:

— Мой нос не так хорош, как твой, но, если это та штука, о которой ты говоришь, — он потёр нос кулаком, — есть одна ведьма в ашуманском квартале, она и её сын занимаются такими вещами. Всё остальное, что продают там, на улицах — подделки. И она должна знать, откуда такой яд. Если кто его и сделал, так это только она.

Мунс объяснил, как найти её лавку, и Альберт поехал, не мешкая.

Ашуманский квартал — самая старая часть Эддара — находился на возвышенности к западу от порта. Хитросплетение узких улиц, мощённых булыжником, трёхэтажные дома, опоясанные галереями балконов, разделённых колоннами и деревянными кружевами ажурных решёток. Первые этажи — сплошь лавки, в которых продаются чудеса со всего света: деревянные статуэтки, панцири черепах, раковины, амулеты, жемчуг, бисер, пряности, зеркала, чучела странных животных и ярко раскрашенные маски. Тут же стоят жаровни, где за пару медных лей можно купить рыбёшку, печённую на углях с белым корнем, завёрнутую в виноградные листья.

Здесь царит алый и чёрный, здесь дверь каждой лавки украшает узор из переплетённых змей в виде восьмёрок — ашуманский символ удачи, и на каждом перекрёстке под зонтом сидит гадалка в пёстрой юбке и красной кофте, раскладывая засаленные карты. Или играет дудка заклинателя, и из плетёной кубышки, покачиваясь, выглядывает змея, заворожённая тягучей мелодией…

Говорят, история Эддара началась с этого места, когда переселенцы из Ашумана прибыли сюда на своих кораблях. Говорят, что и прайд Стрижей берёт своё начало от наффирских колдунов, и в это можно поверить, глядя, как умело орудуют мастера камня, вырезая из обсидиана неугомонных быстрых птиц.

Это место пугает и притягивает всех, кто впервые попал в Эддар.

Но Альберт был знаком с изнанкой это мира. Он знал, что большинство этих гадалок на улице — шарлатанки, что чучела внутри набиты соломой, приворотные зелья — просто настойка золотого корня, у змей, танцующих под дудку, вырван ядовитый зуб, а амулеты от дурного глаза — просто камни с дырками, которые дети лавочника ищут на берегу моря.

Слюдяной фонарь висел над входом в нужную лавку. Альберт нырнул в её тёмное нутро, в удушливое облако кардамона, сандала, прогорклого жира и кедрового масла, и прищурился, разглядывая полки с рядами пузатых склянок. В лавке было тесно, а после ярко света улицы ещё и темно.

За прилавком стоял коренастый мужчина, оглаживая коротко стриженую чёрную бородку, он учтиво кивнул посетителю, приглашая войти. В углу, спиной к двери, сидела старуха в цветастом тюрбане и перебирала в корзине какие-то корешки, очищая их от присохшей земли.

— Что бы ни понадобилось благородному господину, у нас всё найдётся, — нараспев произнёс продавец, разглядывая посетителя. — Благовония? Мази от ран? Обереги?

Альберт окинул взглядом висящие на связках сушёные куриные лапы, амулеты, мешочки с травой, плетёные из волоса браслеты, и, облокотившись о прилавок, спросил:

— Мне нужно одно средство… на основе змеиного яда…

— Мазь от боли в суставах? — вкрадчиво спросил продавец.

— Не совсем. Средство, скорее, противоположного свойства.

— Насколько сильное?

— Самое сильное.

Продавец некоторое время изучал лицо Альберта, но видимо, чем-то оно ему не понравилось, потому что, снова погладив бородку, он задумчиво посмотрел в угол и произнёс:

— Боюсь, благородный господин, у нас нет такого средства. От мозолей или прострела — пожалуйста, мазь с пчелиным ядом… Может, благородный господин желает попробовать средства для мужской силы?

Альберт достал из сумки бутылку и поставил на прилавок.

— Благородный господин желает знать, кому ты продал эту отраву, — произнёс он негромко.

Продавец осторожно взял бутылку, откупорил пробку и понюхал.

— Вино?

— Ага. И не только. Меня интересует и второй компонент.

— Боюсь, я не совсем понимаю благородного господина. Мы не торгуем вином. Мы торгуем травами, благовониями и лекарствами, — он отставил бутылку в сторону, собираясь ещё что-то сказать.

Но рука Альберта взметнулась, молниеносно схватив продавца за шею. И он ударил его о деревянный прилавок лбом с такой силой, что банки с травами подскочили и звякнули друг о друга. А затем прижал к гладкой поверхности стола голову мужчины, едва не расплющив её, так сильно, что тот даже взвыл от боли.

— Облегчу тебе понимание, гадёныш, — произнёс Альберт спокойно, приставив нож к уху продавца, — видишь ли, в этой бутылке яд, который ты продал тому, кто подлил его в это вино. И оно чуть не убило одного… моего друга. И ты дальше можешь торговать травами и благовониями сколько влезет, если, конечно, останешься в живых. А ты хочешь остаться в живых?