Шаукар - Рахаева Юлия. Страница 67

Затем Оташ направился к Альфреду. Брунен и Акст, как и обещали великому шоно, задержались в Шаукаре, чтобы помочь организовать сыскное дело. Оташ нашёл обоих в их покоях, норты только что закончили завтракать.

— Ермек заявляет, что Юрген отравлен, — проговорил шоно и пересказал свою беседу с Улыченом и также упомянул мнение лекаря.

— Есть вероятность, что Ермек блефует, — ответил Альфред, — но полностью отрицать, что он мог сказать правду, нельзя. Кинжал ведь остался в его покоях?

— Боюсь, что я приказал там убраться, а это значит, что кинжал могли протереть, — сказал Оташ.

— Значит так. Кинжал я всё-таки хочу отправить в Нэжвилль на экспертизу. При тайной канцелярии служат два талантливых химика, так что есть шанс, что они смогут отыскать остатки яда, если кинжал всего лишь протёрли тряпочкой. Другое дело, что на это потребуется время. Хотя Ермек сам утверждает, что яд медленный.

— Разве существуют настолько медленные яды?

— Увы. Если не упоминать, к примеру, мышьяк, но тут явно не он, то существуют и другие яды. Есть одно химическое соединение, крайне ядовитое, но его действие наступает не ранее, чем через месяц. Я знаю о нём, так как в Нэжвилле мы столкнулись однажды с подобным преступлением. Вот только, Оташ…

— Что?

— Если предположить, что это именно тот яд, то он смертельный.

— Стой, Альфред, — вмешался Элинор. — Хочешь сказать, что ты знаешь все существующие в мире яды?

— Не все, но многие. И ты тоже, Элли. Мы изучали этот вопрос.

— Вот именно, что не все. Так что рано делать выводы. Сам говоришь, может, Ермек блефует.

— Отошлите кинжал своим химикам, — сказал шоно. — И побыстрее.

— Элли, займись этим, — распорядился Альфред. — А ты, Оташ, должен снова поговорить с Ермеком, либо позволь мне сделать это. Если это такой сильный яд, то он должен был где-то раздобыть его. Нужно, чтобы он подробно рассказал об этом, иначе мы можем не поверить ему. Если не расскажет, значит, блефует.

— Поговори с ним сам, — кивнул Оташ. — Я не хочу больше видеть его рожу, потому что я могу просто не сдержаться и убить его на месте. Мне каждый раз хочется это сделать. Знал бы ты, скольких усилий мне требуется, чтобы держать себя в руках.

— Хорошо, я немедленно поговорю с ним. И ещё… мой совет тебе — не скрывай это от Юргена.

Оташ только молча кивнул. Не сразу, но он всё-таки направился в лазарет, где его ждал Юрген.

— Доброе утро, Таш, — с улыбкой поздоровался Шу. — Спасибо за то, что вчера разрешил Сабире навестить меня.

— И тебе доброе утро, эне. Как спалось?

— Нормально спалось. Почему у меня такое чувство, будто ты хочешь сказать мне что-то неприятное?

— Я тут говорил с Улыченом, — сев рядом, проговорил Оташ.

— Мне уже не нравится.

— Он утверждает, что отравил тебя.

— Чего? Это как?

— Ну, будто бы на кинжале был медленный яд.

— Это чушь, ты же понимаешь?

— Понимаю.

— По твоему лицу так не скажешь.

— Но ведь есть вероятность, что он говорит правду?

— Да скорее Омари выступит перед нами с танцем живота, чем Улычен скажет правду. Или как там его… Ермек.

— Эне, — Оташ не смог сдержать улыбку. — Крокодилы не умеют танцевать, сам знаешь.

— Надо на досуге спросить Омари об этом.

— Я рассказал о своём разговоре с Улыченом Альфреду и Элинору. Они отправляют кинжал в Нэжвилль каким-то химикам. Мол, если на нём был яд, они разузнают.

— И сколько времени пройдёт до тех пор? Таш, Ермек же что-то попросил у тебя, так?

— Так.

— Свободу?

— Отмену казни и свободу. Взамен он скажет название яда, чтобы мы могли тебе помочь.

— Не вздумай соглашаться!

— А если он не врёт?

— Улычен врал, врёт и будет врать, пока палач ему голову не отрубит. Прикажи казнить его уже сегодня, и забудем об этой истории. Я не хочу, чтобы он продолжал морочить тебе голову.

— Эне, он додумался притащить во дворец ядовитую змею и подбросить её Зульфас. Почему он не мог смазать ядом свой кинжал? Помнишь книгу про парня, который мстил за гибель своего отца?

— Ты про «Хэмиша», что ли?

