Шаукар - Рахаева Юлия. Страница 66
— Мейрам всё подтвердила в итоге, — добавил Оташ. — После ареста Улычена я сам поговорил с ней. И про Омари она тоже рассказала, что оговорила его по приказу Улычена, который совсем заморочил ей голову и запугал её.
— А сегодня, кстати, Элинор разыскал змеелова, который продал Ермеку эфу, — сказал Брунен.
— Да, — кивнул Акст. — Так что это косвенно доказывает, что именно Ермек принёс змею во дворец.
— Послушайте, а откуда у него деньги на всё это? — спросил Юрген.
— Хороший вопрос, — отозвался Брунен. — Первое время Ермек жил на накопления своих родителей, которые не прожили долго после смерти дочери. Затем он начал работать, брался за всё, что придётся. У меня нет доказательств, но я почти уверен в том, что на какое-то время Ермек присоединился к банде бродячих разбойников, которые нападали на путников и грабили их. В одном из таких нападений были украдены очень дорогие украшения. Так вот одно из тех украшений всплыло здесь, в столице. Скупщик говорит, что по описанию человек, принёсший ему это украшение, был очень похож на Ермека.
— Вот я так и знал! — воскликнул Юрген. — Так и знал, что он кого-то ограбил.
— Сагдай тоже приехал, — проговорил Оташ. — Он вспомнил Улычена, вернее, Ермека. Сагдай говорит, что от этого мальчика всегда веяло холодом. Такой не мог быть сыном небесного волка.
Когда гости ушли, Шу немного задремал, но вскоре его разбудил шум у дверей. Открыв глаза, Юрген не сразу поверил тому, что увидел. В лазарет в сопровождении лекаря вошла Сабира.
— Только недолго, — попросил лекарь и оставил их одних.
— Здравствуй, мой мальчик, — проговорила Сабира и села рядом.
— Как ты сюда попала? — удивился Шу.
— Великий шоно позволил.
— Позволил? Он разрешил тебе покинуть твою комнату?
— Да, чтобы навестить тебя. За дверью меня ждёт охрана.
— Какая муха его укусила?
— Думаю, это не муха, а кто-то покрупнее, — улыбнулась Сабира. — Значит, тебя вдохновили мои слова о шахматах и ты решил пожертвовать ферзём.
— Сработало же, — тоже улыбнулся Юрген.
— Будь я твоей матерью, отшлёпала бы тебя и не посмотрела, что ты уже взрослый.
— Я и так весь болю, не надо, — тихо рассмеялся Шу.
— Знаешь, даже я не ожидала от тебя подобного.
— Да ладно уже вам всем. Что было, то было. Главное, Оташ теперь мне верит, а самозванцу нет.
— Я очень рада, что ты выжил, — проговорила Сабира.
— Я и сам рад. На самом деле я очень на это рассчитывал. Ты ведь знаешь, что я приказал Алтану позвать Оташа, а Бальзану зайти в покои Улычена через три минуты, после того как сам туда зайду? Так что я верил в то, что мне окажут первую помощь. Да и лекарь у нас хороший.
— Никогда больше так не делай.
— Надеюсь, что не придётся.
— Лекарь сказал, тебе нужно отдыхать, поэтому я пойду.
— Постой. Расскажи мне что-нибудь.
— Рассказать? — удивилась Сабира.
— Ну, легенду какую-нибудь. Или сказку.
— Сказку? Ну, хорошо. Я попробую. Слушай. Было это давным-давно, когда Шоносар не был ещё так велик как сейчас. В одном горном селении жил юноша, звали его Хаал, и был он добрым, а сердце его было открыто для каждого. Любая работа спорилась в его руках, и люди часто обращались к нему за помощью или советом. И никто не уходил обиженным. Слава юноши дошла до одного очень богатого, но завистливого правителя по имени Жарас. Захотел он воспользоваться талантами Хаала, чтобы стать ещё богаче. Хаал был юношей очень свободолюбивым и, узнав об этом, решил уйти в горы и поселиться там. Люди продолжали идти к нему за помощью, но дорогу могли найти только чистые сердцем. Тем временем Жарас прознал, что другой правитель, которого звали Кайым, был намного богаче, чем он, и решил он пойти на него войной. Кайым же тоже захотел помериться силами с соседним правителем. Собрали они огромные полчища, разделив сарби на два враждующих лагеря, и направились войной друг на друга. Узнал об этом Хаал, кровью обливалось сердце его, когда думал он о том, что в угоду гордыне двух правителей могут погибнуть невинные люди. Собрал Хаал все свои силы и взмолился, обращаясь к Тенгри и небесному волку. И превратился Хаал в огромный горный массив, который стеной встал между двумя враждующими армиями. И отступили люди в страхе, увидев, как разверзлась земля и выросли скалы до небес. Поняли они, как горько ошибались, и опустились на колени перед священными горами. Самая высокая скала напоминала голову Хаала, заботливо смотрящего на землю и обнимающего её своими руками-горами. И до сих пор идут люди к горам Хаал, но дойти могут только те, чьи помыслы чисты, а желания искренны.
