Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 33

Это просто отвратительно…

И вопреки этому пониманию сегодня она сделала ещё один шаг в бездну — приняла дружбу Альберта, оправдываясь тем, что ведь в дружбе нет ничего такого. Когда-то она доказывала это тёте. И в той дружбе, и правда, ничего такого не было. А вот сегодня она лгала уже сама себе, понимая, что дружба — всего лишь удобный предлог, чтобы быть с ним рядом, видеть его и слышать, встречаться с ним безнаказанно и перебирать потом в уме мгновения этих встреч. И что правильно и честно было бы отказать ему в этом, как она делала раньше. Либо расстаться с Себастьяном сегодня же, сейчас же — сказав ему всю правду. Но она не могла сделать ни первого, ни второго.

Поэтому она пришла в Храм.

Она лгунья. Она безнравственная и аморальная особа.

Боги милосердные, как же она грешна!

И мысль пойти и броситься со скалы, как когда-то в Мадвере, снова мелькнула у неё в голове. Иррис понимала, что это малодушная попытка сбежать от трудного решения, но она снова и снова его откладывала, надеясь, что всё решится само собой.

Ничего не решалось, и с каждым мгновеньем становилось только хуже.

Потому что после сегодняшней встречи с Альбертом возле ротонды она осознала, что совсем не может ему сопротивляться. Что не может заставить себя отодвинуться от него, сидя на скамье, не может не смотреть на него, и не чувствовать его огонь, от которого трепещет сердце. Она даже уйти добровольно не может, а он и рад, и если бы не Армана, она бы простояла с ним до ночи. Она и на обед шла, как сомнамбула, и долго стояла за дверью, боясь войти в обеденный зал, ведь там был Себастьян, а Иррис испытывала неловкость от предстоящей встречи, словно уже изменила ему, пусть даже мысленно.

Иррис сидела перед свечами, закрыв глаза и переплетя пальцы в молитвенном жесте, и шептала беззвучно.

Боги милосердные, я грешна! Что мне делать? Укажите мне путь!

Огонь освобождает…

А ей нужна свобода! Свобода от этих мыслей, от клубка желаний внутри неё, от этой паутины лжи… Ей нужна она сама, прежняя Иррис, способная принимать здравые решения!

Кто-то подошёл и присел рядом, вырвав её из молитвенного погружения, и она невольно вздрогнула.

— Прости, я не хотел нарушать твоего уединения, — рядом оказался Гасьярд.

Он подошёл почти беззвучно. Как всегда, безупречно одет: зелёные брюки, рыжий атласный жилет с мелким рисунком, неизменный платочек в кармане… Жёсткий воротничок рубашки охватывал его шею, придавая ему надменный вид, и изумруд в булавке, которой был заколот шёлковый галстук, блеснул поймав гранями пламя свечей.

— Ничего. Я уже собиралась уходить, — ответила Иррис, порываясь встать.

Она хотела побыть здесь ещё некоторое время, но молиться рядом с Гасьярдом было плохой идеей. Его вкрадчивый голос, немигающий взгляд, жар, который исходил от него — всё это пугало. А он сел как-то слишком близко, хотя скамья была длинной, но она заметила, что последнее время это вошло у него в привычку.

— Посиди ещё немного. Я… хотел поговорить с тобой, — ответил он тихо, глядя на пламя.

Сердце дрогнуло. Что-то в тоне его голоса совсем не понравилось Иррис.

Он догадался… Он знает!

Хорошо, что в Храме был полумрак, потому что кровь бросилась ей в лицо, и вдруг стало стыдно.

— О чём?

— О предстоящей свадьбе, — он закинул ногу на ногу и, положив руки на колено, переплёл пальцы. Иррис обратила внимание, что в отличие от других членов семьи, он носил лишь одно кольцо — перстень Заклинателя. — Видишь ли, у нас есть некоторая проблема, которую я не знаю, как решить.

— Какая проблема? — спросила Иррис, стараясь выглядеть спокойной.

— Вернее, у нас их даже две. И первая проблема — это ты, Иррис, — Гасьярд повернулся к ней и посмотрел в глаза.

— Я? — спросила она, и голос едва не сорвался. — И какая же во мне проблема?

— Ответь мне честно, только не лги, мы всё-таки в Храме, — Гасьярд внезапно взял её за руку, — ты любишь Себастьяна?