— Точно, так его звали. Ну, вот он же тоже погиб из-за отравленного клинка. Когда ещё эта книжка была написана? Может, и Улычен её читал. Он ведь довольно умный.

— Только Хэмиш и умер почти сразу же, а я вон живой и на тот свет не собираюсь.

— Альфред рассказал, что бывают такие яды, от которых первые симптомы только через месяц проявляются. Я могу пойти на сделку с Улыченом, дать ему то, о чём он просит, написать эту бумагу, которая даст ему право покинуть Шаукар. Но я же потом могу и отменить своё распоряжение и приказать схватить его и казнить на месте.

— Мне кажется, это ты зря, Таш.

— Разрешите? — в дверях показался Альфред.

— Ты говорил с ним? — спросил шоно.

— Говорить-то я говорил, вот только…

— Что?

— Почему-то он не выдержал нашей беседы и потерял сознание. Так что я ничего не успел толком разузнать.

— Всё, я принял решение, — проговорил Оташ. — Улычен получит, что хочет. Но потом я прикажу его схватить.

— Альфред, что ты сделал с Улыченом? — спросил Юрген.

— Допросил, — развёл руками Брунен.

— Люблю тайную канцелярию. Нам тоже надо такую. Таш, может, ты всё-таки передумаешь?

— Нет, — сказав так, шоно покинул лазарет.

— Я понимаю, почему ты не веришь Ермеку, — проговорил Альфред. — Я сам ему не верю. Но я сталкивался с разными преступниками, и бывало всякое. Можно предположить наличие яда на клинке у человека, который десять лет вынашивал план мести.

— Зачем он ждал три дня и не сказал об этом сразу же? — отозвался Юрген. — Очевидно же, что он просто придумывал, как спасти свою шкуру. И вот додумался.

— Согласен. Но вероятность всё равно остаётся. Посмотрим, что скажет Ермек Оташу, когда тот выдаст ему эту бумагу о помиловании.

Шоно снова спустился в темницу, уже держа в руках приказ, который так жаждал получить Ермек. Приказав открыть дверь камеры, Оташ проговорил:

— Вот бумага, дающая тебе свободу. Называй яд.

— Я тебе не верю, великий шоно. Давай так. Ты найдёшь мне коня, и мы сейчас направимся к выезду из Шаукара, там ты дашь мне бумагу, оружие и деньги. И уже тогда я скажу название яда.

— Чёрт с тобой, идём, — махнул рукой Оташ.

Шоно выполнил все требования Ермека, хотя с каждой минутой его терпение грозило лопнуть всё быстрее. В сопровождении Алтана и Бальзана они доехали до выезда на восточную дорогу, где Оташ протянул Ермеку бумагу.

— Дай слово, что не прикажешь своим молодцам схватить или прикончить меня прямо сейчас, — проговорил тот.

— Даю слово, — сквозь зубы ответил Оташ.

— Оружие и деньги.

Получив разрешение шоно, Алтан отдал Ермеку пистолет и мешочек с серебром.

— Назови яд, — потребовал Оташ, глядя на то, как Ермек внимательно изучал содержимое бумаги. — Я сделал всё, что ты просил.

— Смысла называть яд нет, — ответил Ермек. — От него нет противоядия. Если уж он попал в организм человека, рано или поздно тому придёт конец. Так что извини, великий шоно. Ты забрал у меня сестру, а я заберу у тебя твоего брата.

Оташ достал свой пистолет и направил его на Ермека.

— Назови яд, — повторил он.

— Ты дал слово.

— Я дал слово, что не прикажу Алтану и Бальзану схватить тебя, но обо мне речь не шла. Я пристрелю тебя.

— Юрген умрёт, — ответил Ермек. — Ты можешь пытать меня, можешь натравить на меня всю тайную канцелярию Нэжвилля, но это не спасёт твоего брата. Он уже мёртв.

Оташ выстрелил. Ермек упал замертво, выронив бумагу и серебро. Монеты просыпались из мешочка с лёгким звоном.

— Надо было его пытать, — проговорил Бальзан. — Может, сказал бы правду.

— Уберите тело, — тихо сказал Оташ, развернул коня и поехал ко дворцу.

Он жалел сейчас лишь об одном — что не прикончил Улычена сразу же, как только обнаружил раненного Юргена. Оташ хотел судить самозванца по закону, и теперь вместо справедливости получил то, что получил. Он никак не мог поверить Улычену, который утверждал, что Юрген был уже мёртв. Оташ сам не до конца понимал почему, но он был уверен в обратном. Его друг, его брат не был отравлен, а Улычен всё это время блефовал, чтобы сделать им как можно больнее.