Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 32

— Да, благородный господин, да! Не убивайте!

— Для этого ты должен мне сказать, кто купил у тебя этот яд. И если дорожишь своим ухом, то сказать очень быстро.

Альберт чуть нажал, и от мочки уха мужчины по щеке потекла струйка крови. Продавец принялся причитать, умоляя не убивать, но его стенания оборвал резкий окрик старухи:

— Нахди! Скажи ему! Скажи, кому ты это продал.

Альберт посмотрел на старуху. Она даже не обернулась, не перестала разбирать свои корешки, но что-то в её голосе показалось ему знакомым.

— Ладно! Ладно! Я скажу! Только не убивайте меня, благородный господин!

Альберт убрал нож и разжал руку.

— Женщина! Я продал это женщине! — воскликнул продавец, прижимаясь к полкам позади себя и дотрагиваясь до пореза на ухе.

— Какой женщине?

— Я не знаю!

— Кажется, ухом своим ты всё-таки не дорожишь…

— Нет! Стойте! Стойте! Она пришла на прошлой неделе. В плаще, в капюшоне, вечером, перед закрытием. Темно уже было, мы только свечи зажгли. И она лицо прятала! Молодая, голос низкий бархатный, красивая, золотые браслеты на руках — не служанка. Госпожа. Сказала, что ей нужно. Я обещал сделать. Потом пришла в назначенный день. Заплатила хорошо — чистым золотом.

— Белокурая? Высокая? — Альберт подался чуть вперёд, и остриё кинжала нацелилось продавцу в лицо.

— Нет, нет! Рыжая. Волосы, как огонь с золотом. И глаза голубые. Большая грудь… когда платила, плащ распахнулся, я видел.

Альберт усмехнулся и покачал головой.

Хейда! Вот же, рыжая дрянь!

Он задушит её! Утопит в фонтане! Да он из окна выбросит эту мерзавку!

— Ты не врёшь мне? — Альберт прищурился.

— Не врёт, — ответила старуха глухим голосом, — я тоже её видела. Это женщина из дворца.

Альберт не стал задерживаться. Гнал коня, обдумывая план расправы над коварной мачехой, и попадись она ему в руки сейчас, он бы заставил её саму выпить остатки вина из бутылки. Но чем ближе был дворец, тем сильнее терзали его сомнения.

Зачем это Хейде?

Она вдова. И она человек. У неё есть сын — законный наследник Салавара Драго, который к тому же ещё мал, чтобы принимать участие в поединке. Её будущее здесь обеспечено, кто бы ни стал верховным джартом. И ей ничем не угрожает Иррис. Так зачем ей это делать?

Если только…

Если только её об этом не попросил кто-то другой. Хейда — глупая курица. Что там говорила Милена — они теперь друзья?

Выходит, он был прав, и это всё спектакль Милены? Сделать так, чтобы всё слишком уж явно указывало на неё, изобразить праведный гнев, придумать байку про Гасьярда, выдрать ему волосы при всех. И в конце попросить Альберта помочь, чтобы на ложь её проверил Тибор.

А он и помог. И его стараниями Милена уже не под арестом в своей комнате.

Умно!

Он осадил лошадь, не доезжая до ворот, спрыгнул, набросил повод на ветку и присел на камень у дороги.

Нет. Он не будет никого топить в фонтане. Милена — коварный враг, её непросто будет обвинить. Будет лучше, если она пока не узнает о его открытии. Её попытка не удалась, и она, наверняка попытается снова, только теперь уже не с ядом. Как бы ни была противна эта мысль, но ему придётся остаться с ней в союзниках, чтобы выяснить все подробности у Хейды. И Хейда не должна догадаться, она должна всё рассказать ему сама.

А для этого нужно не так уж и много — просто приударить за ней. Единственное, перед чем не могла устоять его мачеха, так это перед мужским вниманием.

***

Иррис пришла во дворцовый Храм впервые.

Ей, выросшей среди людских Богов отца, молиться здесь было в новинку. Но теперь она принадлежала прайду, теперь она уже и не человек вовсе, и ей полагалось молиться здесь. Только она не знала айяаррских молитв, а впрочем, это было неважно. Кое-что она успела прочесть в книгах, и главная мысль, которая звучала с их страниц — молиться нужно огню.