— Какая красивая история, — проговорил Юрген. — Я и не знал, что горы Хаал получили своё название в честь имени того юноши.
— Вы с Оташем были там и нашли желаемое, ведь так? Значит, ваши помыслы были чисты. А теперь спи, мальчик мой.
Узнав, что Улычен просит встречи с великим шоно, Оташ поначалу не хотел идти, но затем всё-таки передумал, решив, что может пожалеть об этом позже, ведь самозванец мог сообщить что-то важное, что упустили Альфред и Элинор. Улычен, а вернее, Ермек, выглядел абсолютно спокойным, будто бы не его должны были на днях казнить. Увидев Оташа, он подошёл к решётке и проговорил:
— Великий шоно, мне необходимо сообщить тебе нечто важное.
— Слушаю тебя, — ответил Оташ. — Только покороче.
— Если покороче, то Юрген умирает.
— Юрген не умирает. Это всё?
— Он умирает, потому что мой кинжал был отравлен. Я позаботился об этом заранее на всякий случай.
— Прошло три дня. Я не верю тебе, — Оташ развернулся, собираясь уйти.
— Дело твоё, — сказал Ермек. — Но это медленный яд. Первые симптомы могу появиться аж через месяц. Но вот если они появятся, а до этого пациенту не будет оказана своевременная помощь, его смерть неизбежна.
— Я всё равно не верю тебе. Ты слишком преуспел в своей лжи.
— Да, — усмехнулся Ермек. — Как тот мальчик, который кричал про волков. Но помнишь, чем дело закончилось? Однажды ему не поверили, и волки загрызли всех овец.
— Допустим, — проговорил Оташ. — Для чего ты это мне решил сообщить об этом да ещё и через три дня?
— Я могу назвать яд, которым был отравлен Юрген, чтобы вы смогли вовремя помочь ему.
— Дай догадаюсь, но у тебя есть условия?
— Да, великий шоно. У меня есть условия.
— И чего ты хочешь?
— Самую малость. Чтобы ты отменил казнь, дал мне немного денег и отпустил на все четыре стороны. Как только я буду в безопасности, я напишу письмо, в котором сообщу название яда.
— Ты сам-то себя слышишь? Даже если поверю в то, что ты наговорил, то почему я должен буду отпустить тебя? А если ты не напишешь мне письмо? В чём смысл?
— Да, согласен. Я могу и обмануть. Понимаю, тебе нужны гарантии. Я могу пойти на уступки, великий шоно. Напиши бумагу, в которой будет написано о том, что я не считаюсь преступником и волен поступать, как захочу. Отдай её мне. Тогда я назову тебе яд и покину Шаукар.
— Мне нужно время, — проговорил Оташ и зашагал к выходу из темницы.
— Помни о том, что у Юргена его не так много! — крикнул ему вслед Ермек.
Шоно поспешил к лекарю, который как раз закончил осмотр Юргена. Вытащив его в коридор, Оташ сразу перешёл к делу:
— Юрген может быть отравлен?
— Не понимаю твой вопрос, великий шоно. Кто мог его отравить? Он же в лазарете.
— Яд мог быть на кинжале?
— Теоретически да, но ни одного симптома у белого брата не наблюдается. У него была небольшая лихорадка, но его молодой и достаточно крепкий организм быстро с ней справился. Заживление раны проходит довольно успешно.
— Это может быть медленный яд?
— Это какой же? — задумался лекарь. — Три дня и ни одного симптома? И каково тогда должно быть его количество? Нет, я пока решительно не признаю такой возможности. Но дай мне немного времени, великий шоно, я хочу обратиться к книгам.
— Ступай. Я жду твоего ответа.