Он смотрел ей прямо в глаза, не мигая, и его рука удерживала её запястье достаточно крепко, но не больно, и от него шёл жар. Не мягкое тепло, как от Альберта, а почти огонь — нестерпимый, как от открытой печи, и этот огонь поймал Иррис в петлю, не давая отстраниться.

— Отпусти меня, — прошептала она.

— Ответь, и я отпущу. Ты любишь Себастьяна?

Жар, казалось, вонзился в самое сердце.

— Нет.

Это признание вырвалось само собой, потому что лгать под этой пыткой огнём и взглядом Гасьярда она не могла. И он тут же отпустил её руку, а на лице появилось какое-то подобие понимающей улыбки.

— Так я и думал, — произнёс он спокойно, — и это проблема. Видишь ли, я не могу закончить ваш ритуал, потому что ты сама не хочешь этого. Ты сопротивляешься, и я всё не мог понять, почему. Но, видимо, потому что не испытываешь к Себастьяну по-настоящему сильных чувств. Это так? Что ты испытываешь к нему? Скажи.

— Я… он мне нравится, я уважаю его, мне с ним интересно…

— Но… не любишь, — Гасьярд откинулся на спинку скамьи, — что же, это объяснимо

— Я ведь не знала… не знала, что любовь необходима для этого! — воскликнула она, оправдываясь. — Я пытаюсь…

— Нет! Нет! Не вини себя, — Гасьярд снова повернулся к ней, — в этом нет твоей вины. Так… иногда бывает. Видишь ли, в некоторых случаях наша воля сильнее, она может противостоять даже огню, но в этот раз, я думаю, причина совсем в другом.

— В чём же? — сердце у Иррис сжалось.

Причина в Альберте. В их связи. Она читала книги, она знает, что нельзя создать одновременно две связи. Но, если он спросит об Альберте, она не сможет соврать, она просто провалится сквозь пол!

— Ты когда-нибудь слышала о проклятье нашего дома?

— Да, кое-что слышала. Но говорят, что это неправда.

— К сожалению, это правда. Оно действительно существует, Иррис. Мой брат Салавар сделал одну глупость, в своё время… И его прокляла ашуманская жрица. Его и весь его род, всех его детей. Я не буду говорить, почему она это сделала…

— Я знаю, почему…

Гасьярд впился взглядом в её лицо.

— Вот как? Откуда?

— Я читала дневник отца. Я знаю о ребёнке, о том, что Регина — моя мать — бросила Салавара в день помолвки и сбежала с моим отцом. И я знаю, что это ты отдал Регине письмо от той женщины. Зачем ты это сделал? — спросила Иррис, не отводя взгляда.

Гасьярд поспешно отвёл взгляд, посмотрел задумчиво на пламя свечей и произнёс тихо:

— Я… Я понимал, что Салавару придётся жениться на этой жрице, чтобы не обрекать своих детей... Я объяснял ему последствия. И он должен был это сделать, тогда проклятье бы исчезло. Иначе его дети — их дети с Региной — родились бы с этим проклятьем. Но Салавар меня не послушал, он вообще никого не слушал. Он всё равно хотел жениться на твоей матери и сделать её несчастной, и весь их род. Поэтому я показал ей это письмо. Ведь Регина была очень разумной женщиной.

— Ты всё равно сделал её несчастной. Потому что она до последнего вздоха продолжала любить Салавара! — воскликнула Иррис.

— Да, наверное, ты права. Я ничего не добился и никого не спас, Салавар всё сделал по-своему, и после того, как его бросила Регина, пустился во все тяжкие. Он путался подряд со всеми женщинами, он наплодил бастардов, он постепенно сходил с ума, он женился не на тех, кого указывала Книга…

— Указывала Книга? Что это значит? — спросила Иррис.

— Ты же знаешь о Книге желаний — нашем Источнике? — спросил Гасьярд.

— Да.

— Книга указывает наиболее благоприятные союзы, те, которые дадут больше всего силы. Мы поэтому и поехали к твоему деду — Айрену Айфуру, потому что брак Салавара и Регины был бы самым сильным среди всех прайдов. Книга указала это. Это был редкий случай — подарок Богов. Регина была Потоком, Салавар — Искрой, их брак должен был создать новый Источник нашему прайду. И если бы мой брат слушал хоть кого-то…

— А что такое Искра? — спросила Иррис.