Она велела охране остаться за дверью и осторожно вошла внутрь.

В Храме было сумрачно и пусто, служба ещё не началась. Под потолком отсветы низко висящего солнца разбивались о витражные окна, но внизу уже было темно. Иррис зажгла свечи, все, какие стояли в золотых подсвечниках, присела на скамью и стала смотреть на пламя.

Огонь очищает…

Огонь лечит…

Огонь спасает…

Огонь просветляет ум…

Огонь указывает путь…

Огонь освобождает…

Так писали в книгах. Айяаррские молитвы просты. Нужно просто выбрать свою…

Но как выбрать, когда ей нужно это всё и сразу?

Отец воспитывал её в человеческой вере. У людей есть понятие греха, и она грешна — в своих мыслях, в своих поступках и в своих желаниях. Но у айяарров такого понятия нет. Есть только воля Богов, а и она проявляется через силу. А ещё есть предназначение. Если ты умножаешь свою силу — ты следуешь воле Богов. Сила ведёт тебя и указывает путь — твоё предназначение.

Только вот какое у неё предназначение?

Она в тупике. Она не знает, как следовать этой силе и воле Богов, она вообще не понимает, что она должна делать и что из этого правильно! Она знает только, что совсем запуталась…

Потому что воля Богов в том, чтобы она стала женой Себастьяна, соединила с ним свой Поток, умножив силу прайда, и совсем недавно она искренне этого хотела. А теперь от той Иррис осталась только оболочка, которая продолжает играть роль невесты — меряет свадебное платье, говорит с портнихой, принимает ухаживания жениха…

Но её душа, её мысли, её сердце — они теперь в другом месте. Они увязли в грехе, как в болоте, и она не может оттуда выбраться. Она потеряла все ориентиры и уже не знает, как поступить правильно.

Эта связь с Альбертом — с каждым днём растёт и чувствуется всё явственнее, она всё сильнее притягивает их друг к другу, и Иррис понимает, что должна пойти к Себастьяну и Гасьярду и всё им рассказать. Ведь это правильный и единственно верный поступок. Гасьярд, как Заклинатель, сможет исправить всё, что началось на озере, и прекратить эту пытку, разорвав связь.

Тогда все Боги — и людские, и айяаррские — все будут довольны.

Иррис долго не могла понять, почему же она до сих пор не сделала этого, почему ей так стыдно, мучительно и больно, ведь она ни в чём не виновата, и расскажи она всё — ей станет легче. Не нужно будет больше изводить себя. Прятать взгляд. Испытывать неловкость.

И лишь сегодня она поняла причину. В тот момент, когда говорила с Альбертом у ротонды. Когда слушала его предложение дружбы. Он сказал, что не хочет ни к чему её принуждать, не хочет, чтобы она страдала, и что он найдёт способ разорвать эту связь.

Именно в этот момент она поняла, что не хочет, чтобы он это делал.

Она поняла, что этот страх ожидания его горячих взглядов, этих, сводящих с ума пугающих прикосновений, этого тепла, что исходит от него, этот страх — одновременно мучительный и невыразимо сладкий, и она очень боится всего этого, но в глубине души гораздо больше боится это потерять.

В какой момент всё изменилось? Как она стала заложницей этой магии? Что случилось с той Иррис, которая дала Альберту пощёчину у озера?

Почему ни разум, ни воля не могут противостоять сейчас её мечтам и мыслям о его руках, о губах, на которые она сегодня смотрела украдкой, думая о том, что ей снилось, и о его голосе, от которого сердце бьётся через раз?

Как победить эту магию?

До свадьбы осталось два дня, и если связь не разорвать, то как она сможет выйти замуж за Себастьяна?

Она стала избегать своего жениха, придумывая разные предлоги, чтобы не оставаться с ним наедине, стала бояться его прикосновений и поцелуев, потому что она сходила с ума от этой лжи и ненавидела себя за всё. За свою слабость и неспособность признаться Себастьяну, за то, что не в силах отказаться от этих мыслей об Альберте, за своё малодушие и зависимость от обстоятельств. Ведь это неправильно — смотреть на Себастьяна и думать о губах другого мужчины. Это унизительно и нечестно по отношению к нему. Иррис чувствовала себя предательницей, лгуньей, падшей женщиной.